Когда все расслабились и развеселились, Марина провела какой-то ритуал, якобы наполняющий девчонок энергией луны. Звучало глупо, но выглядело эффектно: круг, выложенный блестящими камушками, начерченные солью знаки, бормотание заклятий... Получилось настолько впечатляюще, что Таня поймала Катю за рукав, шепнула ей что-то, и подружки отказались участвовать, как их ни уговаривали.

Гвоздем программы стало Светочкино зелье, сооруженное ею с ловкостью профессионального бармена. Жидкость в прозрачной чаше и шипела, и бурлила, и меняла цвет, чтобы в итоге превратиться в подобие лимонада с легкой примесью алкоголя.

Уставшая Кристина хоть и радовалась, глядя на веселившихся студенток, но при первой возможности отправилась домой. Со Светочкиной помощью она водрузила зеркало обратно на стеклянно-бамбуковый столик и проводила коллегу, за которой муж прислал машину. Вот ведь отстой! Никаких задушевных ночных разговоров!

– Что за фигня?! – словно уловив мысли хозяйки, заорал во всю глотку Невермор.

– Я бы поговорила об этом с тобой, дружище, но боюсь однажды услышать потом все это из твоего клюва, – вздохнула Кристина, намазываясь ночным кремом.

Мельком глянув в зеркало, она замерла: в глубине дымчатой мути четко виднелся мужской торс. Абсолютно божественный, атлетический, без лишней капли жира. Совершенно обнаженный. Лицо пропадало где-то за верхом рамы, и девушка готова была поклясться – будь зеркало больше, голову мужчины попросту бы скрыл туман.

Сколько мгновений это продолжалось, Кристина не знала. Только вдруг оказалось, что она пялится на собственное отражение – в черном шелковом халатике, ничуть не способном обмануть глаза и превратиться в голый мускулистый торс. Да и никакой мути – зеркало отражало комнату на редкость четко. Она с чувством выругалась. Увидеть такое без зеркального коридора и с нормальным освещением, это ж надо!

 Всю ночь она проворочалась, пытаясь проанализировать, что на вечеринке могло спровоцировать такой глюк. Уж не крыша ли у нее поехала?

– На почве одиночества, не иначе, – шутила она, но было невесело.

В самом деле, одиночество непростительно затянулось. Когда ее в последний раз приглашали на свидание? Даже вспомнить с ходу не получается. И пока она застряла в этой глуши, нечего и надеяться, что пригласят. Да и некому… Такое божественное тело из всех обитателей ПТУ может быть разве что у Кости. Не вариант, хотя он был бы не против...

– Дура озабоченная, – одергивала себя Кристина. Но мысли упорно возвращались к этой теме. Она одна, на горизонте нет никого стоящего, а годы, между прочим, проходят.

За размышлениями об отсутствующей личной жизни она не заметила, как уснула. Только что казалось – ночь тянется и тянется, а вот уже утро, и грохочет чем-то на кухне Кашалотиха. Только она умела производить столько шума – Марина сновала по кухне тихо, как мышка.

С неохотой Кристина спустилась вниз – спать дальше все равно не выйдет, а Степановна, быть может, все же привезла обещанный улун взамен испорченного. Вчера она высыпала в чайник последние крохи заварки, и пить больше нечего.

Бомбовоз сияла, как начищенный самовар. На ней красовался новенький вязаный жакет – все в тех же вырвиглазных алых маках, и губы алели новой же краснючей помадой.

– Кристиночка! – расплылась Степановна в приторной улыбке. – А я все нашла!

И вывалила на стол из пакета груду коробочек.

– Ой! – на секунду Кристине стало дурно, когда она представила, во сколько это все ей обойдется. Впору хвататься за сердце. Но она быстро справилась с собой и воскликнула еще громче: – Спасибо вам огромное!

На столе вперемешку с улуном лежали упаковки пуэра. Точно такую упаковку подарил ей Дориан, сбив навсегда с праведного пути пакетированного чая.

– Вот отдельный чек, чтоб ты знала, что я тебя не обманываю, – гордая и довольная собой, протянула ей бумажку Кашалотиха.

– Спасибо! Я сейчас схожу за кошельком, – Кристина стиснула бумажку и, стараясь не бежать, поднялась к себе.

Кто ее за язык тянул обращаться с какими бы то ни было просьбами к Степановне, и главное, что теперь делать? Напрямую заявить, что не просила гору коробок и поссориться из-за чая? Вздорная баба только этого и ждет…

Собравшись с силами, Кристина развернула скомканный чек и не поверила глазам: сумма существенно отличалась от ее ожиданий. Причем не в большую, а в меньшую, гораздо меньшую сторону. Самый дорогой пуэр стоил всего-то жалких триста пятьдесят рублей, а не тысячи, как навоображала девушка, уже простившаяся с зарплатой за месяц-другой.

Да, Дориан никогда не говорил, сколько стоит подаренный чай, и да, в чае главное вкус, а в подарках – внимание, но открытие ошеломило Кристину. Таких кавалеров-нищебродов у нее еще не было. Впрочем, чай чуть-чуть дороже пакетированного – то, что нужно для пускания пыли в глаза наивным девочкам. И пока наивные глупышки не переведутся, пижоны вроде Дориана так и будут этим пользоваться.

Промелькнула мысль, а есть ли вообще повод причислять ректора к своим кавалерам, быть может, цена его подарка говорит как раз об обратном – кто будет сильно тратиться на презент коллеге? – но девушка ее проигнорировала. Сжимая в руке чек и кошелек, она с улыбкой поспешила вниз.

– Чай-то хоть такой? А то я без Дориана ходила, он по своим делам мотался, я и спросить его забыла, где он берет, а тут увидела – вроде этот… – встретила ее нервничавшая Кашалотиха.

– Такой-такой! – пропела Кристина, отсчитывая купюры. – Вы так меня обрадовали, словами не передать! Только пусть это будет нашей тайной.

И все-таки не сдержавшись, смачно чмокнула Кашалотиху в нарумяненную щеку.

У порога ее караулила Таня.

– Что-то случилось? – немного испугалась Кристина. Настроение, вызванное открытием великой тайны Дориана, даже немного понизилось.

– Нет. То есть да. Понимаете… – Таня пригладила волосы, сделала глубокий вдох и выпалила: – Вчера вы так убежденно говорили, что разочарованы в мужчинах, ну и я… вот знаю, что я дура, но не выдержала. Думала, пусть вы увидите какой-нибудь приятный вам образ, и жизнь будет казаться лучше, волшебней, загадочней. А спустя час дурость прошла, я еле дождалась, пока вы выйдете. Простите меня, Кристина Евгеньевна! Этого больше не повторится!

«И чей же торс я видела?» – хотелось спросить Кристине, но она не могла себе позволить это произнести. Новая странность объяснилась так быстро и легко – ну не замечательно ли? Глядя на повинившуюся студентку, она припомнила еще кое-что отдававшее лично для нее раньше атмосферой дурдома.

– Знаешь, Таня, а ведь твой гусь пару раз прятался от меня в какую-то дыру у плинтуса. Она ведет вроде бы в кабинет Дор… ректора, но Александр Александрович утверждает, что не видел никакого гуся, – вместо порицания сказала она.

Извинилась, и ладно. Главное, крыша Кристины на самом деле прочно стоит на месте. Неприятно конечно, но что взять с молоденькой и впечатлительной девчонки? До чистосердечного признания ведь сама дошла, что немаловажно.

Таня широко распахнула глаза, и даже рот приоткрыла от удивления.

– Вы думаете, там, внутри, секретные ходы?!                               

– Если только для дюймовочек, – посчитала своим долгом понизить уровень вспыхнувшего в студентке азарта Кристина. – Но гусь-то твой там, в простенке, разгуливает.

– Да, это проблема, – серьезно закивала Таня. От детской наивности в ее взгляде не осталось и следа. Девочка нахмурилась, всерьез раздумывая над информацией: – Если простенок специальный, то нужно заделать дыру. А то мало ли, что там случится с Аполлоном? Кто мне даст ради него стены ломать?!

На этих словах Кристина красноречиво хмыкнула, и Таня покраснела, но продолжила:

– А если это какой-то косяк в архитектуре, и здание разваливается, то лучше выяснить это до того, как оно рухнет нам на головы. Лучше пусть на реконструкцию закроют, чем кто-то в больничку или вообще в морг загремит. Я права?