Психи И тогда он сказал: Через час я вернусь не один И вы, суки, Все тут ляжете. Летник дружно уткнулся в гаджеты. Посетители влипли в гаджеты. Официантки растаяли в гаджетах. Даже Али и Гаджи, северокавказские гости и по виду борцы, уши словно из холодца детали, носы после бомбардировки Дрездена, как-то, как говорили в детстве, сдрейфили. А он вышел, в облаке ужаса, то ли контуженный, то ли психозом взъерошенный. И мы вернулись к кофе с рошеновским мини-счастьем. Вояка из части напротив кашлянул: Да не может он быть ветераном, выправки нет, видно же – штатский. Летник заколосился тихими голосами: Раньше такие сидели на Новом Под галоперидолом. Эти воины конкретно достали. Волонтёры ещё, Крысы из нержавеющей стали. Девушка, как там наши хинкали? Стрелка маленькая кричала Стрелке большой: Поторопите повара! Наши хинкали Хачапури, бозбаши, пхали! Он же вернётся Нас расстреляют Здесь всё сожгут Я с детства знаю этот широкий жгут Для перетягивания артерий. Какой-то псих сеет страх, И вот уже в кровь поступает дейтерий, И ты водородная бомба, Ты один из драконов Дейнерис, Ты трусливая шавка, Ты мёртвый мрак, И анамнезис твой шепчет — Заткнись и беги, Дуррак. Когда места под козырьком опустели, Нам наконец-то принесли сацибели К мясу. Красное к красному. Тигр Сантиметров тридцать над верхним правым углом Телевизора — Еле видимое черное пятно, След от смерти Паука, что спускался на дно Комнаты, Но тогда мне было плевать На воздушных ныряльщиков, На пожирателей мошкары. Пятно – первообраз черной дыры. Смотришь футбол, а видишь паучий портал, И беззвучно кричит пасть из жвал «Фюрер, рейх, партай!» И железный Крупп гальванизирует шестиконечный труп, Надевает на круп платиновый доспех. Ты не слышал скрипучий паучий смех? Я не страшусь зазубрин на мёртвых лапах, Меня не тошнит от липкого яда мандибул. Но жители отдалённых поселков моего мозга Бегут в лобные доли с криком — Паук! Он ожил! Он вернулся квизац хадерахом, Мессией молчания, оплетения, паралича, медленной смерти От страха быть не сожранным заживо, А сгнившим в желудочном соке твари. Я крадусь по выжженной киновари рассудка. Неариаднина нить паутины оставляет ожоги, Будто мясо обводят мелом. С купола черепа неба, Словно звезда паркура, Падает звёздочка Шелоб. Песня протеста
Когда пришли за марсианами, Я палил из крупнокалиберного С крыши районного планетария. Потому что я не марсианин, Нет во мне жалости и терпения. Когда пришли за рептилоидами, Я выжигал огнемётом В лабиринтах районной библиотеки. Потому что я не рептилоид И не буду смиренно ждать смерти. Когда пришли за масонами, Я резал чёрным ножом, Выползая из смутных теней Районного дома культуры. Потому что я не масон И не становлюсь на колени. Когда никто не пришёл за мной, Я трапезничал С видом на районный наш океан. На столе был сиреневый марсианский хлеб, Вино из безумных слив, Масло божьих лампад. Это был лучший день. День, Когда наш район Посрамил чёртов ад. Ланчбокс В это время этого злого года, Когда принято мусоров выносить за скобки, Я расскажу о странном челе, Известном в Девятой Миле И во всем невавилонском мире, Как Ланчбокс. По-нашему – просто Коробка. Всем, кто летал на Ямайку Поклониться Свету Троицы, Кто пробирался по улицам, Где собака равна человеку и равна курице, Где, если курите, То курите не табак, Где вроде бы невозможен враг, Где рак погубил Православного номер один Своего поколения, Где грязь не прилипает к туристским ботинкам Из-за врождённой лени, Так вот, всем, летавшим туда, Между девяносто четвёртым и ноль седьмым, Был известен странный старик, Обычно сидевший в метрах пяти От входа в мемориальный двор мавзолея. Он никогда не пыхтел И выглядел капельку злее, Чем другая живность Девятой Мили. Это и был Ланчбокс — Нищий в грязном полицейском мундире. Он продавал за пять долларов Брошюрку «Боб Марли: как и зачем его убили» Я не купил. Денег было в обрез, А у меня был интерес К аутентичным винилам «Вэйлерз». Впрочем, какие там, бля, винилы… Куча нетленной гнили, И на торте смерти червивой вишней — Тело. Лишнее. В десять лет я отказался смотреть Ленина, Предпочёл ГМИИ имени Пушкина. Там Сальватор Роза. «Бандиты в ущелье» Вечно живые. Днём на Ямайке душно, Как в микроволновке, И пахнет кухонным дымом И марципановым тестом. Я ничего не купил И подумал было вернуться к бомжу В рваном мундире, Но того уже не было на месте. Через пять лет я снова попал В Девятую Милю. Не спрашивайте. Это был сон, очевидно, кошмарный. И тогда я узнал, Что Ланчбокс не был клошаром, А был настоящим копом, Изгнанным из мусарни, Потому что с кровавой рвотой Доказывал, что знает убийцу Марли. Говорили, он ждал его двадцать лет У двора мавзолея, Это риалли, браза, И однажды дождался. Оба сгинули – и киллер, и сыщик. Об этом мне рассказывал мальчик, Ковырявший прыщик На левой ключице, И продававший брошюрки «Ланчбокс – победитель злого убийцы» Приятно, что хоть где-то Свои функции исполняет полиция. Как пишет Павел во втором послании К фессалоникийцам — Ибо праведно перед Богом, Оскорбляющим вас, воздать скорбью. И ещё что-то там — Про человека греха и бифштекс с кровью. |
