Сарминхеймский чародей выудил из-под полы плаща продолговатый кристалл дымчатого топаза и установил его посередине начертанного сигила. Почуяв неладное, лесной ратник остервенело забился и завизжал пронзительным фальцетом. Толпа ехидно заулюлюкала.

Годи заговорил неестественно громко, враз перекрыв тонкие вопли эльфа. Зазвучавший язык Дрогг слышал впервые. Востроухий полоняник более не кричал — свесив голову на грудь, он горячечно нашептывал какой-то наговор, а, быть может, молитву.

Магический камень на груди жертвы объялся багровым пламенем и через мгновение распался черным пеплом. Тело эльфа вздрогнуло изогнулось в судороге. Дрогг увидел, как глаза находившейся подле него вельвы сузились, а лицо исказилось в гримасе отвращения.

— Он совсем умом крянулся, раз осмелился здесь взывать к феттирам мрака, — уловил орк ее едва различимый шепот.

Тем временем тело жертвы колдуна начало извиваться в неестественных корчах. Из носа, рта и ушей пленника хлынула кровь, глаза эльфа вылезли из орбит и спустя миг лопнули, выстрелив алыми султанами. На теле истязаемого стали взбухать громадные пузыри, разрывавшие кожу и обнажавшие плоть. Конечности бывшего воина Ииэс-Миила, выгибаясь под невероятными углами, с хрустом ломались. Пытаемый силился кричать, но захлебнувшись собственной кровью, издал лишь хриплое перханье.

Присные конунга замерли, молча внимая происходящему. Фьоргмунд Чудодей более не сидел возле пленника. Годи поднялся и, вырвав из земли посох, нараспев читал заклинания, обратив навершие жезла к усыпанным звездами небесам.

Кожа полностью сошла с тела эльфа, распавшись на мелкие лоскутья под воздействием раскрывавшихся волдырей. Грудь кринсэ ввалилась внутрь, явив свету зубцы обломанных ребер. Голова лесного обитателя смялась, словно ее раздавил в кулаке великан. Остатки черепа и вывернутые конечности с противным чавканьем втянулись в разъятый торс. Взамен сгинувших рук и ног из исходящего кровью кома простерлись новые члены. Путы более не удерживали чудовищно изменившееся тело пленника, и походивший на чурбан шмат плоти скатился с древесного корня.

Неуверенно покачиваясь создание, в которое превратился схваченный эльф, встало на вновь обретенные лапы. На обращенном к зрителям конце туловища раскрылась длинная усеянная клыками пасть, откуда стекала гнилостно-зеленая слюна. Вельва рядом с Дроггом зашипела, точно рассерженная кошка.

Не имевшая глаз бестия, будто принюхиваясь, повела из стороны в сторону той частью туши, где у нее располагался рот. Затем, по всей видимости, почуяв рассевшихся поблизости варваров, тварь фыркнула и с несвойственной для своего неказистого склада стремительностью кинулась на придворных конунга Фандара. Однако только этого и поджидавший Фьоргмунд Чудодей с лихим гиком опустил набалдашник посоха чудищу на спину.

Тварь осела на землю, растекшись лужей черной жижи. Окрест распространилось почти нестерпимое зловоние.

После секундного замешательства альтинг зашелся в приступе ликования. Важно запрокинув голову, Фьоргмунд Чудодей прошествовал вглубь толпы. Место годи занял герольд.

— Итак, ваше преславное величество, достопочтенные ярлы и доблестные хускарлы, — заговорил он. — Вот и подошло к концу наше необычайное ристалище. Благодаря неподражаемому искусству участников сего знаменательного состязания днесь мы узрели муки и страдания презренных эльфов. Кичащиеся бесстрашием лесные фарисеи сегодня визжали и молили о пощаде, аки трусливые бабы, а не храбрые витязи, коими они тщились казаться.

Толпа довольно загомонила и герольд продолжил:

— Но сейчас настала пора выбрать победителя минувшего соревнования. Кто-то же, велеуважаемые господа, на ваш взгляд достоин сего звания более остальных? — толстяк окинул альтинг испытующим взглядом.

— Трид-дик Драг-ге-мур! — заревели дверги.

— Фьорг-мунд Чу-до-дей! — возразили им иные из варваров.

— Дигмар-палач! — выкрикнул кто-то, вызвав взрыв язвительного хохота.

— Дык, какой там Фьоргмунд, — вскочил рудобородый карлик. — Энтот дуралей токмо и сумел, что страхолюда мерзкого наколдовать. Эльфу-то мук никаких не причинил.

— А твой Триддик ушастого подлеца лишь посмеяться заставил, — на дверга двинулся громила-берсерк со сплетенными в многочисленные косы пшеничными волосами. — Такой же тугодум, как и все ваше племя.

За спиной гнома незаметно возникли с десяток его сородичей, но и на помощь варвару поспешили, как люди, так и кое-кто из двергов. Разгорающуюся свару уже не могли предотвратить ни ярлы, ни годи, ни сам конунг Фандар.

За какие-то несколько секунд толпа разбилась на две приблизительно равные по численности ватаги, кои после короткой перепалки с ретивым зыканьем сшиблись. Те из ярлов и хускарлов, кто проявил целомудрие и решил не ввязываться в возникшую ссору, очутились аккурат промеж противоборствующих сторон. Так что избежать участия в потасовке не вышло ни у кого из приспешников конунга. В драку ввязался и его величество Фандар.

— Отойдем подальше, орк. Разумеется, если ты не хочешь схлопотать по макушке, — обратилась к Дроггу вельва. Они находились в самой гуще образовавшейся сутолоки. Неведомо как, но дерущиеся будто бы не замечали возглавляемую ведьмой троицу. Им без труда удалось выбраться из толчеи.

Отдалившись на десяток шагов от края свалки, вельва остановилась и, скрестив руки на груди, принялась наблюдать за разворачивающейся баталией. Норисэ все так же удерживала Дрогга рядом со своей хозяйкой.

Никто из бьющихся не взял в руки оружия — подобное действие могло повлечь за собой кровную месть со стороны пострадавшего или его родичей. В то время как по законам Сарминхейма убийство в кулачной схватке каралось лишь уплатой виры: одна гривна серебром — за смерть бонда, две — за хускарла и четыре — за ярла.

На глазах колдуньи и орка сражался весь альтинг. Дрогг приметил, среди суматохи фигуру конунга, сопровождаемого двумя неизменными телохранителями-торлами. Фандар уже успел где-то лишиться шлема и плаща. Какой-то дверг в высокой капеллине без обиняков нагнул голову и ринулся на достовеликого правителя, намереваясь с разбегу врезаться тому в живот. Конунг сделал шаг вбок и саданул кулаком в висок мчавшемуся мимо гному. Карлик остановился, пошатываясь, схватился за голову, силясь прийти в себя, но гридь правителя не дал ему опомниться, отбросив на несколько шагов тяжелым пинком.

В другой части сумятицы два дверга повалили и сейчас рвали бороду могущественного Фьоргмунда Чудодея. Годи брыкался и извивался не в силах освободиться, но о применении магии, похоже, даже не помышлял. Поблизости герольда, чей роскошный табард превратился в отрепья, мутузил дебелый карлик.

Чуть дальше сбившийся в плотную кучку отряд, возглавляемый Рибольдом Хогаром и тремя его сыновьями, весьма успешно отбивался от напиравших двергов.

Не для всех участников потешный бой проходил безболезненно. На землю пало уже несколько десятков варваров — преимущественно утлых юнцов и не имевших брони берсерков. Кто-то из них возлежал безмолвно и недвижно, другие — кряхтели, охали и катались, потирая ушибленные места. Слуг, коим положение не позволяло оказывать сопротивление, походя избивали до полусмерти. Изрядно доставалось и скальдам, не обладавшим выдающимися воинскими умениями и богатырской статью.

Дрогг не сомневался, что эльфы обязательно предпримут попытку отомстить за своих сородичей и нападут на свиту конунга в самое ближайшее время. Лучшей возможности, чем стоявшая ныне в лагере сарминхеймцев кутерьма, для «ночных убийц» придумать было сложно.

Выставленные перед началом празднества бекеты в любом случае не могли воспрепятствовать атаке замечательно видящих в темноте и передвигающихся совершенно бесшумно востроухих воинов.

Вельва встрепенулась за миг до того, как первые стрелы с белыми древками прянули из чащи. Колдунья оглушающе гаркнула и часть алчущих крови жал смел порыв ураганного ветра. На беду варваров стрелы летели со всех сторон и настолько густо, что заклинание ведьмы остановило лишь малую их толику. Два неполных залпа почти на треть проредили борющуюся толпу.