— Эээ… — неопределенно протянул толстяк, верно, пытаясь подобрать нужные слова.

Но заговорить ему не позволил другой дверг, половину лица которого покрывала черная корка ожога:

— Студено тут у вас, любезные. Не изволили бы вы костерок запалить, гостей почтенных обогреть? А то дров-то в округе преизрядно. Ничего с вашим лесом не станется, если мы пару деревьев на огонек изведем.

— А мне помочиться охота. Не желаете ли вы, хозяева досточтимые, меня развязать и в отхожее место сопроводить, пока я прямо тута нужду не справил? — тотчас встрял еще один гном с изорванной в клочья рыжей бородой.

— А мне вон с той бабой переведаться страсть како блазнится. Мона ее одолжить на часок-другой? Клянусь причиндалами этого вашего Гамиэниаса, портить ее не посмею, — игриво хохотнул обнаженный по пояс карлик, чьи грудь и живот расчерчивали алые ленты ран.

Эльфийский военачальник скривился, ровно ему в рот затолкали навоза, обернулся, кивнул стоявшим позади воинам. Находившийся возле гаэлсэ сделал короткое движение посохом, и сеть, державшая гнома с размозженным носом, раскрылась. Карлик грянулся наземь с высоты четырех своих ростов. Упавшего тотчас подхватили подмышки двое воинов. Ошалело трясущего после падения головой дверга оттащили на несколько шагов и отточенными движениями подрубили сзади колени, дабы он не попытался бежать. Пленные на дереве недовольно загудели, изрыгая угрозы и проклятья. На лицах эльфов заиграли легкие улыбки.

Один из лесных воинов сжал щеки гнома, чтобы удерживать его рот открытым, а второй тем временем извлек кинжал и ловкими изящными пальцами, словно щипцами, ухватил язык полонянина. Мимолетный стальной росчерк и в руках эльфа очутился сочащийся кровью розовый обрубок.

Дверги заревели, многие из них забились и задергались, тщась освободиться из травяных сетей, и отомстить за искалеченного товарища. К проводившим казнь солдатам присоединился гаэлсэ. Воины уложили лишенного языка гнома на спину. Магик пропел заклинание и из земли поднялись тонкие корни, будто ремни пыточного верстака оплетшие запястья и лодыжки жертвы.

Гаэлсэ начал выписывать переливчатые рулады над распростертым двергом. Прошло несколько секунд, пленные варвары притихли, наблюдая за разворачивающимся действом. Вдруг послышался негромкий хлюпающий хруст, распластанный гном заворочался и глухо взвыл. Кто-то из двергов снова принялся сыпать проклятиями, другие молча взирали на казнь.

Из груди и живота истязаемого карлика пробились острые, подобные шипам или кольям побеги. Их окровавленные стебли быстро продвигались вверх, расширяясь и раскрываясь пучками будущих крон. Вскоре из тела уроженца Снежного Хребта произрастало три молоденьких деревца. Вылезшие из почвы гибкие корни впились в плоть гнома, высасывая вместе с кровью жизненную силу.

Спустя несколько минут агонии, сопровождавшейся булькающим хрипом, дверг обмяк и затих, его одежда и тело распались и ушли в землю, сродни тому, как под действием заклятий гаэлсэ ранее истаивала плоть убитых и раненных варваров.

После совершения расправы и одобрительного кивка нэ’фиаала опять заговорил толстяк в рясе. Теперь дверги не шибко перебивали его.

— Как вы только что могли лицезреть, никому не следует проявлять неуважение в отношении доблестного не’фиаала Сэаме Нианеготэля, — объявил пузан. — Вы совершили чудовищные преступления, осквернили лес и убили сотни наших собратьев. За сии деяния вы понесете заслуженное наказание. Но перед исполнением вынесенного приговора, почтенный не’фиаал заявляет вам, что мы не дикари, подобные вам, жителям Сарминхейма, мы не находим радости и удовольствия в муках других, пусть и принесших страдания нам и нашей земле, нами движет ни месть и ни извращенная страсть причинять боль, а лишь желание восстановить попранную справедливость.

Дрогг скривился, в речи лысого бородача не прозвучало ни грана правды. Эльфы и их сторонники из числа людей отличались от варваров только тем, что прятали свой кровожадный норов за пестрым занавесом выспренних фраз.

Сарминхеймцы ответили на слова толстяка отборной бранью.

— Эй, послушай, нэ’фиаал Cэаме, — взял слово конунг. — Предлагаю тебе выйти со мной на поединок. Сойдемся в смертельной схватке, ты и я. Ежели ты одолеешь меня — вы казните всех висящих на этом дереве. Буде я возьму верх — вы позволите нам покинуть ваш лес невозбранно. Что ты на это скажешь, почтенный?

Эльфийский вожак и его лысый приспешник недолго пошептались, после чего бородач дал ответ:

— Не’фиаал Сэаме Нианеготэль не принимает твоего вызова, конунг Фандар. Ибо нашим плененным собратьям ты не предлагал подобных условий. Их растерзали без какого-либо права на спасение.

— То было досадное недоразумение. Я готов заплатить золотом за каждого из тех казненных, — нашелся конунг.

— Тадарэ аэльви сэ маатре-госэре иннасадэ, — зло бросил не’фиаал.

— Смерть эльфа всегда должно карать смертью убийцы, — перевел толстяк.

Фандар собирался еще что-то сказать, но Сэаме Нианеготэль поднял руку вверх и изрек лаконичный приказ. Стоявшие полукругом три сотни воинов придвинулись ближе, заняв место сразу за спинами не’фиаала и его свиты. Несколько гаэлсэ воздели посохи, читая заклинания.

Вьюны и лозы выпустили пленников, и варвары небывалым градом посыпались на землю. Висеть остались только конунг Фандар и Дрогг. Очевидно, столь ценную добычу эльфы решили приберечь на потом.

— Поднимайтесь на ноги! — скомандовал рухнувшим с дерева сарминхеймцам бородатый толстяк.

Покачиваясь, кряхтя и потирая ушибленные телеса, дверги и люди вставали. Тычками и пинками эльфы выставили пленных вряд. Не’фиаал медленно прошел вдоль строя варваров, испытующе заглядывая в лицо каждому из полонян. Осмотрев всех, предводитель воинов Ииэс-Миила, остановился рядом с Биргальмом Хогаром.

— Инэмо аасэн-тиил сэ ииэфэно-маатре, — высокопарно молвил он.

— Пусть родитель узрит смерть сына, — не менее патетично донес до пленников смысл слов не’фиаала лысый толстяк.

Двое кринсэ схватили Биргальма за плечи и отвели к тому месту, где ранее был казнен дверг с соломенной бородой. Взор Рибольда Хогара прояснился, ярл едва уловимо вздрогнул, но, сохраняя достоинство, не снизошел до мольбы, слез и бессмысленных попыток спасти свое чадо.

Эльфы развернули Биргальма так, дабы отец видел его лицо. Рибольд Хогар не отвел взгляда, глаза ярла сузились. Сын внял немому приказу родителя. Губы юноши сжались в тонкую ленту, похоже, он твердо решил не услаждать острые уши палачей какими-либо звуками.

Дрогг невольно улыбнулся. Он припомнил, как много лет назад шкодливый оголец Биргальм вместе со своими братцами кидался булыжниками в сидящего на поводке орчонка. Тогда Дрогг горячо желал узреть смерть Рибольдовых сыновей. Сегодня его детская мечта исполнялась. Увы, самому бывшему трэллу предстояло ненамного пережить своих давних обидчиков, а уготованная орку смерть, норовила быть куда более жестокой, нежели гибель младших Хогаров.

Востроухие лесные жители явно не обладали такими же богатыми воображением и изобретательностью, аки профосы конунга. Также как и закланному давеча двергу Биргальму подрубили ноги и бросили навзничь. Поднявшиеся из земли отростки сковали его члены. Младший из сыновей Рибольда Хогара все же закричал, а чуть позднее заскулил, словно умирающий пес, когда ростки рождающихся деревьев врезались ему в спину.

Не дожидаясь смерти содрогающегося и харкающего кровью юноши, эльфы вырвали из строя следующую жертву. Ей оказался изъявлявший желание опорожнить содержимое низа живота, рыжий дверг. Востроухие воины ухватили за руки и повели понуро опустившего голову карлика. Расслабившиеся стражники не ожидали от пленника каких-либо фортелей. Негаданно дверг саданул одному из конвоиров локтем в бедро, второго двинул кулаком в живот, и метнулся к деревьям — туда, где путь не загораживала цепь лесных воинов. Гаэлсэ затрясли посохами, кидая заклятья, но стрелы настигли беглеца прежде, чем сдерживающие чары. Пораженный в спину карлик рухнул лицом вниз.