— Мы делаем всё возможное, чтобы поймать убийцу, лишившего её жизни, — безэмоционально обещает Антон.
Он раскрывает свою папку с материалами по делу и достаёт диктофон.
— Если бы вы, зажравшиеся лодыри, действительно работали, как нужно, то этого бы не произошло!
Антон чувствует, как загорается фитиль. Ублюдок, наживающийся на бедных людях, своей собственной жадностью довёл дело до убийства родного человека и ещё смеет называть зажравшимися их!
Этого Антон спокойно проглотить уже не может.
— Вам ли не знать, что в городе орудует маньяк, а вам кажется всё мало, раз даже это не остановило от желания обобрать людей до нитки, — шипит он в ответ.
Да, он не в порядке и определённо не должен так говорить, но эти потерявшие берега толстосумы просто выводят его из себя. Это они виноваты в том, что Серёжи сейчас нет рядом, именно из-за них он невольно попал под раздачу. Только потому, что искренне хотел им помочь.
К счастью, Ваня быстро замечает, что Антон на взводе, и, как обычно, берет всё в свои руки.
— Да, Вы правы, мы не можем представить, что Вы сейчас чувствуете, но я прошу Вас: ради Вашей дочери Вы должны нам помочь.
Мужчина немного остывает, но на Антона всё ещё смотрит с нескрываемой неприязнью, явно давая понять, что с ним он говорить более не намерен.
— Чем я могу помочь? Какой с меня теперь толк? Моя девочка мертва, а я даже не могу ничего сделать. Только сидеть тут с вами… Она этого не заслужила!
— Никто такого не заслужил, — участливо соглашается Ваня, и в глазах его всё ещё чётко виднеется сострадание, которое он даже с годами не растерял.
— Может быть, Вы замечали что-то в последнее время, что-то… странное. Возможно, кто-то угрожал Вам? — деловито спрашивает Антон.
Ему нет никакого толку от этой бесполезной драмы. Он должен поймать Линчевателя и по ходу дела не дать прикончить этого чинушу.
— Думаете, если бы кто-то мне угрожал, я бы позволил оставить свою семью без защиты? — с той же явной неприязнью бросает в ответ мужчина.
Антон и сам знает, что Линчеватель не кидает угроз своим жертвам — всё, что он делает, направлено на широкую аудиторию, и послания его ясны как белый день. Ублюдок тщеславен, и в этом чёртов ебусений прав, и чинуша этот Антона бесит до зубовного скрежета. Будет ли Антону жаль рискнуть его жизнью? Определённо, нет, но права ей рисковать он просто не имеет.
— Я ничего не думаю, но Вам бы стоило задуматься о том, что по списку Линчевателя Вы наверняка следующая жертва. Поэтому лучше вспомнить всё, что только возможно, чтобы мы смогли Вам помочь.
Горе-отец с виду совсем безутешен, но Антон таких уже повидал: за свою задницу трясутся все, даже несмотря на траур.
— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить всё, нам могут помочь любые детали, — параллельно просит Ваня, словно разыгрывая приевшуюся карту плохого и хорошего мента.
К счастью, на мужчину это действует отменно, и он заваливает их кучей ненужной информации. Но среди всего этого бреда Антон не находит ничего, за что можно хотя бы зацепиться.
— Всё, довольно. Мне всё ясно, — бросает Шастун, прерывая бесконечный монолог, полный соплей и показушной драмы.
— Вы обязаны поймать этого ублюдка, иначе я переверну тут всё с ног на голову, и вы все ответите за свою нерасторопность! — начинает кидаться пустыми угрозами мужчина.
Ваня видит, как буквально за секунду глаза Антона чуть не кровью наливаются, и понимает, что дело дрянь. В их работе хватает неблагодарных людей, но в последнее время Шастун реагирует слишком остро, всегда всё перенимая на себя.
— Простите, я ошибся, или Вы мне угрожаете?
— Вы всё слышали. Вы понятия не имеете, как это — терять кого-то из близких, как это — в один момент лишиться самого дорогого! Только и можете, что бумажки свои перебирать!
У Антона перед глазами — снова чёртова куртка и кровь, у него флэшбеки бьют прямо по сердцу и, кажется, начинается паническая атака, но рядом больше нет Серёжи, чтобы сказать, что всё будет хорошо. И хорошо уже не будет никогда, и всё, что ему остается, — это жить, зная, что, возможно, он больше никогда не увидит того, с кем эту жизнь хотел бы разделить.
— Антон, — голос Вани пробивается как сквозь толщу воды, и в одну секунду в голове вдруг мысли совершают кульбит. Арсений своими невозможно голубыми глазами смотрит и вещает свой гениальный план, который, судя по всему, и будет самым верным в данной ситуации.
— Мы поймаем его и, отправив на пожизненное за решётку, а Вы нам в этом поможете. Если, конечно, не побоитесь.
Ваня понимает всё сразу, и что задумал Антон, ему тоже ясно. Он ведь сам выступал за этот план, так почему же сейчас его совесть буквально скребёт где-то под ребрами?
— Мне нечего больше бояться. Если я действительно смогу помочь, то сделаю всё для этого возможное.
Антон улыбается, но улыбка выходит не добрая, а в какой-то степени даже кровожадная.
— Отлично, тогда слушайте внимательно. Нам предстоит нелёгкая работа.
Ваня понимает, что так правильно и что, возможно, этот безумный план поможет выманить Линчевателя из своего логова, но то, что всё это Антон делает на эмоциях, совсем не хорошо, ведь принятые в пылу решения никогда не бывают верными.
Тем не менее, больше Антон отступать не намерен. Арсений прав: нужды большинства важнее нужд одного. И им всем давно пора с этим смириться.
Шестью годами ранее
Время давно перевалило за полночь. В комнате обосновался приятный полумрак, освещая пространство лишь работающей плазмой, вещающей какой-то совершенно неинтересный бред. Они с Серёжей пьяны — не настолько, чтобы отключиться, проваливаясь в бессознательную пьяную темноту, но достаточно, чтобы в голове растёкся густой туман, расслабляя тело до состояния прозрачной дымки.
Антону хорошо.
У них одна бутылка на двоих, и у Антона осталась ещё одна сигарета, которую он с удовольствием раскуривает прямо в комнате. Серёжа не возмущается — слишком пьян для этого — да и вообще шевелиться сейчас кажется ему преступлением.
Им действительно хорошо — именно так, рядом, развалившись на полу и привалившись к дивану, едва соприкасаясь руками. И кажется, ничего такого, но Антон чувствует, как от этого невесомого соприкосновения рук тело обдаёт жаром, который собирается в тугой ком где-то под сердцем. Это ненормально — Антон знает это точно так же точно, как и то, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца, но он пьян и впрочем, это вполне сгодится за оправдание.
— Может, ответишь? — едва слышно предлагает Лазарев, из-под пушистых ресниц поглядывая на нестихающий телефон Антона.
Шастун морщится, упрямо поджимает губы и продолжает игнорировать входящие звонки.
— Знаешь, иногда отсутствие выбора пиздец как утомляет.
Серёжа едва заметно улыбается, самым краешком губ, а Антона от этой улыбки коротит и хочется орать: «Какого хуя, Шастун, что, блядь, с тобой не так?! ».
— Она ведь нравилась тебе. Сейчас что не так? — спрашивает Серёжа, делая большой глоток дорогого коньяка, морщится и возвращает бутылку обратно, пустым взглядом уставившись в телек.
— Нравилась, — соглашается Антон. — Наверно, я сейчас хуйню скажу, но разве с кем-то особенным должно быть правильно, а не хорошо?
Возможно, Антон — тот ещё еблан, потому что за Ирку любой другой готов был бы горы свернуть. Потому что она хороша собой и недурно воспитана. Любимая дочь богатого папаши. С такой бы жить да детишек рожать, но вот Антон, кажется, все мозги где-то похерил, потому что смотрит на неё и ровным счётом ничего не испытывает, даже встаёт через раз.
— Не хуйня это. Вот только то, что хорошо для тебя, не всегда хорошо для других, — Серёжа хмурится забавно, будто пытаясь переосмыслить всё, что сказал сейчас, потому что алкоголь совсем не помогает мыслить здраво. — В смысле, я имел в виду, что людям так-то наплевать на наши «хорошо» или «плохо». Мы привыкли загонять себя в рамки. Твой отец будет недоволен, если узнает, что ты с Ирой порвать решил.
