Август Дело к осени. Август. Мириадами глаз Древнегреческий Аргус Смотрит с неба на нас. Этот месяц античный Знает всё наперёд, По бульварам столичным, На пева я, идёт. В колее подворотен Катит дней колесо. Словно воздух, бесплотен И почти невесом Самолётиком тает В голубой синеве. В косы ленту вплетает Порыжелой листве. Дням безветренным, летним, Поубавив огня, Поцелуем последним Осеняет меня. Воробьи Воробьи возвращаются в город. Щебечут, галдят. Во дворах мельтешат, копошатся у талых помоек. Вот, один, как из старого фильма, заправский пират, а другой, посмотри, с жёлтым клювом, особенно боек. Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей, они словно шпана беспризорная из подворотни. День встаёт над умытой дождями Москвой, и синей бесконечное небо над Бибирево и Капотней. Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве. Светит солнце вовсю, словно летом, уже без утайки. И повсюду: на тёплом асфальте, пожухлой траве, рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки. Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон. А недавно ещё пропадали, и где непонятно. Наступает апрель. Начинается тёплый сезон. Воробьи возвращаются в город. И это приятно. «Когда-нибудь этот мир остановится…» Когда-нибудь этот мир остановится как старые карманные часы чей механизм износился от времени пружина ослабла шестерёнки проржавели и стёрлись до основания а стрелки застыли или бессильно повисли на выцветшем циферблате И некому да и не у кого будет спросить который час? В музее Метафора амфоры, древнего быта осколки – аллюзия времени. Музейная пыль сродни космической пыли. Тени исчезнувших цивилизаций взывают из темени прошлого: Стойте! Мы тоже когда-то, как вы любили, мечтали. Мы были! Воины и мореходы, простые крестьяне, строители… Мастер, корпевший над статуей, как твоё имя? Мира навеки ушедшего безымянные жители смотрят на нас с фаюмских портретов глазами живыми. Вечернее
Помедлив на последнем рубеже, скупое солнце прячется за крыши. О том, что дело к вечеру уже, я промолчу, но ты меня услышишь. Ты свет зажжёшь, и тьма сойдёт на нет. Прикроешь в доме окна, чтобы тыщи ночных гостей, стремящихся на свет, не вторглись в наше скромное жилище, в котором только двое: ты и я живём, как две нахохленные птицы. Зачитанную книгу Бытия открыв на заключительной странице, мы будем молча наблюдать в окно на дольний мир от альфы до омеги, как на плывущем к вечности, давно от берега отчалившем ковчеге, и плыть, и плыть сквозь заоконный мрак, в холодное стекло уткнувшись лбами, и чувствовать всё явственнее, как ночная тень сгущается над нами. «Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет…» Вот тьма над чёрной бездною. Вот свет. Вот прошлого подробная канва. Вот жизнь длинною в миллионы лет. А вот небес холодных синева. Вот перечень всех сущностей земных от Homo sapiens до губок и амёб. Вот мальчик, о созвездиях иных мечтающий, читающий взахлёб неписанную Книгу Бытия. Вот мириады звёзд над головой. Вот Космос. Вот Вселенная. Вот я, шагающий по гулкой мостовой внутри большого города, когда встаёт вопрос, один средь прочих тем: откуда мы, и движемся куда? В какую даль стремимся и зачем? Но сколько о подсказке ни проси и ни бросай в ночное небо клич, не хватит ни терпения, ни сил рассудком Божий замысел постичь. «Жизнь продолжается и в четырёх стенах…» Жизнь продолжается и в четырёх стенах, и в бессвязных обрывках тв-передач, и в горячечных снах; в темноте душной палаты, в тусклом свечении утренних окон; в слабом теле, дрожащем, как лист, сохраняющем боль и жар; в голове, надувшейся, как воздушный шар; в еле живой душе, внутри тебя свернувшейся в кокон. Жизнь продолжается несмотря на кривой високосный год, даже, если дела принимают такой оборот, что уже нет сил от нелепых фантазий и чаяний лживых. Но когда твой корабль получает опасный крен и теряет мачты на фоне больничных стен, и тогда ты живёшь, пока кровь пульсирует в жилах. Жизнь продолжается, несмотря на то, что у страха глаза велики; с каждым новым вдохом, с понедельника, с чистой страницы, с новой строки; как бесценный подарок, дорогая награда, как чудо. А уставший за сутки санитар-сутенёр, заправляя пустую кровать, говорит: вот тебе ещё несколько лет, будешь ли продлевать? Отвечаю: чего бы это не стоило, обязательно буду. |