Сказать честно, в детстве у меня никогда не было того отчаянного желания завести собаку или кошку, которое описывают классики. Вечно ноющий Малыш в «Карлсоне» вызывал у меня недоумение. Тут не успеваешь метаться от одного к другому, вечный цейтнот, а он всё канючит на одной ноте. Да и бума вокруг домашних питомцев в народе не наблюдалось. Только один из моих однокашников, и то из «бэшек», Марик Бахолдин имел овчарку. Оба обладали немыслимой мужской привлекательностью. Их же класс был отмечен наличием шимпанзе в семействе Наны Турабелидзе. Однажды она явила его нам воочию, придя с обезьяной в школу после уроков. Животное вцепилось в хозяйку, обвив почти целиком ее миниатюрную фигуру мёртвым кольцом конечностей. В движении у Наны остались лишь две спичечные ноги в идиотских колготках и два же глаза, карикатурно увеличенные линзами очков. Всё, что я запомнила из её рассказа, это отдельная комната, отведённая для питомца в их квартире. Неслыханная для тогда роскошь. Коты, должно быть, присутствовали в домах, но были вне нашего внимания.

Уразумев раз и навсегда мамин наказ, что никаких животных в коммуналке мы заводить не будем, я честно довольствовалась рыбками, которые, правда, протянули недолго. Но однажды обстоятельства сложились так, что именно мама нарушила наш уговор. Отправившись в очередную командировку, на сей раз в Туркмению, она вернулась оттуда ни много ни мало с десятью черепахами, изловленными ей лично. Мамины коллеги по институту, узнав о поездке, попросили ее привести детям по черепахе.

Строгая и ответственная с виду, моя мама обладает скрытой безбашенностью и склонностью к авантюрам. Дав слово, она вознамерилась его сдержать. Уже перед самым отлётом из Ашхабада она отправилась в ближайшую от города пустыню. Была весна, всё вокруг цвело и размножалось. В пустыне народилось множество юных черепашек, которых мама и предполагала насобирать, наподобие грибов в лесу. Обнаружив их пасущимися в траве, мама устремилась к ним. Но к великому её изумлению юные создания кинулись врассыпную с резвостью зайцев. Задача сильно усложнилась, и чтобы выполнить обещание, ей пришлось побегать за добычей, едва не опоздав на самолёт.

Но на этом приключение не закончилось. Набрав нужное количество пресмыкающихся, мама села в самолёт и от усталости тут же заснула. Проснулась она от нездорового ёрзанья и шумного ропота граждан. Оказалось, что повешенная на впереди стоящее кресло авоська с пленницами соскочила на пол и все черепашки расползлись по салону. Маме не оставалось ничего другого, как начать охоту заново. Вновь собранная в авоську живность оказалась у нас дома. Девять черепашек благополучно нашли хозяев, а одну выклянчила я, и бедолага поселилась у нас в коробке размером с небольшой аквариум.

Теперь я представляю, каково ей было после степных просторов оказаться в нашем узилище. Тогда же радость обладания живым чудом парализовала мои эмпатические способности. Я, конечно, пыталась скрасить ей жизнь, принося с бульвара свежую траву и выгуливая её на газоне под нашим огромным тополем. Но живость характера моей подопечной и ее желание вести ночной образ жизни превратили наше совместное проживание в обоюдный кошмар. Рабыня коробки неистово скреблась в ней все ночи напролёт. Единственным выходом было выставлять её на ночь в коридор. Вскорости начались летние каникулы, и черепашка переехала к кому-то из маминых знакомых. Судьба явно не благоволила ей, так как зимой мы узнали, что, живя в новой семье без клетки, она заползла погреться за батарею и осталась там навсегда. Хозяева не сразу обнаружили пропажу, а когда спохватились, было уже поздно.

Сейчас всё моё существо вопиет против человеческого маразма – приручать и мучить диких животных ради собственного эгоизма. И сердце моё каждый раз сжимается, когда я вижу триумф этого идиотизма.

Оптимистический пример слияния человека с животным с самого детства мне демонстрировали, как ни странно, две наши хабалистые соседки – мама Нина и доча Наташа. Несмотря на то, что их подопечный терьер по имени Тошка, размером с большую муху, всё время выказывал признаки «не жильца на этом свете», он был трогательно любим и заласкан ими.

Миниатюрное создание с мягкими, как бархотка, ушами постоянно дрожало всем телом. Его вечно слезящиеся глаза казались единственным доказательством его присутствия в этом мире, настолько всепоглощающе они заявляли о себе. Это были две непознанные планеты, безнадёжно тщившиеся описать свои бездны на никому не ведомом языке. С тех пор я опасаюсь смотреть в собачьи глаза, заранее отступая от этих затягивающих внутрь омутов.

Безупречная деликатность Тошки выдавала его даже не собачью, а какую-то эльфийскую природу. Он вообще походил на заколдованного балетного принца, настолько изящной и лёгкой была его походка со звонким цоканьем коготками по паркету. А редкий его тявк звенел хрустальным колокольчиком и испугать мог разве что колибри. Уважая тонкую натуру нашего общего питомца, все без исключения домочадцы делали вид, что Тошка – истинный хозяин квартиры.

Барышни-хозяйки поочередно носили его гулять, засунув за пазуху, и спускали наземь лишь на несколько мгновений для неотложных дел. Единственной угрозой благополучию нашего терьера была блажь хозяек, которые почему-то считали нужным таскать его пару раз в год на Трубную площадь смотреть салют. Одна из них прятала собачку между двух дородных грудей, так что наружу торчала лишь чёрная пимпочка носа, и мы шли вниз по бульвару. В те времена салют давали строго по расписанию. О частных салютах и помыслить было невозможно. Так что событие было эпохальным. На площадь заранее приезжали военная техника и грузовики со спецкомандой, стекалось множество людей. Сначала долго ждали в нетерпении, и только с первым залпом все выдыхали облегчённо: случилось. Учитывая близость орудий, грохот сотрясал все внутренности. Тошке при каждом выстреле прятали голову в пазуху, и мне до сих пор не ясно, как его напёрсточное сердце не разрывалось от этой жути. И как после такого надругательства он ни разу – даже от испуга – не покусился на хранящие его перси.

Но собаки – существа парадоксальной непостижимой и поражающей воображение преданности. Они точно присланы из других галактик, чтобы всё время смотреть людям в глаза и пытаться их вразумить.

Утро имеется в виду раннее, летнее, каникулярное, когда каждая минута сна есть компенсация за недоспанные часы школьных будней. Ничего слаще летней свободы от любых расписаний в детстве для меня быть не могло. И только поход за грибами мог нарушить нерушимое – спать, сколько хочешь. Парадокс заключался в том, что вечером ты выступал провокатором и подначивал домочадцев на грибную авантюру, а утром ты же бунтовал и хватался руками и ногами за стянутое одеяло, проклиная свою предприимчивость.

К моменту, когда ты, стуча зубами от утреннего озноба и недосыпа, напяливал приготовленные с вечера тёплые вещи и выходил на веранду старой дачи, всё уже было устроено. У двери стояли корзинки с ножиками и завёрнутыми в бумагу бутербродами. Несколько яблок из сада лежало на дне. А на столе был накрыт завтрак с горячим чаем, хлебом, маслом, сыром, колбасой и дымящейся в сковородке яичницей. Есть не хотелось совсем, но на раздумья времени не давалось: или ешь, или идёшь голодный. Каждая минута на счету! Встать в такую рань и выйти засветло считалось преступлением. Конкуренты не дремлют, и дать им опередить нас в грибном многоборье – недопустимо.

Спасал горячий сладкий чай, а за ним уже шла еда. От необычности ситуации, темноты за окнами и какой-то скрытой таинственности трясло, как в лихорадке. Мы – бабушка и её подруги – сестры тётя Нюра, тётя Маруся и тётя Мотя, у которых мы по пол-лета гостили в доме в Востряково, – не сговариваясь, вели себя, как заговорщики. Почти молчком ели, быстро уносили грязную посуду в кухню, пыхтя, напяливали резиновые сапоги, по-деревенски завязывали платки и, взяв корзинки, длинной вереницей просачивались к калитке.