Что ж, возможно, Антон и неправ, но он находится не в том положении, чтобы скидывать со счетов даже такой маловероятный вариант.

— Ладно, — соглашается Шастун, — в любом случае огромное тебе спасибо, ты нам очень помог. В очередной раз.

Влад добродушно улыбается и кивает головой.

— Сообщи мне, если Наташа найдётся, — просит он.

Антон не может ему в этом отказать.

После этого разговора Шастун понимает, что им стоит грызть землю, но найти Наташу — живой или мёртвой.

В отделе он раздаёт задания направо и налево: прежде всего, отыскать место работы Наташи и пробить её адрес, потому что квартиру обязательно нужно обыскать. Антон чувствует, что Наташа — это их ключик на пути к Линчевателю и, кажется, впервые за этот год Антон подбирается к ублюдку ещё ближе, почти что уже дыша ему в затылок.

***

Антон просыпается в ужасном настроении. Он коротко выглядывает в окно, наблюдая, как снег с дождём мешается с грязью, осыпаясь на асфальт. Он совсем не заметил, как промозглая зима сменилась такой же холодной, мокрой, ветреной весной. Он настолько погряз в своей работе, что почти что потерял ход времени и, наверное, даже мог бы забыть обо всём, но только не это.

Ещё год назад этот день мог бы стать одним из самых лучших в его жизни — вообще-то он даже был таким: Антон помнит его слишком хорошо, он помнит, как с самого утра стоял у плиты, пытаясь изобразить очередной шедевр кулинарии, и как нёс в спальню горячий кофе с улыбкой на губах. Сегодня Серёже тридцать шесть, но утро встречает Антона одиночеством и пустотой.

Он наливает себе чашку крепкого кофе и выкуривает на голодный желудок пару крепких сигарет, отчего начинает тошнить. Но, если честно, плевать. Антон на автомате одевается и почти что выходит из дома, но замирает у дорогой сердцу фотографии, стоящей на полке.

Разорванное на части сердце словно захлёбывается собственной кровью, когда он смотрит на родные черты лица, на мягкую, очаровательную улыбку, на ямочки на щеках, к которым так хочется прикоснуться пальцами, и светло-карие глаза, самые тёплые, но теперь такие далёкие. Антон проводит по холодному стеклу самыми кончиками пальцев и грустно улыбается, чувствуя, как в уголках глаз собираются непрошеные слёзы.

— С днём рождения, милый, — в пустоту проговаривает он, прежде чем закрыть дверь и выйти на улицу под холодный снегодождь.

В участке он работает, словно робот, не в силах даже немного сосредоточиться на делах. Всё валится из рук, а в голове как будто какой-то вакуум, но, к счастью, его никто не трогает, позволяя купаться в своём горе в одиночестве. Один только Арсений настойчиво пытается завести разговор до тех пор, пока Антон едва ли не посылает его нахрен, отчего тот обиженно поджимает губы, но с разговорами больше не лезет.

Арсению больно видеть Антона таким: вчера между ними словно воцарился мир и взаимопонимание, а уже сегодня он ходит, словно самая хмурая дождевая туча в мире, и скалится на любого, словно дикий пёс.

Арсений не понимает, в чём дело, что он успел такого сделать, чтобы заслужить такое отношения к себе. Он ведь пытался быть лучше, старался развеселить Антона и дать ему ощущение того, что он больше не один, а в итоге неужели их шаткий мир снова рухнул, осыпавшись осколками к его ногам?

Он выходит на перекур, дабы успокоить свои и так расшатанные к чертям нервы, когда рядом появляется Ваня.

Они молча подкуривают и делают первую затяжку, прежде чем Абрамов начинает говорить.

— Не злись на него, сегодня не самый простой день.

У Антона каждый день непростой, впрочем, как и у самого Арса с того самого момента, как он его повстречал, — неужели это повод срывать на нём своё плохое настроение?

— У нас у всех сейчас непростые дни, — обиженно фыркает он.

— У Серёги сегодня день рождения, — коротко отвечает Ваня, в один момент заставляя совесть Арсения встрепенуться и до боли уколоть прямо в грудь.

— Блять, — выдыхает он вместе с сигаретным дымом, понимая, как сильно проебался.

— Ему сегодня могло бы быть тридцать шесть.

— Почему ты говоришь о нём в прошедшем времени? Думаешь, он… — Арсений на секунду запинается, прежде чем сказать, — мёртв?

На губах Вани скользит грустная усмешка, и он устало прикрывает глаза.

— Мне бы хотелось верить в обратное, но в нашей работе мы должны быть реалистами. Я знаю, почему мы не нашли тело, и понимаю мотивы Линчевателя. Пока Серёжа считается пропавшим без вести, Антон в его руках. Серёга был отличным человеком, и я бы хотел однажды увидеть его вновь, но жить иллюзиями не в моих правилах. Так что не держи на Антона зла — он пока что не научился жить без него, но время — волшебная штука, оно лечит или, по крайней мере, создаёт такую иллюзию.

Арсению хотелось бы что-то изменить, дать Антону своё тепло и заботу, вот только он не примет этого никогда, предпочитая медленно умирать в собственном горе, оставляя его только для себя одного. Антон не хочет казаться слабым и никогда не признается, как тяжело ему быть одному, но Арсений чувствует это и, правда, искренне хочет помочь.

После работы Антон не хочет возвращаться домой, а потому идёт в бар, где выпивает, по меньшей мере, полбутылки крепкого пойла, которое не берёт его от слова совсем. Антон надеется, что это хотя бы поможет ему забыться и провалиться в сон, как только голова коснётся подушки. На самом деле он хочет уснуть и не просыпаться больше никогда, но в оцепенении замирает на месте, когда видит уже знакомую картину. На ступеньках возле его квартиры, не боясь замарать свои светлые джинсы, сидит Арсений, и рядом — очередной чёртов торт. Попов осторожно улыбается, когда видит Антона, и ловко поднимается на ноги, замирая ровно напротив.

— Сюрприз! — задорно тянет он, а Антона от этого флэшбеками по голове пробивает, и он злится на этого барана за то, что просто не может оставить его одного.

— Какого чёрта ты тут делаешь? — устало говорит он, потирая переносицу.

— Ты не должен в этот день оставаться один, — заявляет Арсений.

Антон не спрашивает, откуда тот узнал: в их участке хватает желающих попиздеть своим языком по поводу и без, — только злится пуще прежнего.

— Хватит! — едва ли не рычит он. — Прекрати строить из себя святого мученика! Мне всё это не нужно. Ты и твоя мнимая забота уже у меня в горле стоит! Иди домой, Арсений, и оставь меня в покое наконец-то.

Арсений соврал бы, скажи он, что ему не больно. Эти слова прилетают прямым попаданием в сердце, но Арсений не гордый, глотает обиду и всё равно стоит на своём.

— Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду. Буду сидеть тут хоть до утра.

Антон в ответ прожигает его яростным, свирепым взглядом своих зелёных глаз.

— Хочешь сидеть — сиди! Мне плевать! — заявляет он и, громко хлопнув дверью, скрывается в своей квартире.

Что ж, Арсений упрямый. Он тяжело вздыхает и садится обратно, печально уставившись в грязное окно, где всё ещё льёт противный дождь со снегом.

Антона хватает ровно на час. Он ворочается в постели, пока его совесть бешеной кошкой продолжает раздирать все внутренности, напоминая о себе. Шастун быстро понимает, что теперь уже точно не уснёт, и всё же открывает дверь, обнаруживая Попова ровно на том самом месте, где оставил его ранее.

Чёртов упрямый баран.

— Заходи, — коротко бросает он.

А Арсений, словно верный пёс, едва ли хвостом не виляет, когда по-хозяйски вваливается в чужую квартиру.

Антон уже привычно ставит чайник и смотрит, как Арсений ловко управляется на его кухне, разрезает торт, насыпает в чашки кофе и раскладывает кусочки по тарелкам.

— Зачем ты пришёл? — устало вздыхая, спрашивает Антон.

— Я его не знал, но день рождения ведь раз в году, и ты должен хотя бы попытаться его отпраздновать.

Антон свои ушам не верит, пялится только на этого придурка, словно хочет в нём дыру прожечь.

— Ты серьёзно сейчас?

— Более чем. Не злись только и скажи правду: был бы рад Серёжа, узнай он, что ты убиваешь себя в его день рождения?