Он пытается запечатлеть этот миг в памяти, впитывает в себя его образ так, чтобы навсегда: каждую длинную ресницу, каждую родинку и взгляд с поволокой. Он с наслаждением ловит своим ртом чужое дыхание, и это мгновение, наверное, даже лучше, чем самый страстный секс. Просто момент болезненной близости.
Кто бы только знал, как сильно этого не хватало Антону.
У Арсения голова идёт кругом и всё тело горит огнём, словно он только что прыгнул в жерло горящего вулкана. Он хочет Антона до дрожи в коленях, до темноты в глазах, до сладких стонов, слетающих с губ. Всё это кажется таким невозможным — ведь он уже и надеяться перестал, а тут такой подарок сам идёт ему в руки!
— Хочу тебя, — шепчет он, оставляя короткие поцелуи на пухлых губах, — пиздец как хочу.
Антон слегка приподнимает уголки губ в подобии улыбки. Он бы соврал, если бы сказал, что его желание хоть на каплю отличается от того, что готов предложить ему Попов.
Возможно, чуть позже его ещё измучает совесть, но сейчас он просто не может сопротивляться. Между ними так давно искрит, что рано или поздно это должно было вылиться во что-то такое.
— Пойдём в кровать, — просит Антон.
На самом деле, он готов накинуться на Арсения прямо тут, нагнуть его около ближайшей поверхности и хорошенько трахнуть, слушая эти невозможные стоны, срывающиеся с желанных губ, но это было бы слишком даже для них.
Антон следует за Арсением на ватных ногах, пока тот за руку тащит его в сторону спальни, где их приветливо встречает большая мягкая постель, аккуратно заправленная хозяином накануне.
У Антона ладони потеют, когда он толкает Арсения прямо на неё и тот смотрит этим своим невозможным взглядом из-под опущенных ресниц.
Волнение прошибает Арсения насквозь: не то чтобы он новичок в этом деле, но он так долго водил вокруг Шастуна хороводы, что сейчас банально боится сделать что-нибудь не так, что-нибудь, что оттолкнёт Антона от него, и всё придётся начинать с самого начала.
Но Антон, судя по всему, не собирается бежать. Арсений глаз не может отвести от Шастуна, пока он стягивает с себя толстовку и штаны: он худой, но подтянутый, с крепкими руками и широким размахом плеч, и в тусклом свете ночника блестят чёртовы браслеты и кольца, которыми извечно увешан Антон, — так и хочется снять их зубами, ощущая губами его длинные пальцы.
— Какой же ты, сука, красивый, Сеня, — вырывается у Антона раньше, чем эта мысль успевает сформироваться в голове.
Арсений немного смущается, хотя слышал что-то подобное далеко не один раз, но это другое — ведь сейчас перед ним Антон. Эти слова заставляют кровь по венам бежать быстрей, посылая по всему телу волны возбуждения.
У Антона уже стоит — очертания члена прекрасно виднеются через бельё. Арсений мило краснеет, как девица, когда его глаза опускаются ниже.
Антон слишком не церемонится, стягивая с Арсения узкие штаны прямо с бельём, и смотрит как-то пьяно, не стесняясь своих откровенных разглядываний.
Арсений до боли возбуждён, член у него красивый, как и он сам, ровный, с рельефом вен, он лежит у него на животе, пачкая бледную кожу блестящей смазкой. Картина до того соблазнительная, что Антон не может удержаться, опускаясь на колени и проходясь языком по всей длине. Арсений мелодично стонет, прогибается в спине и до треска сжимает простыни руками.
Антон не спешит, дразнит, обдаёт дыханием чувствительную головку и совсем немного касается его губами. Арсения наружу всего выворачивает от каждого касания, но Шастун, судя по всему, решил извести его окончательно.
— Ты издеваешься надо мной? — хнычет Попов, пытаясь поддаться ближе к этому горячему рту.
Антон хитро улыбается, мягко поглаживает Арсения по внутренний стороне бедра и наконец-то берёт в рот ровно наполовину. Арсению кажется, что он слышит себя словно со стороны, когда с его губ срывается совершенно не мужской, высокий стон.
Антон плавно двигается вверх-вниз, иногда спускаясь к поджимающимся яйцам, проходясь по ним языком. Антон старается, с наслаждением слушая эти высокие стоны. Он надеется, что не слишком напирает, но задница у Арсения настолько соблазнительная, что так и хочется побыстрее оказаться внутри.
Антон отстраняется, потому что чувствует: Арсений на грани — ещё немного, и всё закончится невнятной дрочкой и минетом, а у Антона далеко идущие вперёд планы.
— Сука, — шипит Арсений, ёрзая по кровати. Он не помнит, чтобы когда-нибудь ему было настолько хорошо.
Знал бы сам Попов, насколько он красив: с этой растрёпанной чёлкой, красными щеками и горящим взглядом синих глаз. Он совершенно бесстыдно выставляет себя напоказ, раздвинув крепкие ноги и проводя языком по зацелованным губам.
Арсений сам тянется к тумбочке и достаёт оттуда тюбик со смазкой.
— Даже не буду спрашивать, откуда это у тебя.
Арсений усмехается и вкладывает лубрикант в чужие руки. Он не спускает с Антона тяжёлого возбуждённого взгляда, у него всё сводит внизу живота от предвкушения, и каждая секунда промедления тянется как целая вечность.
— Если ты сейчас меня не трахнешь, то я трахну тебя сам, — грозится Попов.
Антон совсем не против исполнить его просьбу как можно скорее. Он на коленях подбирается к Арсению ближе, оглаживая его грудь, задевая пальцами соски. Попова прошибает током от этой незатейливой ласки. Антон пока не знает, но это одно из самых чувствительных мест на его теле — и они твердеют сразу, стоит только Антону бросить на них свой взгляд.
Антон прижимает его к себе, жмётся бёдрами к бёдрам, притираясь своим стояком к его, и жестко целует в шею, оставляя там приметный засос, а после целует в губы со всей своей непонятно откуда взявшейся нежностью. Руки Арсения мягко скользят по его спине, спускаясь ниже, чтобы крепко сжать пальцами упругий зад. С губ Антона срываются первые слабые стоны — прямо в чужие губы.
Шастун спускается руками ниже, кружит пальцем вокруг входа, немного надавливая, но там сухо — Антон почти что забыл про смазку. Он быстро находит тюбик где-то в дебрях постельного белья и наскоро смазывает Арсения и собственные пальцы.
Попов плавится, словно зефир на костре, отдаваясь целиком и полностью в эти умелые руки, утыкается Антону в шею и стонет каждый раз, когда тонкие пальцы проникают глубже. Арсению кажется, что он, как минимум, бахнул пару бутылок крепкого алкоголя — до того его уносит и кружится голова. Удовольствие просто распирает изнутри, особенно когда длинные пальцы находят простату.
— Хватит, давай уже, — хнычет он, вдыхая запах табака, смешанный с потом и чем-то особенным, только Шастуновским.
Сил терпеть больше нет: ему просто до боли необходимо почувствовать Антона внутри себя, до того сильно, что его бьёт лихорадочной дрожью.
Антон медлит, потому что от предстоящей перспективы воздух в горле перехватывает и сердце стучит как сумасшедшее. Задница Арсения — просто произведение искусства, и Антон, правда, горд, что она досталась именно ему.
Арсений в ответ подаётся вперёд, толкается ближе, заставляя Антона шипеть, потому что собственный член уже просто болит.
Он чувствует, как растягивается чужой анус, когда Антон медленно проталкивает головку внутрь: Арсений сжимает его так сладко и словно сам погружает в себя до самого конца, так что у Антона темнеет в глазах и под веками взрываются фейерверки.
Он тяжело дышит куда-то Антону в ухо и до боли впивается пальцами в его плечи, пока тот на несколько секунд просто неподвижно замирает. Нахлынувшее удовольствие словно парализует его, и стоны Арсения он слышит будто через толщу воды. Антон ахает и немного подаётся назад, чтобы толкнуться обратно настойчиво и до упора, вырывая из Арсения хриплые стоны.
Антон трахает его самозабвенно со всей отдачей, слушая стоны и периодически меняя угол проникновения и амплитуду движений. Он действует чисто интуитивно, потому что мозг уходит в далёкое пешее, оставляя только наслаждение. Они словно оказываются в маленьком, только своём собственном мире, куда нет входа никому. Пространство вокруг словно сужается, и Антон знает, что это явный предвестник оргазма. Он хочет продержаться подольше, но у него так давно не было близости, что его едва хватает на несколько глубоких толчков, и он едва успевает вытащить член, кончая прямо на поджарый живот и чувствуя, как Арсений изливается следом за ним.
