Героическая, истинно варварская смерть гнома, встряхнула остальных полоняников. Дверги и люди с боевым рыком принялись кидаться на эльфов, дабы согласно воинским обычаям Сарминхейма доблестно пасть в бою. Впрочем, лесные жители более не допускали ошибок. С деревьев на варваров прянули плющи и лианы, гаэлсэ пустили в ход предназначавшиеся пытавшемуся сбежать гному чары. Кринсэ, не извлекая мечей из ножен, хватали сарминхеймцев и валили наземь.

Через пару минут возни и суматохи все пленники сызнова очутились связаны. При этом лишь двое варваров получили легкие ранения. Более всех пострадал в сей скоротечной схватке великопочтенный не’фиаал Сэаме Нианеготэль, кому ражий дверг с красной пропитой физиономией заехал кулаком в челюсть. Пропустив удар, эльфийский полководец рухнул, будто ему одним махом перерубили обе ноги. Довольно долго над лежащим предводителем ворожили гаэлсэ, приводя того в чувство.

В конце концов, поддерживаемый жрецами Сэаме Нианеготэль поднялся.

— Саатэ ратранэ иим-ваато сэ не’фиаал. Аанэмо ии граато дисарэ сэ аино, — прошипел эльфийский вожак.

— Ты нанес несмываемое оскорбление достопочтимому не’фиаалу и он вызывает тебя на смертельный поединок, дабы восстановить свою честь, — обратился бородатый толстяк к краснорожему гному.

Связанные варвары радостно загикали.

— Сейчас Фарбо надерет его бледный зад! Настучит по ушастой тыкве! Отомстит за Тогрина! — раскричались дверги.

— Гаастэ! — рявкнул не’фиаал.

— Тихо! Молчать! — тщась перекричать почти три десятка луженых глоток, заголосил лысый бородач.

Тумаками и затрещинами эльфы заставили полонян умолкнуть. Травяные путы сползли с тела гнома по имени Фарбо и тот смог подняться на ноги. Лесные воины и колдуны расступились, освободив площадку шириной около двадцати шагов. В противоположной от пленников части созданного круга кромсал воздух клинком готовившийся к бою Сэаме Нианеготэль. Перед поединком не’фиаал предпочел избавиться от своего несуразного шелома.

Один из кринсэ бросил под ноги гному изящный меч с двойным изгибом, в неверном свете заходящего солнца казавшийся закрепленным на рукояти лунным лучом.

Карлик поднял предназначавшееся ему оружие.

— И как по-вашему я должен энтим драться? — пробурчал дверг, с донельзя растерянной миной крутя клинок в заскорузлых руках. — Мне б сейчас мой бердыш.

— Давай, Фарбо! Прикокошь остроухого! Бей кичливую харю! Почикай поганца на ремни! — взялись поддерживать сородича гномы. Эльфы опять утихомирили их посредством рукоприкладства.

Не’фииал начал неторопливо приближаться к супротивнику, беспрерывно совершая ненужные движения мечом. Клинок стремительной молнией мелькал вокруг эльфа. Предводитель лесного войска кружился, будто танцуя.

Похожий на медведя, тучный Фарбо задвигался с внезапным проворством, уйдя от выпада не’фиаала и проведя собственную атаку. Ночную битву дверг прошел без серьезных повреждений: он имел всего одну заметную рану — разорванную кольчугу на левом локте покрывали черные разводы.

И все-таки ни один гном не может соперничать в скорости с эльфом. Фарбо, верно, имел значительный боевой опыт. Он не пытался парировать или ловить на свой меч клинок Сэаме, зная, насколько быстро лесные воины способны изменять направление удара. Дверг больше отступал, изредка силясь достать не’фиаала уколами.

Гном способен одолеть эльфа только в том случае, буде ему удастся сграбастать остроухого лесного жителя, заключить в объятия и повалить на землю. Тогда решающим преимуществом сделается сила, коей щуплые эльфийские тела не обладают, а гномы одарены сверх всякой меры. Но Сэаме Нианеготэль имел достаточно воинского мастерства, дабы не допускать подобных оплошностей и удерживать дверга на безопасном для себя расстоянии.

У Фарбо изначально отсутствовали какие-либо шансы на победу. В сущности, не’фиаал попросту развлекался, сражаясь с гномом. Клинок эльфийского предводителя проскользил по румяной щеке дверга, оставив рваную рану. Карлик зарычал, замолотил мечом, но Сэаме, сделав всего один маленький шаг назад, ушел от встречи с оружием гнома.

В следующей атаке не’фиаал прошелся самым кончиком лезвия по лбу карлика. Глаза Фарбо начала заливать кровь. Отныне гном ежесекундно протирал брови рукавом.

Теперича эльфийский военачальник двигался подчеркнуто неспешно, явно наслаждаясь беспомощностью противника. Дверги-зрители сердито сопели и фыркали, кое-кто из них грязно ругался.

Наконец эльфийскому военачальнику надоела сия игра, и он двумя короткими выпадами поразил бедра Фарбо. Гном тяжело опустился на колени, держа меч поднятым и намереваясь продолжать драться. Не’фиаал упредил попытки дальнейшего сопротивления, черканув мечом по удерживавшей рукоять клинка кисти карлика. Фарбо взвыл, вместе с эльфийским оружием на землю упали два коротких толстых обрубка, за миг до этого бывшие пальцами гнома.

Сэаме сделал еще один укол, оставив глубокую рану на левом плече дверга. Карлик завалился на бок, натужно рыча от боли и злобы.

— Ниим иссарэ не’фиаал сэ иин-ваато госэре иннасадэ, — вздернув подбородок, важно изрек Сэаме Нианеготэль.

— Того, кто оскорбил не’фиаала, неизбежно постигнет наказание, — с не меньшим апломбом разъяснил содержание фразы эльфийского предводителя лысый толстяк.

Не’фиаал не стал добивать раненого гнома. Двое кринсэ взяли карлика за ноги и отволокли к тому месту, где доселе в муках сгинули желтобородый дверг с развороченным носом и Биргальм Хогар. Казнь Фарбо ничем не отличалась от двух предыдущих: гнома распялили на земле и оставили на растерзание молодой лесной поросли.

Пока длился поединок между не’фиаалом и двергом солнце сползло за окоем. На потемневшем небе зажглись первые звезды. Взошли обе луны — тонкий серп Сребряной поднялся почти в зенит, а круглый диск Темной — как всегда едва различимый на черном полотнище небосвода — завис над северо-восточным краем горизонта.

Судя по всему, эльфы страстно желали расправиться с пленниками как можно скорее, ибо даже затопившая лес темнота не вынудила их прервать заклание. Остроухие лесные обитатели без каких-либо затруднений видели в любой тьме и в ночной мгле чувствовали себя нисколько не хуже, нежели при ярком свете дня. Однако гаэлсэ сотворили светящиеся изумрудные шары, воспарившие над прогалиной и залившие окружающее пространство зелеными бликами. Сии магические светильники предназначались исключительно для пленников, дабы те могли во всех подробностях рассматривать смерть своих собратьев.

Одного за другим варваров уводили на казнь. Ныне лесные обитатели стремились не допустить неприятных оказий: каждого пленного теперь сопровождали не только два воина, но и колдун. На пытавшихся сопротивляться гаэлсэ накладывали обездвиживающие заклятья.

Ночь наводнилась стонами и хрипами разрываемых прорастающими деревьями людей и двергов. Более дюжины полонян единовременно умирали, своими кровью и плотью насыщая Ииэс-Миил. Кто-то из сарминхеймцев трясся в конвульсиях и исходил криком, другие принимали смерть, с достоинством сохраняя молчание. Альвы деланно не замечали гибнущих в муках пленников, продолжая препровождать на казнь все новые жертвы.

Дрогг видел смерть Рибольда Хогара. Грудная клетка лежавшего ярла брызнула фонтаном крови и меж разъятых ребер поднялся белесый отросток, оканчивавшийся купой еще не распустившихся веток. Смерть бывшего хозяина не вызвала у орка радости. Рибольд являлся далеко не худшим господином. Ярл неизменно требовал от челяди, чтобы его ловчий орк всегда был сыт, здоров и готов к очередному гону. Разумеется, знатного варвара беспокоили только удовольствие от охоты и бахвальство диковинным гончим перед другими ярлами. Тем не менее, особых причин пенять на жизнь в одале Хогара у Дрогга не находилось.

Стоны умирающих и хруст растерзываемых тел витали над еланью. Окромя нескольких воинов и гаэлсэ, отводивших варваров к месту экзекуции, остальные эльфы, включая предводителя, стояли, застывши, словно мраморные изваяния. Бородатый подручный не’фиаала также замер, силясь подражать своим остроухим покровителям, но получалось сие у него скверно: он переминался с ноги на ногу, вздыхал, начинал, прекращал и снова начинал теребить рукава своего одеяния.