– Мы пойдём?

– Нет, милая. Я оставлю тебя одну на несколько дней и пойду один. Я предоставлю тебе всё необходимое, чтобы ты, Лили и Пятнистый были в безопасности.

– Я не жалуюсь, но я побаиваюсь оставаться одна в лесу.

– Бояться также бесполезно, как и ненавидеть кого-то, – ответил Сареф. – Давай представим, что ты в настоящей опасности, например от медведя, который подошёл близко к хижине и сараю. Ты боишься медведя. Что полезного это чувство тебе даёт?

– Точно не знаю.

– Ты веришь мне?

– Верю! – воскликнула Тоди. – Ты же мне жизнь спас и заботишься обо мне с тех пор.

– Если веришь, то слушай внимательно. Если ты в опасности и боишься, то ты в двойной опасности. Настоящая опасность может поранить твоё тело, а твоё чувство страха парализует твою волю и ослабляет то, как ты им управляешь. Оно делает тебя слабой, прерывает твоё дыхание, заставляет твоё сердце колотиться, а от этого дрожат твои руки и ноги, вместо того, чтобы служить тебе в деле сохранения жизни. В чём тогда смысл, бояться? Почему бы вместо этого не сосредоточиться на спасении себя самой, твоих близких и всего, чем ты владеешь?

– Сареф, – вздохнула Тоди. – Когда ты говоришь о разных вещах, они звучат так просто и понятно, и настолько же противоестественно. Ты большой и сильный. Когда ты говоришь: «Не бойся», всё, что я думаю – это: «Тебе легко говорить!» Прости, если я грубость сказала.

– Твоя оценка совершенно в точку и вовсе не грубость! – улыбнулся Сареф. – Ты права. Многое из того, что я говорю, противоречит твоим природным качествам или наклонностям, если желаешь. Я не знаю, почему, но люди от природы слабы и склонны к саморазрушительным действиям и мыслям. Чтобы стать тем, кто я есть, мне пришлось перековать себя из мягкого материала.

Он вынул из ножен один из своих кинжалов, подбросил его в воздух, поймал за лезвие и передал Тоди. Она взяла его за рукоять и выжидательно посмотрела Сарефу в глаза. Ему не слишком нравилось говорить ей дешёвое клише, но у него была отговорка, что это было правильное клише для разговора и ситуации.

– Этот кинжал сделан из очень твёрдой стали. Он может разрезать даже более мягкую сталь. Как ты думаешь, он всегда был таким твёрдым?

– Раз ты спрашиваешь, то, наверное, ответ – нет? – догадалась Тоди.

– Ты права, мой умный дружок. Лезвие кинжала сначала было сделано из мягкой стали. Только когда лезвие было выковано, кузнец закалил его. Ковать лезвие занимает много времени, а затем оно быстро твердеет, когда закаливается. Люди ничем не отличаются, вот только закалить их занимает долгое время. Также, раз закалённое, лезвие всегда остаётся твёрдым, если только не разломится от слишком большой нагрузки. Люди же должны постоянно закаливать себя всю свою жизнь, потому что без тренировки они слабеют, – тут Сареф усмехнулся. – Вот только поддерживать себя в твёрдом состоянии людям проще, раз они стали такими. Стальное лезвие тоже может опять стать мягким, если его сильно нагреть. Люди тоже размякают, если жизнь становится слишком горячей, если так можно выразиться.

– Я хочу быть сильной, как ты, – почти прошептала Тоди. – Я больше не хочу бояться.

– Ты уже очень сильна, – Сареф потрепал её волосы. – Для девочки, ты может быть даже чересчур сильна. Моя задача не будет сложной. Меня лишь смущает, правильно ли это – помочь тебе стать сильнее. Оберегу ли я тебя от опасностей или подвергну большей опасности, так поступив?

– Прости! Я не понимаю.

– Когда ты такая, как есть, ты осторожна. Я не хочу сказать, боязлива, потому что над устранением этого мы и работаем. Но если я тебя научу, и ты станешь сильнее, не сделает ли это тебя безрассудной? Не станешь ли ты нахальной? Это заставило бы тебя пойти по другому пути в жизни, по пути, который приведёт тебя к опасностям.

– А, – вздохнула Тоди. – Теперь я поняла. Так что нам делать?

–Мы прячемся от мародёров в глуши с двумя и вскоре с тремя козами, за которых мы отвечаем, раз они поят нас молоком. Голосую за твоё обучение.

– Согласна.

– Тогда решено. Я научу тебя. Прежде, чем я уйду, ты будешь знать достаточно, чтобы выжить, пока я не вернусь. А потом мы возобновим твоё обучение.

Тоди улыбнулась и захлопала в ладоши, но Сареф печально покачал головой.

– Ты в чём-то сомневаешься? – удивлённо спросила она.

– Ты не игрушка, – ответил он. – Всю свою жизнь я бежал от ответственности за семью, от заботы о ней, от безопасного образа жизни. Но в то же время я хотел иметь детей, которых мог бы вырастить не такими, как все вокруг, лучшими, чем другие. И вдруг я встречаю тебя, и сила обстоятельств сводит нас вместе. Ты уже выросла из детского возраста. Мне не надо проводить бессонные ночи, держа тебя на руках и меняя тебе пелёнки. Я получил тебя в подарок, которого не ожидал, и ты та, которой стала за твои одиннадцать лет. У тебя свои планы, устремления, привычки и особенности. Но меня одолевает соблазн вырастить тебя согласно моим взглядам на жизнь. Это соблазнительно, но я боюсь брать на себя ответственность за твоё будущее.

– В тот день, когда мы повстречались, я думала… я боялась, что умру. Это – другая жизнь. Эта новая жизнь словно подарок, который я не ожидала. Если ты хочешь другую меня, то я не возражаю.

– Будем надеяться, что мы сегодня делаем правильный выбор.

Пока Сареф ел, Тоди размышляла над тем, что услышала. С одной стороны, она заметила, что Сареф принимал и приводил решения в исполнение быстро и уверенно. Слышать от него, что он сомневался, не соответствовало тому, что она видела, и она не могла понять, как он приходит к таким умозаключениям. Но затем она осознала, что сравнивала несравнимое. В самом деле, он действовал быстро, когда обладал всеми сведениями. Её будущее не было известно никому из них, и она начала понимать, почему он медлил принять решение о её обучении. Единственное было ясно для неё: она больше никогда не позволит мародёрам связать и поставить себя на колени, как на заклание. Она посмотрела на Сарефа и сказала именно это.

– Мы уже решили, но хорошо, что ты ещё раз всё обдумала, – ответил он. – Ты девочка, которой для правильного воспитания нужна хорошая мать, но где мы можем достать мать здесь в глуши? Я единственный, с кем тебе придётся иметь дело следующие несколько лет. Остальных ближайших поселенцев я знаю слишком хорошо. Если Лейда и Марси не смогли взять тебя к себе, после того, как лишились четверых детей, то и остальные не возьмут. У них полные хижины детей, и они с трудом могут их прокормить. Единственный другой вариант – это отвести тебя в Город, но я не могу позволить ему превратить тебя в татуированную алкоголичку, наркоманку, бандитку или что-то ещё хуже. Вот в кого Город, скорее всего, превратил бы тебя. Там ты или служишь администрации, или зависишь от администрации, или плюёшь на администрацию. Последнее означает большие беды. Я не был бы самим собой, если бы позволил тебе ступить в Город до того, как ты станешь твёрже стали.

Он взял кинжал, который Тоди положила на бревно, сунул его в ножны и махнул ей, чтобы она шла за ним. Она вскочила на ноги и улыбнулась. Они собирались провести ещё день в тяжёлых трудах. К концу дня хижина была готова к установке стропил и перекрытию крыши. Ещё три дня заняло у них завершить крышу. Тоди взобралась на чердак и села на краю люка, болтая ногами.

– А что будет на чердаке? – спросила она.

– Сначала мы замажем все щели раствором из песка и извёстки. Потом мы смешаем мох с землёй и заполним всё до уровня балок. Наконец, мы положим поверх ещё доски, чтобы ты могла по ним ходить.

– То есть на чердаке будет ещё одна, маленькая комната?

– Так я и намеревался. Там мы сможем сушить одежду, вместо того, чтобы занимать место на первом этаже.

– Зимой, конечно?

– Конечно! А летом и осенью мы будем сушить там грибы и ягоды на нитках или в подносах, если белки, птицы и мухи не смогут туда попасть.

– А где мы подносы возьмём?

– Помнишь бересту?