Да, работа тяжкая, клиенты разные, местами такие, что, возможно, охота состричь вместо волос всю голову целиком.

Все это понятно. С людьми в принципе сложно дело иметь. Даже и чай подать можно не так, как нравится высокому гостю.

Не хочу ни в коем случае принизить эти благородные занятия – дело нужное, полезное. Мне повезло узнать людей этих профессий, чьи «руки» вообще бесценны, а сердца почему-то по-прежнему добры.

Но сейчас я поведаю вам о том, почему один настоящий врач всегда узнает другого только по глазам и выражению в них: «Трынде-ец… ну ничего-ничего… набрасывай, жизнь-паскуда, еще, мне скучно!».

Доктор учится шесть лет. Потом еще два. Потом допы – дополнительное постдипломное, новые сертификаты. Ты же должен шарить в смежных областях? Не будешь же, как лох серебристый, сидеть только в неврологии, эндокринке, терапии?

И как-то копятся: УЗ-диагностика, реабилитация, физиолечение, у кого что, одним словом… переаттестация каждые пять лет.

Так вот, лежу я, смотрю в штору и думаю.

Путем очень грубых и крайне приблизительных расчетов в уме я вышла на такую картину.

Сидит доктор, к нему на прием приходит человек.

Что делает врач? Или нет, чтобы тут придирок не было – что делаю конкретно я?

Опрос: от младых ногтей анамнез жизни, всю родословную на предмет рисков наследственных заболеваний, все жалобы, начиная от зуда в мизинце тридцать лет подряд, мы плавно добираемся до того, что вот аккурат вчера у него, к примеру, выпали поля зрения. К слову, пациент зачастую в принципе не в силах вычленить основную проблему. Он явится на прием с «дискомфортом в пояснице по утрам», а в итоге оказывается, что сердце у него с близкого расстояния глядит в инфаркт. Это, кстати, семьдесят процентов случаев. Они носятся с «щелкающим» коленом, намазывая тело лошадиной мазью и змеиным ядом, а вот давление под 240/130 не беспокоит ни разу – «не чувствую же». А сустав щелкает, черт.

Так вот, ты сидишь и в отведенный срок в двенадцать минут собираешь анамнез, жалобы, стараясь вырулить из разговоров, типа: «А я вас тут жду семь часов, потому что пришел сюда в пять утра», «А у соседа моего собака издохла вчера. Сначала орала, потом судорогой свело всю, и пена из пасти. Чё б это могло быть?», «Пенсию не дают, вот вы тут сидите и горя не знаете», «Все плохо. Всё». И ты пробиваешься сквозь лирику и поэму, добираешься до сути.

Дальше сколько времени осталось? А сколько бы осталось у вас? У вас бы, родные, утро мягко перешло в день, а день сменился тусклой северной ночью, и на небо вышли бы наши скучные три с половиной звезды. Гарантирую.

А параллельно ты читаешь всю мед. документацию, что человек принес. Исключаем те случаи, когда приходит пациент «подготовленный» и без всего: «А зачем вам?».

Читаешь, чем болел, чем лечился, проверяешь и анализируешь всю лабораторию (клинический крови, биохимию, мочу, кал, ликвор и т.д.), изучаешь и анализируешь всю «инструменталку» и высокотехнологичные обследования: рентгены, МРТ, КТ, УЗИ всех мест, электронейромиографию, ЭКГ, холтеровские мониторы, ангиографии и прочее, и прочее. Параллельно делаешь выводы и набрасываешь план.

Дальше давление, пульс, комментируемые: «У меня отродясь такого не было, у вас что-то с аппаратом. Да вы, поди, и замерять не умеете. Странно, я же год назад седьмого ноября выпил таблетку от давления, хрень эти ваши таблетки потому что… химией травите».

Дальше осмотр…

Нет, не то, к чему вы привыкли: молотком перед глазами и по коленке два раза.

До трусов. Осмотр кожных покровов, оценка общесоматического статуса, если нужно – пальпация живота, осмотр ног на предмет уже хирургической патологии (все помнят, как я лечила гангрену стопы, присланную хирургом? Дальше, да, молоток, иголка, фонарь, камертон. И поехали: вся центральная и периферическая нервная система, все мышцы и корешки, все рефлексы – по чертову учебнику неврологии. Сколько там времени осталось?

Дальше ты садишься и быстро заполняешь амбулаторную карту, направления на анализы и иные обследования (в среднем по пять), рецепты в двух вариантах, рассказываешь, чем болеет пациент, чем буду лечить, как действует препарат, почти всю его фармакокинетику и фармакодинамику, какие у него побочные эффекты (чаще всего назначается от одного до четырех-пяти наименований), как оно взаимодействует с тем, что он уже принимает, что делать в той или иной ситуации, к каким специалистам еще нужно пойти и что у них попросить, спросить. Потом ты повторяешь это все еще раз – пациент не понял (не услышал, не расслышал).

Дальше ты отвечаешь еще раз про щелкающее колено. Психотерапевтируешь и пытаешься вселить в больного и его родственников надежду, что все еще может быть хорошо.

Потом ты повторяешь еще раз план обследования и все лечение. Не понял (не услышал, не расслышал, в интернетах пишут другое, а Кузьмич пьет совсем не то).

Нет, алкоголь вам больше, увы, нельзя. Да, анализы у вас уже в руках. Да, все. Вот, в правой.

Потом ты повторяешь план обследования и лечения еще раз. Да, с ответами по фармакокинетике и фармакодинамике, потому что Алла Леонидовна пьет иначе.

Нет, алкоголь больше нельзя.

Да, до свидания.

Параллельно в кабинет за это время влетает от двух до десяти тел с вопросами: «А мне только узнать анализы», «Только спросить», «Дайте мне таблетку от боли в волосах», «А мне таблетку, чтобы умереть», «Ну… и как там моя моча, э?!» «Что, вам сложно просто прописать мне снотворное прям щас?! Ведь я не сплю год!».

Нет, реакции на посыл: «Дождитесь своей очереди, врач думает, вы мешаете и представляете угрозу для жизни пациента» нет. Какая разница, что ошибка доктора может убить другого? Волосы-то болят. Сидят, фигней страдают там в кабинетах своих. Ну, и традиционно пожелание доктору здоровья: «Чтоб вы так же страдали, как я!».

Страдаем, граждане, успокойтесь…

И за вас несем чудовищную ответственность. И перед совестью, и перед собственной гордостью, и перед законом.

А теперь вспомним Задорнова. Набрали в грудь воздуха. Готовы?

Все это стоит пятьдесят рублей.

Правда, как говорится, всегда звучит по-дебильному, и это именно она.

(с) “Полицейский с Рублевки”

Во время осмотра пациента распахивается дверь, на пороге стоит качающийся по неведомой, но угадываемой причине лохматый асоциальный мужик:

– Ар-р-рмине где?!!

Невролог медленно опускает молоток на голову притихшего на кушетке полуголого пациента, таращится на ноги вошедшего: ноги босы, окровавлены и грязны, весь вид напоминает кого-то, только что сошедшего с распятия и пришедшего после этого в наш город. Пешком.

– Что, простите?

– Ар-рминэ-э… Где Ар-рминэ?!!

– Знаете, это кабинет невролога, вы бы ушли отсюда, пожалуйста… Думаю, что хирург ваш уже далеко, наверное, у финской границы… Но попытайте счастья в регистратуре.

«Контакт с пациентом резко затруднен вследствие ажитации, интеллектуально-мнестического снижения. Пациент босиком передвигается по второму этажу поликлиники, заходя в рандомные кабинеты и требуя «своего» хирурга, асептические повязки сорваны, ноги грязны, покрыты кровью. Попытка осмотра предпринята неврологом в процессе перевязки пациента в кабинете счастливо найденного хирурга. От контакта с медицинским персоналом пациент отказался в грубой форме, используя матерные слова в изобилии. Удалось выяснить, что пациент в течение тридцати лет употребляет алкоголь ежедневно, со слов, минимум пять литров пива в сутки, отказываться от пагубной привычки не собирается, ибо «со здоровьем все в порядке». На прием к хирургу сам бы не пошел, «лучший друг посоветовал». Со слов хирурга, пациент является зимой босым на прием (с целью перевязки) в третий раз, указано и на то, что несколько ногтевых пластин с нижних конечностей больным были вырваны самостоятельно, в домашних условиях и без видимых причин, объяснить свои действия по удалению ногтей мужчина не смог. Выяснено, что пациент наблюдается у психиатра, однако уточнить этот момент не представилось возможным, пациент впал в ярость: «Психиатр еб*нько, и пошел он нах*й, и вы тоже пошли нах*й!».