— Беги домой, мальчик. Скажи моему маленькому котенку, я приду за ней.

Воин и минуты не сомневался, о ком говорит этот человек.

***

Ночь опустилась на Трою, и Аполлон отодвинул солнце, позволив прохладной тьме поглотить жаркий день. Свежий ветерок обдувал территорию дворца, трепал листву экзотических королевских садов, охлаждая душный мир.

На небесах мерцали и вспыхивали звезды, а ночная луна смотрела на земли, словно дневное солнце. Жуткое ощущение непрерываемой слежки охватывало каждого, кто осмеливался выйти в ночь.

Под куполом дворца все сохраняли бдительность.

Царь Приам с гордостью наблюдал за старшим сыном. Его глаза тревожно блуждали по ссадинам и синякам, но в остальном Гектор был невредим, поэтому царская поза сохраняла беспечность. Приам был расслаблен.

— Я встретил Ахилла. — голос Гектора разрезал тишину. Страшное имя наполнило гулкий воздух.

— Он оправдал свою громкую славу. — продолжал Гектор. Волнение заставило его нахмуриться. — Гермиона, как она? Здорова?

Приам подвинулся к сыну.

— Она отдыхает в своих покоях. Немного устала, но чувствует себя лучше. Сегодня она перенесла тяжелое испытание.

Царь молчал. Было видно, что ему есть, о ком тревожиться.

Наконец он решился.

— А Брисеида?

Темные кудри упали на глаза Гектора, он качнул головой.

— Не могу ответить. В плену, а, может, мертва. Боги знают.

Мрачная печаль поднялась из его груди, забив горло, и он устало закрыл глаза, избегая жалостливого взгляда отца.

— Я потерпел неудачу. — отчаянно зашептал он. — Я подвел Брисеиду и чуть не подвел Гермиону.

Сегодня греки испытали волю Аполлона. Их дни будут сочтены. Аполлон стоит на стороне троянцев со дня сотворения мира. И Боги пожелали этого, а война — испытание силы и веры города. Народ не подведет и не разочарует священный замысел!

Темноокий принц поднял голову, мрачно глядя на отца.

— Что до алчного отца Агамемнона…

— Оставь его богам!

Гектор нетерпеливо вздохнул.

— Не боги будут вести нашу войну за нас! Мы должны быть очень осторожны…

— Мы под защитой Аполлона.

— Но и у греков есть свои патроны и защитники среди богов.

Царь не мог возразить. Под пристальным взором Гектора старческие глаза не дрогнули, Приам выдержал суровый взгляд сына.

— Возможно…

Их прервал слуга. Тяжелое сбивчивое дыхание мужчины, пробежавшего долгий путь.

— Простите, мой царь и мой царевич, но…

Последовали хриплый вздох и споктыкающиеся рваные шаги. Из темноты катакомб показалась сгорбленная мужская фигура с одной рукой на перевязи. Его волосы, растрепанные и грязные, спадали на темное лицо.

Он что-то бормотал, но понять что было невозможно из-за выбитых зубов. Мужчина появился в теплом свете факелов, и Приам с Гектором отпрянули, почти отступая в ужасе.

— Его почти убили. — слуга ответил на незаданный вопрос. — Грек. Драко.

Приам заметно побледнел, он не был в силах смотреть в лицо калеке.

— Аполлон, помоги нам. Какое оружие предпочитает использовать этот грек?

Раненый опустил голову, прячась от взглядов. Его изуродованное лицо не позволяло ему говорить, боль притупляли целебные травы, зашитые в грубую повязку.

— Его гугки, фаше феичество. — слюна капала с подбородка мужчины на обрубок, которым стала его рука, кровь уже просачивалась через недавно перевязанную рану. Слуга склонил голову и смиренно перевел сказанное.

— Его кулаки, ваше величество. — он добавил, колеблясь. — Другие солдаты говорят, что грек разбил это лицо… одним ударом. Они шепчут о его нечеловеческой силе, что он великан среди людей… что он…

Гектор отмахнулся.

— Он такой же человек, как и я. Его рост и сила огромны, но в этом нет ничего божественного.

Слуга не возражал. Гектор приблизился к калеке, наклоняясь к нему, чтобы быть с ним на одном уровне.

— Со всей искренностью хочу просить прощения за пережитые тобой страдания, воин. Будь уверен, Драко понесет наказания со свои варварские преступления.

Раненый воин застонал от боли.

— Нет нуфды гооить так. …эмиони… гх цаивна в большой опасноссти.

— Гермиона в опасности. — медленно повторил Гектор. — О чем ты говоришь, воин?

— Он! — мужчина испуганно выплюнул это слово. — Он сказал, фто пиидет. Его кккотенок.

Гектор заметно побледнел.

— Он видел ее. Когда она убегала… он видел ее… что… что еще он сказал?

Мужчина с гримасой на лице покачал головой.

— Фсе. Ничео болеее.

Воин покачнулся, и Гектор рассеяно поддержал его.

— Нет. — твердо прошептал он.

Седовласый царь жестом приказал слуге увести человека и покинуть залу. Поспешно дернувшись, слуга исполнил приказ, и царь остался плечом к плечу рядом с сыном.

— Мы должны сказать ей… — начал Гектор.

— Нет. — царь Приам мягко покачал головой. — Она всего лишь ребенок, не стоит обременять ее чем-то, что, возможно, никогда не осуществится.

— А что, если это произойдет, отец?! Что, если греки проникнут через эти стены? Неужели мы должны оставить ее ему, невиновную в ее страшной судьбе…?

— В чем смысл таких предсказаний? Пустые тревоги и расстройства. Нет в этом смысла, сын.

Гектор устало потер виски, ища поддержки в глазах отца.

— Гермиона смышленая девушка. Она будет готова к борьбе, будет более осторожной. Приготовится к худшему.

— Нет. — Приам был резок. — Не пугай ее. Я запрещаю тебе пугать бедного ребенка.

Наступила минута тяжелого молчания, после которой Гектор натянуто и неуважительно поклонился и покинул комнату. Погружаясь в прохладную тьму соединяющего коридора, Гектор грубо стряхнул волосы с глаз, раздраженно взъерошив темные кудри. Рычание застряло у него в горле комом, и он отклонился от яркого света сухих факелов.

Решительно он отпрянул от стены и бросился в восточное крыло троянского дворца. Он тяжело шагал по граниту пола, шаги приглушались сандалиями. Прохладный ветерок окутывал дворец, подгоняя воина, проталкивая сквозь мрачные тени, он сворачивал коридор за коридором.

Был самый темный час, ни одна душа не теплилась в этом месте, но Гектор мчался вперед по лабиринту коридоров. Где-то в этом дворце его маленький сын прижимался к теплой груди Андромах, его брат Парис крепко тискал возлюбленную Елену. Повсюду были супружеские пары на брачных ложах, дети спали в надежных руках своих матерей, и даже греки, должно быть, находили утешение и силы в своем жестоком и крепком оплоте товарищества, распевая похабные мелодии вокруг ревущего огня.

И только Гектор видел эту страшную жуткую темень, окутывающую сладостный маленький мир их города. Эту грозную силу, посланную сюда, чтобы оторвать сыновей от их матерей, любовников от любовниц и бросить невинную женщину в объятия чудовища.

Наконец он пришел. Гектор оказался к аккуратной маленькой приемной, украшенной голубыми плитками и мерцающими мозаиками. Он прошел мимо бьющего фонтана и заметил мирно спящую служанку, не ведающую о его присутствие.

Он не стал будить ее. Вместо этого прошел в смежную спальню. Комната без дверей и с колоннами из чистого белого мрамора была прохладной и просторной. Она освещалась лишь серебристым лунным светом. Ее маленькое тело было завернуто в тонкие простыни, а лицо обращено к открытой прохладе ночи.

Она была такой чистой и невинной, что напомнила Гектору выражение лица его новорожденного сына. Нетронутая ужасами мира чистота, воплощенная в порочной человеческой форме. Такой видел Гектор эту женщину-ребенка, свою новообретенную сестру, но лелеемую им так, словно их узы были кровными.

Он присел на кровать, осторожно рассматривая непослушные кудри. Все в ней олицетворяло богатое здоровье: золотисто-коричневые буйные блестящие волосы, чернеющие в лунном свете, золотые глаза, прикрытые бледными веками, подведенными темными вьющимися ресницами.

— Бедная девочка. За тобой идет чудовище. Ты не заслуживаешь его, но когда он к тебе приблизиться, отказаться ты не сможешь. Мне жаль, что я обязан молчать, но отец прав. Не люди избирают свою судьбу, если боги решили, то борьба тщетна. Возможно лишь сдаться на их милость.