– Я не согласна, – покачала она головой. – Ты и я должны быть первыми.

– Выбор твой, – мягко ответил он. – Если ты так считаешь, я могу только радоваться. Просто помни это, и с тобой всё должно быть в порядке.

Наконец-то Тоди рассмеялась, и лишь складочка осталась между её бровей.

– Я была очень обижена вчера, когда поняла, что ты подставился под нападение медведицы специально, – продолжила она.

– Сможешь простить меня?

– Конечно! Я уже простила тебя, по сути дела. Мне было глупо обижаться. Ты же должен знать, что я за друг.

– Ты отличный друг. Прости, что так говорю, но я уверен, что тебе и мне очень повезло, что мы встретились тогда, когда встретились, потому что будь ты моложе, ты не справилась бы с жизнью в лесу, а будь ты старше, ты могла бы обзавестись привычками и предрассудками, которые могли бы сделать её намного сложнее.

– Вроде каких?

– Ты могла бояться крови и не смогла бы меня зашить, например. Некоторые девочки теряют сознание от вида крови.

– В самом деле? Это было бы плохо, – нахмурилась Тоди. – Могу себе представить, что бы это было, если бы тебе пришлось нести меня обратно.

– И не говори!

– Так что мы сегодня делаем?

– Как насчёт, устроить выходной? Мы можем остаться дома и почитать книгу.

– Я же не умею читать, помнишь?

– Вот я как раз об этом! Мы почитаем. Я буду читать, а ты начнёшь этому учиться. Как тебе такое?

– Не возражаю. Я только думаю, что умение стрелять может спасти мне жизнь, а как умение читать сделает её лучше?

– Язык – это оружие в обществе, где вместе живут многие люди.

Эти слова потрясли Тоди. Она взглянула на Сарефа с недоверием, но он твёрдо кивнул. Она говорила лишь с матерью и отцом, и редко с торговцами солью, которые приходили дважды в год. Только однажды другой поселенец пришёл за медвежьим жиром для непредвиденного случая. Его дочь обожглась, и надо было смазывать ожог. Разговоры Тоди с другими были такими простыми и ни к чему не вели, что она не могла понять, откуда Сареф такое взял.

– Ты поверишь мне, когда увидишь сама, – грустно улыбнулся Сареф. – Или вернее, когда услышишь! Очень злые люди поняли очень давно, как использовать язык в качестве оружия. Есть много способов. Существует мелкий шрифт, или слова, напечатанные мелкими, светлыми буквами под или на обороте договоров, так что их легко пропустить или недопонять. Так поступают, чтобы заманить людей в договор на условиях, которые хуже тех, на которые они бы согласились. Это раньше включало этикетки на товарах, заявления на займы, гарантии и многое другое. Также, есть очернение. Некоторые очень злые люди изобрели искусные способы создавать слова и выражения так, чтобы сделать своих противников хуже, чем они есть, в умах других, представляя их чудовищами. Они также могли облагородить самих себя в глазах других, не заслуживая никакой похвалы. Если бы кто-то сказал, что ты глупая, ленивая лгунья, перед группой твоих друзей, то они могли бы поверить в это и начать плохо о тебе думать, хотя это было совершенно неправда. Это пример грубой, наглой лжи, но есть гораздо более тонкие способы сказать, по сути, то же самое, но скрытно. Язык также постоянно используется, чтобы поймать. Сотрудники правоохранительных органов записывают за людьми заявления, чтобы собрать доказательства. Подозреваемый или свидетель говорят, а офицер пишет записи. Никто, кроме офицера, не имеют власти над тем, что он запишет. Записи не обязательно совпадают с тем, что лицо сказало, но всегда с тем, что офицер хочет записать. Они могут исказить слова и выражения, чтобы придать им любой смысл. Подозреваемый или свидетель, вероятно, не запомнит, что именно они сказали, но записи офицера сохранятся. Если офицер имеет определённый приказ от своего командования, или у него собственные интересы или мнение, они могут состряпать дело полностью из выдуманных заявлений. Язык является очень могущественным оружием для одних против других. Если ты освоишь язык в обществе, то сможешь достичь гораздо большего, чем с оружием. Тебе следует, потому что люди крайне недовольны, когда им угрожают оружием, но на слова реагируют гораздо спокойнее. Ты можешь воодушевлять, подстрекать, собирать, умиротворять, запугивать или запутывать многих, сказав лишь несколько слов. У тебя никогда не хватит патронов, чтобы достичь того же самого силой оружия.

– А тебе тоже приходилось писать то, что тебе говорили начальники, вместо того, что ты слышал?

– Мне не приходилось, но на меня оказывалось огромное давление к этому. Я не хотел иметь с этим ничего общего и ушёл, отказавшись от оплаты, власти и пенсии.

– И что ты с тех пор делал?

– Поскольку я участвовал в строительстве города, не один, разумеется, но с другими выжившими, то знал его каждую пядь. Это позволило мне переключиться на полностью противоположный род деятельности. Я стал наёмником, бойцом, который решал споры между погнутыми главарями организованной преступности. Делая это, я смог установить свои правила и направить банды и мародёров по узким дорожкам. Поначалу администрация города была напугана, но потом они осознали, что так им оставалось гораздо меньше головной боли. Прости! Головной боли, которой иначе у них было бы гораздо больше.

– Я запуталась! – призналась Тоди. – Это твоё знание языка позволяло тебе делать всё такое, или твоё умение стрелять?

– Оба, милая, – усмехнулся Сареф. – Не владей я искусно языком, мне бы ничего не удалось.

– Так ты пытаешься убедить меня в том, что читать буквы стоит моих усилий, – вздохнула она. – Ну ладно, тогда давай, так и сделаем.

Пока она убирала со стола, Сареф открыл один из своих ящиков и вынул коробку с несколькими книгами в ней. Он поставил её на стол и положил на него полотенце. Потом он положил на него одну из книг.

– Это ещё зачем? – спросила Тоди.

– Эти книги стали бесценными в наши дни, – ответил он. – Никто больше не может их печатать, потому что больше нет ни чернил для букв, ни бумаги для страниц, ни клея, чтобы их соединять. Они – последние памятники потерянной цивилизации. Сейчас они совершенно новые, но как только мы начнём их читать, они начнут стареть. Давай попытаемся сохранить их в таком состоянии, сколько сможем.

– Ты имеешь в виду, что знания всё ещё существуют, но их нельзя вложить в книгу? – ахнула Тоди.

– Да, дружок! – ответил Сареф. – Знания есть и в моём планшете, и на других устройствах. Их просто больше невозможно напечатать на бумаге.

– А, теперь поняла, – вздохнула Тоди. – Лишь немногие могут выучиться, но с книгами это мог бы быть каждый.

– Точно, дружок!

Тоди пришла и села рядом с Сарефом. Как только она увидела обложку книги, она непроизвольно рассмеялась. Смешные картинки заполняли её рядами и колонками. Сареф не спешил открывать обложку, пока Тоди хорошо не рассмотрела каждую картинку.

– Что это такое? – наконец, спросила она.

– Это картинки, представляющие звуки, которые твоё горло произносит, чтобы сказать слова. Это – буквы алфавита.

Сареф произнёс вслух все буквы, одну за другой, и Тоди повторила их.

– Я их видела раньше, – заметила она. – Мама и папа изредка смотрели на клочки бумаги с такими знаками на них. Я не знала, что это было, а они не слишком-то хотели, чтобы я смотрела. Но я узнаю буквы, вернее некоторые из них. У тех были ещё такие закорючки сверху и снизу, которых я здесь не вижу.

– Ты только что подтвердила мои подозрения, – вздохнул Сареф. – Буквы с дополнительными акцентами – иностранные. Мы не используем акценты, кроме как в особых случаях.

– А можно посмотреть, что в книге? – Тоди, казалось, пропустила его слова мимо ушей.

Сареф перевернул обложку и титульную страницу. На первой странице стояла огромная буква 'А' поверх картинки спелого абрикоса и его половинок с косточкой.

– А, первая буква в слове 'абрикос', – прочёл Сареф. – Абрикос – это фрукт. Он растёт на абрикосовом дереве. На вкус он от кислого до сладкого и содержит много витамина Ц и железа.