– Вопрос хороший вы задали, – засмеялась девушка. – Нигде точно не сказано, но я могу вам сказать, что нет, не вернет. Если человек в старости умирает от отказа какого-то органа или от болезни, появившейся уже в преклонном возрасте, то он будет оживлен идеально, совершенно здоровым, но годы технология не вернет. Болезни уже не будет, да и никогда ее больше не будет, отказавший ранее орган будет превосходным, но его жизнь в таком случае продлится только на некоторое время. Этот человек может испытывать на себе действие препарата раз в десять-пятнадцать лет с этого момента и продолжительность его жизни достигнет абсолютной вершины, как самая рекордная у долгожителей, а возможно, и на десятки лет больше. Но тем не менее человек все равно будет стареть, находясь в рассудке и полном здравии, и затем от старости умрет.

– А в случае, если человек смертельно болен, но еще не умер, эту технологию можно использовать?

– Самое удивительное – конечно, можно. Не будет ни побочных эффектов, ни вреда. Сколько угодно. Представляете, где-то есть человек, вероятно, использующий ее в своих интересах, по любому поводу. От царапины, например, или от кашля. Возможно, каждый вечер, употребив перед этим массу нездоровой еды и возжелав перед сном привести свое тело в идеальную физическую форму, он приводит эту технологию в действие. Конечно, я утрирую, но вполне может быть, что и правда всё так. Кто-то.

– Да уж… А известно что-нибудь о том, как такая технология появилась?

– Очень мало известно. Попробую рассказать всё, что знаю, об остальном можно лишь догадываться или додумывать самолично, и, быть может, что-то придуманное окажется верным.

В середине 50-х годов нашего века в одном из королевств – таких непохожих на нашу страну маленьких государств юго-запада Азии – произошел необычный случай. Ко двору короля было доставлено письмо от его верноподданного. Кто-то говорит, что это был кустарный лекарь, кто-то – что визирь. Никто не знает даже – девушка или юноша, старец или совсем почти ребенок, глупец, жаждавший наживы, или человек досточтимый и благородный. Королю не пишут без веской причины, и королевская почта почти не содержала в себе письма от подданных его королевства, лишь от монархов других стран, известнейших в своих областях персон и других важных мировых лиц. Но это письмо было исключением. Король был очень стар и милостив, как и подобает благочестивому государю. Он открыл это письмо сам, так было заведено издревле в его королевстве.

Что произошло дальше – никто не знает. Опять-таки, согласно слухам и обрывочным рассказам немногих, король находился в огромной дружбе со многими другими людьми – важными, великими, превосходными людьми. Среди них были не только монархи и президенты государств. Известнейшие и величайшие писатели, композиторы, артисты и ученые входили в круг его дружбы. Поэтому, вне всякого сомнения, король был очень образованным и интеллигентным человеком, чувствующим вещи подобно аскету и мыслителю – художественно, тонко, необыкновенно, – любознательным и внимательным. Настолько, что в нескольких строках этого письма от его мудрого взора не скрылся потаенный в них смысл. Монарх закрыл глаза и, запрокинув голову назад, преисполненный чарующей искренней радости, направился в свою опочивальню к дверям из чистого золота, заботливо отворенным пред ним его слугами. Выражение лица его стало напоминать лик путника, вернувшегося из дальних краев спустя многие десятилетия в удивительные места своего детства. Прогуливаясь по дорожкам вдоль реки, как и многие десятки лет назад, где путник этот гулял, будучи юным мальчиком, заново вбирал он в себя давно знакомые звучания, аромат луговых цветов и дивный шелест пресной воды в широкой реке. Или наследника древнейшего рода, каким государь, без сомнения, и являлся, нашедшего в покоях своего дворца древнейший фолиант, который в его семье считался забытым уже много веков.

Что последовало за этим, сказать чрезвычайно сложно. Известно только, что сразу после этого очень быстро в еще молодой, стремительно росшей науке генетике возникли слухи о новом тайном проекте, в который посвящены великие деятели нашего мира, – «Сумма Перфектионс». В него вовлекались лучшие генетики на свете, лучшие ученики известнейших в мире школ бесплатно обучались в величайших университетах планеты для того, чтобы затем работать в этом проекте. Предпочтение отдавалось детям-сиротам, у которых не было родителей. Будучи воспитанными при монастырях и медресе, эти дети не имели ни близких, ни друзей, доступ к ним извне был очень сильно ограничен. Их образование и вся жизнь тайно финансировались неизвестными источниками.

Проект действует до сих пор. Возможно, они разрабатывают еще что-то, точно я не знаю. Наука, та, которая была нам известна до сегодняшнего времени, Ким, та, которой нас учили, – это даже не вершина айсберга, это маленькая несовершенная снежинка с поломанными кончиками посреди этого грандиозного и величественного снежного поля, – при этих речах Аня обвела рукою окружавший молодых людей снежный простор. – Снежинка даже не видит, даже не чувствует поля, и вот это поле – ее открытая не для всех людей, ее тайная сторона – воистину огромна. Она приоткрыла свои двери только для нас, впустив к себе в день, когда мы все подписались на участие в этой экспедиции. Ну а мы теперь – ее часть, ее делающаяся история. Разве вы не ощущаете?

– Да, вы правы, Анна, ощущаю, и, больше того, подобные мысли приходят ко мне очень часто.

– И ко мне.

При этих словах юноша и девушка, одиноко находившиеся вдали от остальных, на несколько минут перестали разговаривать. Их взор не был устремлен друг на друга. Не смотрели они даже на это обширное поле, раскинувшиеся рядом. Каждый из них был обращен душою и сердцем в себя. Возможно, думали они оба о чём-то одном, а может быть, о разных вещах.

Несмотря на небесное чувство, которое испытывало на себе сердце Кима к Анне, воспитание и благородство не давало ему право выпустить на волю духовные устремления, очаровавшие его внутренний мир. А ученый в нем и вовсе удерживал их где-то очень глубоко внутри. Не в силах он был не только прикоснуться к ней, что для юноши интеллигентного вовсе было на природном, естественном уровне невозможно, но даже и назвать ее просто Аня, обратиться на ты, минуя и опережая официальный этикет, принятый в их кругу.

Что же думала Анна о Киме, известно было лишь ей одной. Приоткрыв завесу тайны сердца прекрасной девушки, можно предположить, что был он для нее дороже волшебства. Но она и подавно никогда не открылась бы никому в своих чувствах, даже самой себе, поскольку открытие это также послужило бы против духовного ее космоса.

Тем временем сумерки стали уже вступать в свои права, и так и расстались они до следующего дня, выдерживая вежливость и солидарность, достойную благородных коллег, не смев и думать друг о друге, что стали друзьями. В их обществе было это привычным вполне комильфо – подразумевать сей факт негласно и одновременно, будучи в обществе, равно как и по отношению друг к другу, отрицать наглядную и чудесную его очевидность.

С каждым днем приближался конец недели, когда Оливье Шарлегран должен был привезти на «Соколе» съестные припасы и другие необходимые вещи в лагерь. Пилота ждали все ученые без исключения, поскольку его прилет мог хоть как-то разнообразить степенные дни среди палаток и огромных сугробов. Дни эти проходили как один одинаково, им не дали даже художественных или научно-популярных книг, с ребятами были только их рабочие записи, которые прямо перед отъездом заботливо уложили в личный багаж каждого. Но, увы, их каждый уже и так знал наизусть.

Разумеется, темы для бесед среди ребят не заканчивались, а каждый из них понимал, что изоляция важна, она есть не что иное, как тренировка их душевного и телесного состояния для грядущих свершений, и всё-таки было скучно. Все неожиданные моменты, произошедшие во время их нахождения здесь, сводились к помощи маленькому мальчику. Так думали все, кроме Кима и Ани, но даже и для них двоих буран от более чем интересного и волнующего пережитого с каждым днем уступал чувству более обыкновенному и тихому – уже ставшей привычными тишине в округе и уюту, как и у всех остальных. Им было очень легко сохранить последний разговор в тайне. Укромные местечки в лагере среди палаток позволяли кому угодно уединиться и в комфорте поговорить о чём-нибудь, не вызывая у коллег подозрения. К тому же ребята проявляли воистину искренний такт по отношению друг к другу. Ведь ни у кого из них не было мотива скрывать что-то, угрожающее общей безопасности, и это было главным для ученых на сегодняшний момент. Разность же научных дисциплин и специализаций одновременно и сближала коллектив, и способствовала сохранению некоторой дистанции между участниками экспедиции.