– Я бы хотел сам увидеть это место, – уточнил Хайни, снова покосившись на картину над дверью, – Действовать дистанционно довольно тяжело, когда речь идет об оценке имущества. Если вы сможете решить этот вопрос с властями в ближайшее время, мы могли бы поговорить об увеличении гонорара для… повышения эффективности.

На этот раз в голосе собеседника послышались нотки ущемленного самолюбия. Хайни вскинул брови, откашлялся.

– Простите, я совсем не хотел, чтобы это прозвучало в таком тоне. Я буду ждать вашего звонка сегодня вечером, верно? До начала аукциона еще две недели, так что сроки терпят. Нет, можете набирать меня в любое время. Спасибо.

Голос в трубке сменился пронзительными короткими гудками. Хайни несколько мгновений слушал их, после чего встрепенулся, сбросил звонок и уставился на фотографию в руках.

«Странное какое-то название «Мраморное гнездо», – подумал он отрешенно, разглядывая изображение в тусклых солнечных лучах, – Особенно, для такой дыры, как эта»

Небольшой домик на Курфюрстендамм 129, отделенный от центральной части города небольшим парком и живописной лесополосой был выстроен в неброском псевдовикторианском стиле. Форма здания была удивительно простой, крыша, хоть и с мансардой, оказалась совсем не многогранной, резьбы по дереву фасада хватало только на то, чтобы сказать, что она есть. Даже окна на деле оказались одного размера и объема, совсем не соответствуя заявленному архитектурному изыску. Единственной уступкой в сторону классики были две крохотные узорчатые террасы, и на этом все сходство с викторианскими особняками заканчивалось.

Хайни это не нравилось никогда.

Хайни и Урсула получили этот дом в наследство от родителей Хани, двенадцать лет назад, перебравшись в Глекнер из Дортмунда. После съемного жилья, за которое хозяева требовали целое состояние и выдвигали жесткие требования, получить свой уголок было настоящим чудом – Хайни все никак не мог забыть восторга Урсулы, когда она впервые увидели домик еще издали. Возможно, тогда это место, и вправду, производило впечатление, но сейчас от былого лоска не осталось и следа.

Время подточило стены дома, прогрызло крышу, въелось в фундамент и маленький сад, уничтожая красоту. Хайни пытался исправить картину затяжным ремонтом, но понял, что ничем другим, как лишней головной болью это не кончится, отказался от этой идеи. Теперь он изредка просматривал объявления о недвижимости, разглядывал рекламы риэлтерских контор и даже наводил справки о продаже участков, но пока не нашел ни одного подходящего аналога.

Дело было даже не в том, что их дом потерял всю свою изначальную красоту или, неожиданно, стал слишком угрюмым и тесным. Нет, места вполне хватало и для рабочего кабинета, и для спален, и комнат для гостей. Причина крылась совсем в другом, и была гораздо глубже.

Чем дольше живешь в одном месте, тем больше воспоминаний селится в залах и коридорах – Хайни знал это на собственном опыте. Его дество здесь перетекло в юность, юность превратилась в молодость, молодость становилась зрелостью – совсем скоро, кроме воспоминаний, уже совсем ничего не остается.

Некоторые моменты прячутся под коврами и обоями, другие скрываются в фоторамках и звуках музыки, третьи выглядывают из навеки запертой на ключ второй детской комнаты, войти в которую ни Хайни, ни Урсула, больше не могли. Трагедия, произошедшая больше десяти лет назад, чуть не разрушила их брак – они чудом выдержали, хотя Хайни уже не рассчитывал на это.

Дом их мечты должен был быть совсем другим. И жить под его крышей должны были не три, а четыре человека.

Хайни не хотел думать или вспомнить о трагедии, унесшей Томми. Единственный способ справится с настоящим, это как можно меньше думать о прошлом и жить ради жены и дочери. Совсем скоро они переедут из этого дома, и все наладится. Нужно только немного потерпеть.

***

Урсула как раз закончила собираться осколки старинного зеркала. Антикварный трельяж, оскалившийся пустой рамой, теперь годился, в лучшем случае, для декора мусорной свалки. Изящная вещица насчитывала почти два века, и могла бы прожить еще столько же, не разыграйся у Катрин воображение. То, что должно было предстать на аукционе через несколько недель, отныне торжественно блестело в мусорном ведре. Хайни терпеливо вздохнул, обнял дочку за плечи, а после произнес уже спокойным голосом.

– Нет, малышка, я не злюсь на тебя. И мама тоже. Но ты должна понять, что в шкафу не может жить никаких монстров. Тебе просто показалось. В следующий раз, когда снова увидишь чудовище, постарайся не бросать в него чем-нибудь тяжелым. Просто позови нас. Хорошо?

– Я не разбивала зеркало, – твердила Катрин упрямо. Слезы уже высохли, испуг прошел, – Это был монстр из шкафа, понимаешь?

– Мы уже посмотрели внутри шкафа, и там нет никакого монстра, – Хайни покачал головой, – Ты же сама видела, что на полках ничего нет, кроме белья и вещей. Чудовищ не существует, малышка. То, что ты увидела в зеркале, наверное, просто тень или силуэт, падающий из окна. Тебе нечего бояться.

– Я больше не хочу спать в этой комнате, – проговорила Катрин, шмыгнув носом, – Никогда не хочу спать в этой комнате.

Хайни тяжело вздохнул, обнял дочку, крепко прижал к себе. Что же на самом деле могло ее так напугать? В свои восемь лет, Катрин уже удивительно взрослая и собранная. Конечно, она любит сказки и верит в чудеса, как любой ребенок, но монстр из шкафа, который хотел утащить ее в темноту – это уже перебор. Разбитое зеркало не просто шалости, а тревожный звонок – реакция психики на напряженные отношения в семье? Нет, Хайни и Урсула хорошие родители. Их отношениям с дочкой можно только позавидовать. Школьные проблемы? Тоже невозможно. У Катрин полно друзей. Недостатком внимания она точно не страдает. Может, причина кроется в чем-то другом?

«Воспоминания, – думал Хайни, поглядывая на зияющую пустотой резную раму трельяжа, – Во всем виноваты воспоминания. Если долго вглядываться в зеркало, можно увидеть то, что совсем не хочешь видеть или замечать. Зеркало расколото, выгодная сделка сорвалась, кругом обломки, но могу ли я винить Катрин за это? Нет, конечно. Глупости».

– Все хорошо, родная, – сказал Хайни, и сам удивился своему ровному голосу, – Не волнуйся. Все равно ни тебе, ни мне, ни маме, этот трельяж не нравился.

– А монстр больше не придет? – спросила она доверчиво, прижимаясь к отцу.

– Никогда, – твердо ответил Хайни, рассмеявшись над собственной уверенностью- Ему здесь делать нечего.

Прогноз погоды обещал ливневый дождь только ближе к вечеру, но тяжелое обрюзгшее небо давило на крышу церкви с самого раннего утра. Выцветшие серые тучи, напоминавшие грязные следы на мокром асфальте, тянулись через весь город, лениво перекатываясь ватными валами через антенны и мансарды, радиовышки и телебашни, цепляясь за них, как за крючья. Одна громадная туча, поигрывая всеми оттенками серого, угрюмо повисла прямо над Глекнером, закрывая собой мертвенно бледное простуженное небо.

Осень пришла совершенно неожиданно, напоминая о себе резким порывистым ветром, холодными вечерами и белым инеем поутру с первых чисел сентября – редкое явление для этой части Германии. Продрогшие деревья, еще не успевшие сбросить зеленую листву, испуганно жались друг к другу, жесткая пожелтевшая трава больше походила на смятый затоптанный ковер. Беспросветная осенняя тоска плескалась между домов города, застывала в окнах квартир и особняков, занавешивала окна магазинов и кафе, летела по улицам, вместе с обрывками газет и редкими листьями. Серая калька цветистого летнего дня постепенно заменяла окружающий мир, словно неудачная бракованная копия. Это ощущение росло изо дня в день, но сегодня это чувствовалось особенно сильно.