Антона такими улыбками не обманешь, он эту фальшь чувствует на раз-два. Он помнит, как наигранно и абсолютно неискренне улыбался Серёжа: его губы растягивались в красивой дежурной улыбке, а в глазах зияла пустота. Он знает профессиональную улыбку Димы: в тот момент, когда улыбаться совсем не хочется, но нужно, он кривит губы и пытается казаться хоть немного дружелюбным. Сам Шастун уже давно не улыбается, даже если того требует ситуация, разучился даже такие неискренние улыбки из себя выдавливать. Поэтому это простую ложь он считывает сразу. Понять, почему Попов тут торчит посреди ночи, несложно. Он и сам через это проходил.

— Прекрати. Ты не виноват в том, что произошло. Он мёртв, потому что сам довёл до этого, и вообще его смерть была лишь вопросом времени. Линчеватель всё равно достал бы его — с этим заявлением в прессе или без него.

Антон в психологи не записывался и, если честно, довольно давно никого не пытался поддержать, но отчего-то остатками своей души он чувствует, что этому пижону сейчас просто необходимо, чтобы кто-то хотя бы с ним поговорил, иначе сломается, даже не успев толком повариться в этом дерьме.

— В своё время я из-за этого с полиции и сбежал, — невесело усмехается Арсений. — Вопрос денег, конечно, тоже сыграл немалую роль, но по большей части я так и не смог смириться с тем, что мы не можем спасти всех.

— Видишь, ты сам ответил на свой вопрос. Всех не спасёшь. Да и ты не Господь Бог. Так что собирай свои манатки и вали-ка спать. Завтра сложный день.

Сам Антон не уверен, что сегодня сможет сомкнуть глаз — впрочем, ему не привыкать. Если наяву он научился контролировать свои кошмары, то во сне делать этого он никак не может.

— Я, пожалуй, посижу ещё полчасика, — возражает Попов.

Антон тяжело вздыхает, кидает на кресло куртку, которую уже снял с вешалки, и лезет в сейф за бутылкой коньяка. Он не знает, что с ним сегодня такое и почему он чувствует себя перед Арсением в долгу, но, с другой стороны, лучше уж здесь, хоть в какой-нибудь компании, чем дома наедине с собственными страхами и пустотой.

Он молча разливает янтарную жидкость по стаканам и подвигает один немного охреневшему Арсу. Тот принимает напиток и на этот раз улыбается искренне и по-настоящему.

Они пьют молча какое-то время, слышно только, как шелестит бумага у Арсения в руках и тикают настенные часы.

— Я не хотел возвращаться в полицию, но выбора у меня не оставалось. Бывшая жена отобрала всё, равно как и честное имя в адвокатуре, — неожиданно заявляет Арсений.

Антон на откровения не напрашивался, но всё это: ночь, полумрак и тишина — создают какую-то свою, особенную атмосферу, и впервые Антон не хочет грубить и отталкивать от себя людей.

— Так и знал, что ты адвокатишка. На лице написано, — фыркает он.

— Какой из меня адвокатишка! Алёна хотела денег, а в полиции много не заработаешь. Вот и пришлось заняться частной практикой. Я многое для неё сделал, а по итогу теперь вот тут, с голой задницей и старой работой.

Антон знает, что порой девушки бывают слишком требовательными — он ещё помнит то время с Ирой. Избалованная и залюбленная богатыми родителями, она никогда не могла насытиться тем, что имела, и требовала всё больше и больше — Серёжа никогда не требовал ничего, ему было достаточно просто быть рядом. За это Антон его так сильно и полюбил. На самом деле, Шастун не знает, что хуже: не знать такой любви, как это происходит с Арсением, или знать и потерять.

— Мне нравится, как говорят, оказаться на дне — это хорошо, потому что оттуда всегда только один путь наверх. Я знаю, что такое выбираться из дерьма, и, поверь мне, оно того стоит.

Антон всё ещё помнит, как тяжело им с Серёжей было, когда они буквально сбежали в Питер. Всю жизнь прожив в роскоши, они были вынуждены начинать всё с нуля, добиваться всего своими силами, ведь родители ожидаемо их выбор не одобрили. Впрочем, со временем отец успокоился и принял Серёжу как своего, но до этого им пришлось изрядно побарахтаться в этом дерьме. Сейчас Антон гордится тем, что они смогли подняться наверх сами, без чьей-либо помощи.

— Жизнь не даёт нам тех испытаний, с которыми мы не можем справиться, — философски изрекает Арс.

— Хрень это собачья, — фыркает Антон.

Почему же тогда жизнь забрала у него Серёжу? Неужели, если есть кто-то там сверху, он не видит, что Антон не справляется, что он просто физически не может?

Арсений это никак не комментирует.

— Мне кажется, что всё не просто так. И я оказался тут неслучайно. Возможно, я смогу принести пользу.

Антон усмехается.

— Мне бы хотелось в это верить.

Арсений в его глазах как-то незаметно трансформируется. Из типичного самовлюблённого пижона он превращается в обычного человека, со своими проблемами и своей собственной болью. Антон пока что не придаёт этому значения, но, по крайней мере, теперь ему не хочется выжить Попова из коллектива любой ценой. Может быть, это, и правда, знак, возможно, им не помешает чей-то взгляд со стороны.

— Мы поймаем его, я чувствую, — заявляет Попов.

— Ты, к сожалению, не Ванга, и от чувств твоих дело с мёртвой точки не сдвинется, — фыркает Антон.

— Посмотришь. Чуйка меня никогда не подводит, — самодовольно бросает Арс.

— Скромность — не твоя сильная сторона, — отвечает Шастун.

— Возможно, не самая. Не такая сильная, как магия моих голубых глаз.

Антон не замечает, как в уголках его губ впервые за долгое время появляется едва заметная улыбка.

Зато Арсений замечает её сразу, и это просто выносит его на раз. Это даже не улыбка, а так, намёк на неё, но Антон в этот момент кажется таким красивым, словно в один момент с него слетела эта холодная маска бесконечного равнодушия и боли, словно на одну секунду он снова становится живым. Арсений не знает, что это за чувство разрядом тока проносится у него в груди, но он уверен, что точно хочет видеть эту улыбку как можно чаще.

Антон тем временем залпом добивает свой стакан коньяка и поднимается на ноги.

— Не сиди тут долго. В девять жду тебя у СПбГУ. Не опаздывай, — бросает он и уходит, оставляя Арсения наедине с собственными неразрешёнными мыслями.

========== Если звёзды зажигают ==========

Пятью годами ранее

Они на берегу Финского залива, слушают, как волны прибиваются к берегу и стремительно уносятся обратно, оставляя за собой лишь белую пену. В небе зажигаются первые звёзды, и луна, до этого бледно-белая, постепенно наливается румянцем. Под ногами — остывший к вечеру песок, а впереди — уходящая в никуда полоса горизонта и целая жизнь в новом городе, где всё можно начать с нуля.

Они в Питере не больше недели, но Антон обживается на новом месте настолько легко, что кажется, когда-то в прошлой жизни он жил именно здесь, и Серёжа, конечно, тоже, ведь не может быть такого, чтобы они были порознь, даже если всё это сказки, в которые Антон на самом деле совсем не верит.

Им нравится гулять по узким улочкам, притворяясь туристами, иногда держаться за руки, ведь Питер — это совсем не то же самое, что Москва. Нравится исследовать этот город вдоль и поперёк, с его скверами, волшебной архитектурой и бесконечной чередой мостов. Они влюбляются в него почти так же сильно, как и друг в друга, и верят, что тут обязательно смогут построить свою жизнь, подальше от любопытных глаз людей, желающих развести их по разные стороны пути. Теперь они могут вздохнуть полной грудью, ведь тут начинается их новая глава.

Серёжа зарывается пальцами ног в песок и прикрывает глаза от удовольствия, едва ли не мурлыча, как сытый котяра. Питер выбирает именно он, а Антон просто следует за ним, потому что готов, если честно, хоть на край света.

— Мы сделали правильный выбор, — расслабленно тянет Лазарев, мягко поглаживая ладонь Антона своими длинными пальцами.

— Посмотрим, как ты запоёшь зимой, — усмехается Шастун, не в силах оторвать взгляда от родного лица.

— Зимой главное не где, а с кем, — фыркает Серёжа.