Литмир - Электронная Библиотека

В этих словах ключ к пониманию различия между двумя поэтами. Ламартину не хватало точной детали, впечатляющего образа, которые всегда отталкиваются от меткого наблюдения. Его поэзия больше говорит об ощущениях и размышлениях поэта (чаще всего грустных), чем об окружающем мире. У Гюго же всегда представлена яркая картина, порой с избыточными и преувеличенными образами. И ему свойственно необыкновенное разнообразие сюжетов и жанров, при всегда мастерском их исполнении.

Оба поэта вошли в парламент — Ламартин на десять лет раньше и в нижнюю палату как избранный депутат, Гюго же в верхнюю, как назначенный королём пэр. Ламартин тогда увлёкся написанием больших исторических опусов («История жирондистов») и в Февральскую революцию стал де-факто главой временного правительства. Гюго работал над прозаической эпопеей «Отверженные», которая в отдельных местах представляет собой исторический трактат. Но та мощная жизненная сила, которая в нём присутствовала, дала ему новое рождение и как творцу, и как политику, и его карьера развивалась по восходящей вплоть до самой кончины, тогда как после поражения на президентских выборах в декабре 1848 года, когда он получил всего лишь 0,26 процента голосов, Ламартин навсегда выпал из политики, и последние 20 лет его жизни представляли собой постепенный упадок и забвение. Он уже не создавал ничего значительного и в литературе за редкими исключениями.

Ламартину не хватало именно энергии Гюго — ни в творчестве, ни в общественной жизни, хотя он вовсе не был размазнёй. Скорее Ламартину недоставало сосредоточенности и глубины прозрения.

Альфред де Виньи как поэт порой достигал тех же высот, что и Гюго. Но он сочинял скупо, и с годами всё меньше и меньше, но даже то, что рождалось, часто не выходило в печати. Хотя он и стал после ряда неудачных попыток членом академии, Виньи был склонен к ипохондрии. Он писал и глубокую серьёзную прозу, предвосхищающую экзистенциализм XX века, но она не пользовалась успехом у современников. Под влиянием неудач как в личной жизни, так и в литературной, Виньи после сорока лет покинул своих старых друзей по «Сенаклю» и проживал преимущественно в провинции. Отношения с Гюго, одним из самых близких друзей молодости, прекратились, два крупнейших поэта разошлись навсегда. В 1872 году в своих стихах на смерть Теофиля Готье Гюго не упомянул Виньи, а вспомнил лишь про Дюма, Ламартина и Мюссе.

Не задалась жизнь и у Оноре де Бальзака. Он не был избран в академики, долги и кредиторы преследовали его почти до самой кончины. Семью он создал незадолго перед смертью, и детей у него не было. Крупнейший романист своего времени не преуспел ни как капиталист, ни как общественный деятель. Всерьёз Бальзака в Париже не воспринимали. Он считался слишком суетным и вульгарным. Гюго высоко ценил его талант, Бальзак же, в свою очередь, критически оценивал романтические тенденции в творчестве собрата, не доверяя высоким словам, которых у Гюго всегда было в изобилии.

Альфред де Мюссе, младший романтик, был введён в круг Гюго своим одноклассником Полем Фуше, шурином Гюго. Мюссе какое-то время находился под влиянием Гюго, подражая его балладам, но в отличие от Готье и Нерваля — своих ровесников — быстро вышел из его тени и относился впоследствии к мэтру скорее иронически. Богемный персонаж, Мюссе не принимал серьёзности устремлений Гюго и поддевал его в своих стихотворениях.

Стихи Мюссе во Франции принято ставить ниже, чем стихи Ламартина, Виньи и, конечно, Гюго. Он писал слишком просто и незамысловато. Как прозаик Мюссе также уступает Гюго. Но вот как драматург он его превосходит — за счёт остроумного диалога, увлекательного сюжета, естественности и иронии. Гюго со своим пафосом и риторичностью, чересчур серьёзным отношением к своим героям проигрывает Мюссе. Их различие в драматургии можно уподобить различию пьес Льва Толстого и Антона Чехова. Тот и другой гении — но театр Толстого не идёт ни в какое сравнение с театром Чехова.

Расставшись в начале 1830-х годов, Гюго и Мюссе существовали в непересекающихся сферах. Но однажды, в 1843 году, они случайно встретились у их общего знакомого, второстепенного поэта Ульрика Гюттингера. Они пожали друг другу руки и целый вечер провели вместе, оживлённо и непринуждённо беседуя, как будто не было десяти лет разлуки. Мюссе был так тронут этой встречей, что под её впечатлением написал один из самых проникновенных своих сонетов, посвящённый Виктору Гюго, начинающийся со строки «Надо многое любить в этом мире». Литовский поэт Майронис сделал в 1909 году классический перевод этого сонета, вошедший в сокровищницу литовской поэзии.

В 1849 году у Гюго состоялся в парламенте примечательный разговор со своим дважды коллегой (как поэтом и как депутатом) Ламартином. «Мы говорили об архитектуре. Он предпочитал собор Святого Петра в Риме, я — наши церкви. Он мне сказал: “Я ненавижу ваши мрачные церкви. Святой Пётр огромен, величествен, сияющ, ярок, прекрасен”. Я ему ответил: “Римский собор всего лишь велик, собор Парижской Богоматери — бесконечен”».

В ноябре 1828 года Виктор Гюго подписал с издателем Шарлем Госленом договор о написании романа в манере Вальтера Скотта. В те времена шотландец был самым популярным современным романистом, чьими произведениями зачитывалась вся Европа. Вальтер Скотт задал моду на исторический роман, явившись его создателем в современном виде. От Америки, где ему подражал Фенимор Купер, до России, где в его духе писал Михаил Загоскин, чей «Юрий Милославский», появившийся в 1829 году, незаслуженно забыт, Скотт служил образцом, на который ориентировались писатели. Он относился к литературе одновременно популярной и серьёзной, ещё не перейдя в разряд писателей для детей и юношества. Пушкин также не избежал его влияния («Капитанская дочка»), и сам царь Николай I советовал ему переделать «Бориса Годунова» «в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта».

Для Гюго задача облегчалась тем, что в 1823 году он уже опубликовал статью «О Вальтере Скотте, по поводу “Квентина Дорварда”» и потому много думал о специфике исторического романа. Жанр, созданный шотландским писателем, сочетал в себе экзотику минувших эпох, «колёр локаль» с увлекательным сюжетом. Его романы были в той же степени приключенческими, как и историческими. До Скотта романы на сюжеты из минувших эпох не были чем-то совсем уж неизвестным, но они не преследовали цель ознакомить читателя именно с нравами и бытом тех времён. Эти произведения были такой же условностью, как и пьесы Шекспира из римского времени с их пушками и героями в очках.

Договор с Госленом предусматривал и выпуск «Последнего дня приговорённого к смерти», и «Восточных мотивов», равно как переиздание «Бюга Жаргаля» и «Гана Исландца» в исправленном виде. Для Гослена Гюго был ценным автором, и он честно выполнял свои обязательства. Писатель же, втянувшись в написание «Марион Делорм» и «Эрнани», выбился из оговорённых сроков, по которым должен был представить роман к апрелю 1829 года. После ряда последующих переносов отношения между издателем и писателем накалились. Гослен стал угрожать Гюго судом за невыполнение контракта. После переговоров стороны достигли мирового соглашения — Гюго обязался предоставить рукопись романа к 1 декабря 1830 года. За срыв сроков полагался штраф 10 тысяч франков. Гонорар же составлял 4 тысячи франков плюс по одному франку с каждого проданного экземпляра.

В июне 1830-го Гюго приступил наконец к активной работе, интенсивно собирая материал. Но Июльская революция прервала его труд, а при перевозке вещей в более безопасное место записная книжка с выписками и заметками к роману — плод двухмесячных трудов — потерялась. Это дало повод (как форс-мажор) просить у Гослена новой — и последней отсрочки, которую тот ему предоставил до 1 февраля. Наконец, после бурь Июльской революции, Гюго с головой ушёл в работу над своим первым романом, фактически став затворником у себя дома. 15 января 1831 года напряжённый труд был завершён, а уже в марте первый выпуск романа (он печатался по частям, в соответствии с тогдашней практикой) вышел в продажу. Объёмное произведение было написано за четыре месяца.

19
{"b":"739883","o":1}