— Надеюсь, ты не зря сюда съездила и нашла, что искала, –– Бен словно читал ее мысли. Он взял ее за локоть и направил на тропинку посреди белого снега.

— Вроде бы да, и одновременно — нет… — неопределенно пожала плечами Лизз. — Я же приехала сюда ради курсовой, и почти ничего для нее не раздобыла. Она — моя вечная головная боль.

Под искрящейся коркой снега скрывался небольшой ручеек. Они остановились на перекинутом через него невысоком мостике с резными перилами. Здесь не было людей, и было тихо и спокойно. Догорающее солнце играло искорками на корке льда.

Лиззи достала пару яблок из сумки, захваченных из дома, и протянула одно Бену. И они захрустели ими на пару. Видения отступили, и ей стало намного легче дышать.

— После каникул — продолжила Элизабет, — мне нужно показать наброски курсовой Бинсу. О чем я напишу?

Они помолчали какое-то время, облокотившись на перила и глядя с мостика вниз.

— У тебя же есть свитки, — вдруг оживился Бен. — Напиши то, что написано там. Наверняка, там должно быть что-то ценное про Ровену Рейвенкло, если они принадлежали ей.

— А что я укажу в источнике? — покачала головой Лизз. — Мою больную фантазию? Я не могу признаться Бинсу, что нашла древние свитки. Это артефакты. Он отберет их у меня, не успею я произнести «история магии».

Лизз с ужасом подумала, как может быть вскрыт ее секрет. И тогда она наверняка лишится медальона. Эта мысль не приносила ничего, кроме паники.

— Ты можешь не говорить, что нашла их, — продолжил Бен задумчиво. — Сошлешься на то, что увидела некоторые из них здесь, в библиотеке.

Лиззи покосилась на Бена и улыбнулась. Он с таким участием относился к ее проблемам, неужели ему все это было интересно? Она еще ни с кем не обсуждала ни свитки, ни свою курсовую, ни Ровену. И это было и странно и приятно.

— Почему ты так смотришь, Лизз? — спросил вдруг Бен.

— А? — встрепенулась она. — Эм… ты, наверное, замерз?

— Что? Вовсе нет.

— Да я же вижу, у тебя замерзли руки, — кивнула она на его сжатые в кулаки пальцы без перчаток. — Давай их мне, я погрею.

Бен растерялся. Просто стоял и смотрел на нее, не меняя позы.

— Как я узнаю, что у тебя добрые намерения? — попытался отшутиться он, но она видела, что ему было так же неловко, как и ей самой.

Лиззи возвела глаза к небу:

— Ты всегда шутишь в такие моменты, Бен?

— Пять гоблинов входят в Три метлы и спорят, кто из них милее…

— Просто дай мне свои руки, Бредли! — громко произнесла Элизабет, и Бен безропотно подчинился.

Лизз взяла его за руки и начала растирать его ладони между своих. Руки у Бена были как ледышки.

Она не могла сдержать улыбку, глядя на его смущенное лицо.

— Спасибо, что поехал со мной, Бен, — произнесла Элизабет. — Я знаю, что ты далек от всего исторического и поехал сюда только ради меня.

Бен заулыбался.

— Да брось, мне и самому было интересно побродить здесь.

— Я знаю, когда ты врешь, — она выпустила его руки, и Бен тут же убрал их в карманы, будто боялся, что Лизз снова захочет их погреть. — У тебя тогда веснушек становится в два раза больше.

— Я совершенно серьезен, — состроил умную гримасу Бен. — Теперь, благодаря этому месту в моей голове полно новой информации, — продолжил он и усмехнулся. — Правда, не знаю, как мне пригодится то, что, например, этот ручей под нами был в два раза больше и протекал южнее…

Лизз замерла, хлопая глазами.

— Ну конечно! — воскликнула она, и Бен вздрогнул. — Ручей, Бен! Ручей! — она чуть ли не подпрыгнула от радости под его непонимающим взглядом.

— Что?

— Ручей был тем ориентиром, куда спешила Ровена. Тот круг из камней до сих пор расположен где–то здесь, рядом с домом сэра Гриффиндора…

Все с быстротой света рисовалось в общую картинку. Собиралось в одно целое.

— Вполне возможно…

— Я и думаю, почему мне здесь так спокойно! — игнорируя его замешательство, Элизабет сбежала с мостика и остановилась на берегу ручья.

Память ее снова была полна, а сердце пело. Стоило посмотреть на заснеженный берег, и она видела его совсем другим — прежним. Высокие ароматные травы. Жаркий полдень. Стрекот кузнечиков. Ей душно даже в тени дерева, и она опускает ноги в прохладу ручья, приподняв юбку. Брызги были настолько приятными, что она совсем потеряла счет времени.

— …клянусь, я никому не расскажу о том, что видел, чтобы не испортить ваш идеальный образ.

Едкий голос позади умолкает, и она одергивает юбку — стыдливо, как девчонка. Он всегда смущал ее. Проклятый Салазар Слизерин. Всегда его черный взгляд, казалось, видел ее насквозь.

— Сэр, — холодно кивает она. Отходит от воды и поправляет платье и волосы.

Окидывает Салазара непроницаемым учтивым взглядом, в тон ему:

— Что ж, теперь вы попросите с меня плату за молчание?

Салазар лишь усмехается уголком губ.

— Я мог бы. Если вы согласитесь…

Она лишь фыркает в ответ. Несмотря на внешний холод общения, они ужасно рады друг другу…

…Они учились друг у друга, просиживая дни за книгами здесь у ручья. Они были по–настоящему счастливы.

Птицы уносят их голоса далеко в кроны деревьев. Солнечный свет ослепляет, заливая все вокруг.

И из этого яркого света к ней выступает новый образ.

Они снова сидят бок о бок на лугу. Салазар прислонился к дереву, а ее голова покоится на его плече. Они изменились, повзрослели. Она вглядывается в лицо Салазара, замечая морщинки вокруг глаз на загорелом худом лице.

Он что-то рассказывает ей, она видит, как шевелятся его сухие губы.

— …Важный символ Алхимии — Уроборос. Змея, кусающая собственный хвост. Символ вечного возрождения. Это знак бесконечной мудрости, постигшей суть вещей… — как в полусне, она слушает знакомый тягучий голос. — По легенде змей Урей отделяет землю от неба, обвившись вокруг земли, и держит их вместе, соединяя мир живых и мертвых. На древнем санскрите «Ур»…

— …означает «утро», — задумчиво подхватывает она. — Свет, возникающий из тьмы… Круговорот дня и ночи.

Салазар довольно кивает:

— Вот именно. Вечный круг жизни. Солнцеворот.

Она улыбается ему. Ветер играет прядкой ее волос и щекочет щеку.

— Как видишь, я начинаю разбираться в Алхимии. Но почему ты посвящаешь меня в это?

Он нежно убирает ее прядку, пропуская через пальцы. Его глаза светятся теплом.

— Ты поймешь со временем. А пока у меня для тебя кое-что есть.

Она непонимающе нахмуривается, наблюдая, как Салазар достает из внутреннего кармана камзола тряпичный сверток и осторожно разворачивает бархатную ткань. Его изящная рука вытягивает нечто, сверкающее в бликах солнца. Золотую цепочку с подвеской. Медальон.

— Я прошу тебя никогда не снимать его, — тихо произносит он.

— Почему? Что в нем особенного? — пытается она возразить, однако Салазар повелительным жестом не дает ей договорить и все же надевает цепочку ей на шею.

Медальон приятной и непривычной тяжестью падает в вырез ее платья. Она берет его в руку — гладкий и приятный на ощупь золотой круг.

Она хочет рассмотреть гравировку на одной из сторон. Но Салазар кладет свою руку сверху, не давая ей такой возможности. Взгляд его серьезных глаз вызывает в ней дурные предчувствия.

— Он будет охранять тебя. Пообещай, что и ты сохранишь его для меня и никогда не снимешь. — Рука его чуть сильнее сжимает ее собственную с зажатым внутри медальоном. — Обещай мне.

— Обещаю. — Осторожно кивает она, пока разум ее пытается прочесть мысли в его голове. Но мысли его закрыты от нее. — Обещаю, если ты скажешь мне, что внутри.

Глаза Салазара суживаются в щелки, и в его лице проступает нечто змеиное.

— Ты все узнаешь со временем. Ты должна поверить мне.

— Что в медальоне, Салазар? — спрашивает она требовательнее.

Он вздыхает, молчит какое–то время и отпускает ее руку с медальоном.

— Хорошо. Поверни его и узнаешь. Надеюсь, тогда ты сама мне расскажешь…

— Как думаешь, откуда она здесь взялась?