Сегодня, зная последующие стихи поэта, мы можем сказать, что «Восточные мотивы» — сборник ещё не вполне созревшего мастера. Главное, что в нём бросается в глаза, — это несравненная виртуозность, классическим примером которой являются «Джинны», в которых первая строфа — двусложная, вторая — трёхсложная, и так по возрастающей до десяти слогов, а затем идёт убывание в обратном порядке, и стихотворение заканчивается строками в два слога. Но чистый формализм оставляет мало места для соответствующей глубины содержания. Гюго не хватает ещё чуть-чуть, чтобы достичь в поэзии подлинной гениальности. Можно сказать, что он достиг уровня Байрона, но до Гёте ещё не поднялся.
Восток у Гюго — это яркий, но опасный мир, полный не только манящей экзотики и наслаждений, как в «Саре-купальщице», но коварства и ужаса, как в тех же «Джиннах» или «Головах сераля». Тут нельзя не вспомнить условную «Азию» Иосифа Бродского из его «Назидания» — «...Демоны по ночам / в пустыне терзают путника. Внемлющий их речам / может легко заблудиться: шаг в сторону — и кранты. / Призраки, духи, демоны — дома в пустыне». Этих пугающих демонов Гюго называет «джиннами».
«Восточные мотивы», как никакой другой сборник Гюго, привлекли внимание композиторов, очевидно, музыкальностью своего стиха. «Джиннов» положил на музыку для хора Габриэль Форе. Это же стихотворение послужило прообразом для написания симфонической поэмы Сезара Франка. К «Саре-купальщице» обратились и Гектор Берлиоз, и подруга Тургенева Полина Виардо. Среди других композиторов можно назвать Венсана д’Энди, Жоржа Бизе и Камиля Сен-Санса.
Тема Востока не ушла впоследствии из творчества Виктора Гюго, в «Легенде веков» она получила дальнейшее развитие в стихотворениях из циклов «Ислам», «Троны Востока» и др. «Восточные мотивы» оказали большое влияние на молодых французских поэтов. Так, вслед за Гюго к жанру ориенталистики обратился и Мюссе, написавший поэму «Намуна».
Другим этапным произведением 1829 года для Гюго стала повесть «Последний день приговорённого к смерти», его первая «серьёзная» проза после юношеских романов. Повесть написана в форме исповеди человека, ожидающего экзекуции. Основному содержанию были предпосланы позже предисловие (оно появилось во втором издании 1832 года) и маленький фарс. В первом издании имя автора не указывалось, но в литературных кругах оно стало быстро известно.
Почему писатель обратился к этой теме? Ведь в то время в Европе против смертной казни ещё почти никто не выступал, она казалась естественным наказанием, и даже Гёте, как известно, будучи высшим чиновником Веймарского герцогства, утвердил смертный приговор девушке, убившей своего внебрачного ребёнка.
Жизнь во Франции была тогда очень жестокой (как и вообще в Европе), наказания неадекватно суровы, экономические возможности ограниченны, резкое классовое разделение, жёсткая социальная иерархия, неграмотность большинства населения, бедняки были отрезаны от образования и медицины, отсутствовали пенсии и государственное социальное обеспечение. Высшие классы, боясь бунтов, старались держать низшие в узде, запугивая самыми изуверскими карами. Подростком Гюго наблюдал публичное клеймение в Париже, когда женщине выжгли на плече букву «V» — от voleuse (воровка).
Тема жестокости законов, формальности судов станет у Гюго ведущей, апофеозом чего явятся «Отверженные». Многие страницы в «Виденном» представляют собой зарисовки о горькой судьбе узников в современной автору Франции, поскольку, как пэр, Гюго имел право на посещение любых исправительных заведений.
Но особенно писателя возмущала казнь, не совместимая, по его мнению, ни с христианством, ни с современной моралью. Впоследствии Гюго многократно пытался спасти приговорённых, лично вмешиваясь в судебный процесс. В «Виденном» есть и рассказ о посещении камеры смертников, и рассказ о процессе над убийцами генерала Бреа, которых приговорили к смерти, полный ужасающих подробностей, рассказанных бесстрастным языком.
Гюго стал одним из первых европейцев, во весь голос протестовавших против подобного бесчеловечного наказания, в этом он опередил своё время. Гильотина продолжала рубить головы во Франции вплоть до 70-х годов XX века, но в том, что её лезвие в итоге прекратило падать на шею жертвам, велика заслуга писателя. Уникальность «Последнего дня» заключается в том, что до Гюго никто не описывал казни с точки зрения приговорённого, не заглядывал в его душу. Писатель открыл в повести прежде недоступные глубины как психологии, так и морали. В ней нет риторики, зато множество реалистических описаний тюремного быта, удивительных для 26-летнего автора благородного происхождения. В ней есть подступы к темам, важным для Гюго на протяжении всей жизни, — это и жаргон, в данном случае уголовный, и милость к падшим, говоря словами Пушкина.
Гюго сделал смелый шаг — в качестве главного героя он описал себя. Воспоминания о детстве, любимая маленькая дочка приговорённого к смерти — всё это автор черпал из своей жизни. Он словно допустил эксперимент: что будет с ним самим, если его вдруг сочтут опасным преступником?
Ещё при жизни Гюго эстафету борьбы против смертной казни средствами художественной литературы подхватил Иван Тургенев — в своём раннем рассказе «Жид» и в своём позднем стихотворении в прозе «Повесить его!». Любопытно, что сам Тургенев к Гюго относился неприязненно, не принимая его романтизма, но в этическом аспекте он выступил его продолжателем.
Фёдор Достоевский писал: «Виктор Гюго, например, в своём шедевре “Последний день приговорённого к смертной казни” употребил почти такой же приём и хоть и не вывел стенографа, но допустил ещё большую неправдоподобность, предположив, что приговорённый к казни может (и имеет время) вести записки не только в последний день свой, но даже в последний час и буквально в последнюю минуту. Но не допусти он этой фантазии, не существовало бы и самого произведения — самого реальнейшего и самого правдивейшего произведения из всех им написанных». Эти слова Достоевского тем ценнее, что он сам прошёл через процедуру приговора к смертной казни и ожидания её исполнения и потому мог, что называется, «изнутри» оценить описываемые переживания.
Повесть была важна для Гюго как опыт написания произведения из современной жизни, пригодившийся впоследствии в «Отверженных» и «Тружениках моря». Да и с точки зрения овладения мастерством прозы она была необходима, повесть стала важным этапом перед «Собором Парижской Богоматери», ведь после юношеских романов несколько лет Гюго не обращался к крупным повествованиям.
Флобер ценил «Последний день», он писал Луизе Коле: «Именно это (отсутствие прямой назидательности. — М. А.) всегда казалось мне удачным в “Последнем дне приговорённого к смерти”. Ни единого размышления о смертной казни (правда, предисловие портит книгу, если эту книгу можно испортить)». В русской литературе XIX века «Последний день приговорённого к смерти» более всего напоминает повесть Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича» — своим точнейшим анализом внутреннего мира человека перед неизбежностью смерти. Но если Толстой написал своё произведение уже зрелым человеком, то психологизм и реализм описаний у молодого Гюго поражают.
Несмотря на то что «Последний день» — произведение, написанное в молодости, во Франции оно не забыто и привлекает по-прежнему немалый интерес, в первую очередь своей гуманистической направленностью. По нему было снято два фильма — в 1985 и 2002 годах, а в 2007-м даже поставлена опера, написанная Давидом Аланья. И это не считая многочисленных инсценировок в театре.
«Восточные мотивы» и «Последний день приговорённого к смерти» прибавили немало к славе Гюго, но поэту нужен был театр. Только театральный успех мог окончательно упрочить его известность, принести стабильный доход и предоставить трибуну для воздействия на общественное мнение. Великие поэты XVII века — Пьер Корнель и Жан Расин писали в первую очередь для театра. Драматургами были и Шекспир с Мольером. В XVIII столетии Вольтер вначале прославился своими трагедиями. Франция — страна с давними театральными традициями. Её сцена заслуженно считалась первой в мире. Иностранцы, приезжавшие в Париж, первым делом стремились в театры — один из пяти королевских (софинансировавшихся двором), в том числе драматические «Комеди Франсез» и «Одеон», либо многочисленные частные.