Ему виделся Гектор. И голубые глаза брата. Сколько раз Парис видел радость и смех, силу и пламя в этих глубоких очах? Сколько раз Парис завидовал этим глазам, ибо сам унаследовал грязные серые, а не эти царские очи.

Он осторожно протянул руку и обнял маленького мальчика вокруг крохотного тела, его рука потрепала буйные черные кудри, так напоминающие отцовские. С трогательной хрупкостью маленький Астианакс наклонился в объятия дяди, всей силой протягиваясь к сильному мужскому началу, которое ушло из его жизни.

На глазах Париса навернулись слезы. Боги, что он сделал с этим младенцем, какой ужас он навлек на всех вокруг, забрав Елену и Гермиону из Спарты?

Нет…

Он затряс головой, утыкаясь лбом к маленькую фигуру племянника. Елена стоила того и он никогда о ней не пожалеет. Он будет любить ее до самой смерти и никогда не извиниться за это. Независимо от того, во что верил мир, Парис любил красоту… любил глубже, чем могло казаться.

— Парис.

Он вздрогнул и обернулся. Взгляд его разбился о глаза Андромахи, чье прекрасное лицо было подчеркнуто усталостью и каким-то неизвестным выражением серости, которое преследовало Париса, даже когда он отрывал взгляд.

— Что привело тебя сюда, брат? — мягко спросила она, и в ее голосе не было упреков.

Проглотив внезапное чувство вины, которое угрожало топить его до самой смерти, Парис нежно протянул ей племянника, рассеянно поглаживая руками волосы ребенка, прежде чем окончательно передать его Андромахе.

— Я слышал плач. Просто хотел… возможно, он проголодался или замерз…

— Он скучает по отцу. — хрипло прошептала Андромаха. Парис отказывался слышать. — Хорошо, что пришел ты, он, должно быть, соскучился и по тебе тоже.

Внезапно он не выдержал. Захлебнувшись, Парис упал на колени, на покрытый шелками мрамор, его руки запутались в ее платье, и столь долго сдерживаемые слезы потекли рекою, выходящей из берегов.

— Аполлон, прости меня, Андромаха… Мне жаль… Я все это навлек на наши головы и…

— НЕТ!

Женщина яростно выплюнула эту фразу, в глазах заблестели ее собственные слезы. В темных теплых радужках Парис не увидел порицания или гнева. Вместо этого он встретил почти злобную жестокость, которая охладила его и очаровала.

— Только Ахиллес. Он пришел на эти земли во имя славы, убивая и грабя, как ему заблагорассудится, не обращая внимания на живых людей, которых он обижает. Вы не виноваты. Ты не виноват.

Она глубоко вздохнула, успокаивая сына, который заерзал в ее объятиях.

— Пойми и ты, Парис. Обвинять себя бесполезно; либо сражайся, либо забудь о нас.

Молодой царевич успокоился, погружаясь в дрему на руках матери.

— Брисеида… — прошептал Парис.

Андромаха кивнула.

— Да. Он тоже обидел ее.

Оба вспомнили о молодой женщине, все еще томящуюся даже в лоне родной семьи. Было заметно, что она скучает по нему, хотя именно он был монстром, убивающим людей.

Вздохнув, Андромаха покачала головой.

— Где Елена? Я думала, она ищет тебя. Праздник и вино, кажется, всем ударили в головы…

Увидев, что мрачное мгновение рассеялось, Парис поднялся на ноги и робко улыбнулся своей сестре.

— Мы все пьяны, Андромаха. Клянусь тебе, отныне я буду любить Астианакса так, как если бы он был моим родным сыном.

Она кивнула и нежно передала своего маленького сына дяде. Парис наклонился вперед, нежно поцеловал темные кудри и прикрыл глаза.

Я отомщу за твоего отца, мальчик.

Его разум шептал обещание, глаза сосредоточены на младенце, и все мысли о зловещей деревянной лошади были забыты.

***

У нее раскалывалась голова… горло горело, в носу стоял едкий запах жженых людских тел. И Аполлон ей помог, она упала в обморок и …

Проснувшись от беспокойных снов, Гермиона задохнулась от чистого воздуха. Веки все еще жгло, текли слезы. Она сморгнула, сбрасывая тяжесть сна, и снова вздохнула. Что-то было не так… мгновенно насторожившись, она огляделась и приметила ужасающее оранжевое сияние, исходящее с улицы.

Гермиона сбросила с изящного тела простыни и бросилась на балкон. Когда она увидела кровавую бойню прямо внизу, то кровь застыла в жилах, и внезапно отчаянные крики наполнили ее комнату звуками преисподней. В воздухе витала боль, разрывая мирную ночь мучительной печалью.

Ворота дворца казались плотно запертыми, слуги метались взад и вперед, туша поток горящих стрел. Даже из того, что она могла видеть в мерцающей темноте, дворец казался целым и невредимым, но внутри горел город, крошечные группки обезумевших людей бежали из города…

Их гнали греческие воины.

Аполлон, помилуй! Как же это случилось! Как они проникли за крепкие городские стены?

Ветер нес облака дыма прямо в ее лицо. Гермиона поспешно отвернулась, закашлявшись, глаза заслезились. Сглотнув желчь в горле, она отвернулась и заставила себя разомкнуть веки. Прищурившись, сквозь внезапное облако мутно-серого цвета, окутавшее ее мирное убежище.

Гермиона бросилась вон из покоев. В задымленных залах дышалось легче, несмотря на отчетливый едкий привкус смрадного пепла на языке.

— Брисеида! — она задохнулась. — Брисеида! Брисеида иди скорее, мы должны найти…

Гермиона растерянно остановилась. Кровать подруги была холодна, простыни все еще были спутаны и сброшены в сторону. Гермиона думала обо всех вариантах. Неужели юную жрицу похитил один из греков? Нет, конечно же, нет, ворота дворца казались защищенными, а стены непроницаемыми.

Нет, это было не совсем так. То были главные ворота. Но были и другие проходы: для слуг, боевых припасов и входы для охраны… но, конечно…

Нет!

Инстинктивно Гермиона подняла голову, и холодная дрожь пробежала по ее спине. Нет, Троя пала. Греки победили.

Парис был прав: что-то не так было с этим конем.

В порыве страха Гермиона выскочила из устрашающе пустой комнаты и побежала. Животные инстинкты кричали бежать… но Гермиона знала, что ей нужно оружие, что-то, что угодно… она не могла бежать в осажденный город без оружия. Даже если она и не могла владеть мечом с таким умением, как Гектор, он все равно стоил того, чтобы задержаться.

Помня о смерти, охватившей город, она сумела успокоиться. Босые шаги Гермионы тихо шлепались о роскошные мраморные полы, когда она вбежала в свои комнаты. Она срывала дорогую обивку и причудливые мозаики, отчаянно ища украшенный драгоценными камнями кинжал, который подарил для защиты Парис…

Холодная сильная рука обвила ее талию, а мозолистая рука обняла ее шею.

— Мой котенок… — послышалось бархатное мурлыканье. — Ты скучала по мне?

Гермиона мгновенно узнала, кому принадлежит этот голос. Ей не нужно было повторять дважды. Боги… как этот человек оказался тут, как он нашел ее? Паника мгновенно проглотила ее спокойствие, и Гермиона рванулась вперед, пытаясь оторвать свое тело от его. Хватка мгновенно усилилась, рука сжала горло, перекрывая ей воздух.

***

— Теперь существуют новые способы поприветствовать твоего возлюбленного? — пробормотал Драко: его голос был грубым, когда он склонил голову к ее горлу. Небо и тартар: она была невероятной, от нее пахло восхитительной смесью тепла и меда, нетронутой невинностью, просто умоляющей о его внимании. Словно в подтверждении его мыслей, она извивалась в его руках, терлась об него, и Драко зашипел от мучительного удовольствия.

Зарычав, он укусил ее, сильнее прижимая к своему телу. Удовлетворение прожигало его, когда ее тело вздрогнуло, и пронзительный вопль сорвался с нежных, пухлых губ.

Она была такой хрупкой: удивительно миниатюрное тело контрастировало с его гибкой мускулистой фигурой. Она была создана для него, подарок ждал его, подобно священному обещанию, данному за священными стенами. Это чудесно изящное тело снова выгнулось, а его пальцы судорожно сжались. Чудные чувственные крики лихорадили. Карие радужки расширились, а пальцы оцарапали его руки.

Едва ли это помешало ему: она была слишком маленькой, чтобы делать что-то, но восхитительные движения только разогревали его тело. Судорожно вздрагивая, Драко позволил своим пальцам расслабиться и отпустил ее горло, но не мог прекратить вжиматься бедрами к ее сладкой плоти. Его рука прекратила захватывать горло и скользнула ниже к мягкой груди, собирая ткань ночной рубашки. Ее дыхание было сбивчивым, грудь опадала и поднималась. Она задыхалась, тело трепетало.