— О нет! Я разозлила богов, и теперь они ищут возмездия! Ты не знаешь греков, как я. Ты не жила среди них, ты не видела Агамемнона и не знаешь его жадности…

— Если он жаден, то боги покарают его…

Дикие локоны встрепенулись, когда Гермиона яростно закачала головой.

— Нет!

Губ Брисеиды коснулась легкая улыбка, и она схватила Гермиону за руки.

— Не тревожься за Трою, Гермиона. Наши стены никогда не были повержены. Не падут они и сейчас. Ищи успокоения в молитве. Ну же, иди…

Нежно подтолкнув Гермиону к тихому алтарю, она оставила ее на произвол судьбы и веры.

В грубых, обтесанных стенах хранилось молчание, но каждый звук гулким эхом раскрывался о них. Когда глаза Гермионы ощутили темноту и привыкли к ней, она разглядела простую гранитную статую. В ней не было помпезной славы золотых воплощений Аполлона, которые стояли на городской площади и за пределами этого самого храма, но явная простота сидевшего Бога придала его облику иной вид божественной ипостаси.

Преклонив колени, Гермиона вскинула руки в молитве. Она навлекла ужас на Трою, на всех невинных, которые жили в городе, городе, который жаждал только мира. Елена была чиста от обвинений, ибо детство, проведенное под крылом жесткого отца, а позже четырнадцать лет подле пьяного грубостью мужа, должны заслуживать искупления и побега. Но Гермиона бежала по собственной, мелочной причине — боязни остаться без сестры.

… и теперь стала частью страшного бремени.

Боги гневались. Они дышали яростью.

Гермиона крепко и отчаянно сжала руки, ее лоб коснулся холодных камней пола вместе со всхлипом, который вырвался из ее губ.

Когда сознание вернулось к ней, на ее коленях были страшные синюшные пятна от жестких камней. Гермиона выхватила нож из под хитона. То был не драгоценный нож, а грубый и изготовленный из тусклого металла, встроенный в простую ручку. Нож был не только опасно-острым, но и лезвие его венчали в дополнении отвратительные зазубрины.

Дрожащими руками Гермиона поднесла нож к горлу, ее глаза были прикованы к своду.

— Я предлагаю себя…

***

Афродита лениво возлежала на своем троне, поигрывая идеальным шелковистым локоном золотого, ее удивительные божественные глаза следили за кружащейся где-то внизу сценой, разворачивающейся в далеком царстве земном.

Блестящие зрачки ее дрогнули, опасно стягиваясь, когда она приметила красивого смертного, с бешеной и безумной грацией владеющего своим мечом в широких, изящных ударах. Враги его становились прахом, обдавая священные полы Аполлонова храма кровью.

А подле нее стоял сам Аполлон, лицо которого искажала страшная бледная ярость. Золотые солнечные руки крепко сжимали драгоценный колчан и стрелы.

— Он поплатится. Смертный человек оскверняет мой храм! Он бросает вызов моим силам, так и пускай отправится в Аид… о, я увижу его мертв…

Богиня отстранилась от Золотого Бога.

— О нет, ты не причинишь ему вреда. Пока у меня есть к нему особое расположение.

— Ты! возжелала простого презренного смертного?! — резко вскричал Аполлон. Его божественные глаза продолжали устремляться к месту разрушенных стен с яростью.

Афродита лениво вздохнула, ее глаза ласкали мужскую фигуру, все еще находившуюся в пылу битвы. Длинные гибкие мускулы, прекрасная кожа цвета слоновой кости, ртутные, словно плавленный раскаленный металл, глаза, невероятная высота и… о, это лицо…

В своем восхищении она была настолько потеряна, что едва не упустила внезапную перемену в настроениях Бога Солнца на новой сцене. Поспешно поднявшись, она оказалась у другой стороны видений Аполлона, наблюдая за ней в тишине.

Там, глубоко в смертном мире, преклонила колени чувствительная молодая женщина, ее лицо было покорно поднято, щеки орошали потоки горячих слез, со вспышкой трепета ее глаза распахнулись, и невероятное свечение разума в них поразило богиню. Восторженно задыхаясь, Афродита сжала свою грудь.

О, эти потрясающие золотые глаза!

Но совсем скоро глаза снова закрылись, и богиня увидела грубый клинок, поданный к самому молочному горлу, все сильнее сдавливающий плоть.

— Нет!

Чувства побудили ее оттолкнуться вперед, дабы вмешаться в смертную сцену, но Аполлон успел сдержать ее.

— Перед тобою моя жертва. Ее кровь должна очистить мой храм. И позволения моего ты не получишь…

— Молчи! — пышное тело Афродиты сражалось. — Ее кровь равна крови невинных. Не она не обидела тебя, и кровь ее не будет служить священной цели, не доставит тебе никакого удовлетворения! Смотри, — Богиня расправила видение чуть дальше. — Вот перед тобой Гектор, он убьет врагов твоих, омоет твой храм всей кровью жертвенной! Девочка не заслужила алтаря.

Арес загрохотал с пьяной радостью от приближения грядущего сражения.

— Пусть женщина получит свою игрушку. Займемся делом мужчин.

Каждая мучительная смерть раненого грека счастьем отдавалась у Аполлона в сердце. Он кивнул, позволяя и Аресу, и Афродите насладиться спасением жертвы, не прерывая их желания.

— Думается мне, что есть у нас с вами дело, повеселящее нас. — молвил Арес, лаская мягкую плоть богини.

Афродита коснулась насмешливым взглядом бога войны, поигрывая бровью.

— Вы уже видели его. — Арес указал на, примеченного ранее, высокого белоснежного воина, бьющегося с Гектором в злом опиуме ярости. — Его называют Драко.

Богиня в любопытстве кивнула, пока ее пышная рука осторожно придерживала локоть девушки, все еще прижимающей нож к горлу.

— И что же с ним? — Афродита спросила, разглядывая человека, который восхитил ее ранее.

— Один из моих самых дражайших воинов перед тобой. — жестом указал Арес. — И я хочу наградить его… спутницей.

Богиня засмеялась с уязвлением.

— Отчего ты обращаешься ко мне с подобными просьбами?

— Ты жалела дитя мгновение назад. А кто защитит ее лучше моего воина?

Голубые божественные глаза Афродиты задрожали в подозрении.

— А отчего не Ахиллес? Он величайший…

— Ахиллес будет отдан Аиду, он ищет на земле славу и заплатит за нее смертью. Драко же доживет до почтенной старости и увидит родные берега, в этом клянусь тебе.

На долгое время настигло всех молчание. Афродита, все еще занимавшаяся маленькой женщиной, держала клинок острого ножа.

— Я заставлю ее полюбить его. — последовало решение вскоре.

— Это опасно и тщетно. — сумел возразить Арес. — Он без колебания убьет ее.

Богиня расхохоталась и отняла руку. Немного перемещаясь к старым смертным видениям, она коснулась своими великолепными руками раскаленной плоти груди Драко. Воин не прервался в своем запое битвы, когда Афродита с нежностью провела пальцем по коже и позволила кончику отдохнуть над его сердцем.

— Что же, пусть будет так.

***

Бах!

Крики ярости и проклятий драли горячий воздух, а стук мечей эхом сумел проникнуть в священные залы. Брисеида ворвалась в комнаты Аполлона, когда ее лицо заливали слезы.

Нож выскользнул из безжизненных ладоней, незаметно падая на камни, пока жрица подхватила Гермиону, силком поднимая на ноги.

— Ты должна бежать! У стен храма греки! — Брисеида дрожала от собственных слов, и каждый ее слог был пронизан страхом. — Они говорят, что среди них сам Ахиллес! Беги, Гермиона! Беги, пока еще жива наша охрана!

Гермионе казалось, что ее рвут на куски, страх запятнал каждую клетку ее тела, все животные инстинкты захватили контроль над каждым нервным окончанием, заставляя ее тело двигаться, бежать.

— Сюда! — убеждала Брисеида в своей неумолимой и крепкой хватке.

— НЕТ! — в мыслях Гермионы все еще был лишь один вихрь суматохи. — А священнослужители, а жрецы! Что если…

— Они уже все мертвы! Греки убили их!

— А ты, Брисеида!?

— Я должна остаться, Гермиона, я жрица. Не в моих силах уходить и покидать моего бога.

— Но они убьют и тебя! Они…

— Не это сейчас важно. Здесь будет Гектор! Иди!

Гермиона с особым отчаянием вцепилась в белые одежды жрицы, ее дикие волосы буйным облаком закрывали все вокруг, пока они блуждали во тьме священного выхода. Справившись с ней, Брисеида вытолкнула ее вниз по узким лестницам.