— Хорошо, — скрестила она руки на груди.

Седрик таинственно улыбнулся. Под ее взглядом порылся в карманах и вытащил какой-то клочок бумаги.

— Я разгадал, — сияя, выдохнул он.

— Что?..

— Вот, — протянул он листочек Элизабет, голос его вибрировал от волнения. — Ты посоветовала засунуть мне яйцо с первого состязания под воду, помнишь? Я так и сделал. И под водой различаются слова. И вот я записал их здесь.

Элизабет взяла помятый листок, на котором торопливым почерком были выведены строки то ли песни, то ли какого–то стиха. Она пробежала их глазами.

Седрик немного заерзал на месте.

— Я голову сломал, что бы это значило. Как ты думаешь?. .

— Ну, похоже, что это некая шарада… — протянула Лизз, повертев бумажку в руках.

— Я это понял, — нетерпеливо произнес Седрик. — Поэтому и попросил тебя ее разгадать.

Элизабет поколебалась и отдала Седрику листочек.

— Я не знаю, — пожала она плечом.

Она подумала, как далека от того, что интересно Седрику. Со всеми последними событиями ей вообще было не до этого. И она даже не была уверена, хотела ли сейчас видеть Седрика, сидеть с ним, что-то обсуждать. Тем более, Турнир.

— Брось, Лиззи, — он с надеждой поглядел на подругу детства. — Ты же сама говорила мне, что ты из Рейвенкло. Ты первая в моем списке гениев. К кому мне еще пойти, кроме тебя?

Это, конечно, польстило ей, но не растопило лед. Какой-то упертый бесенок поселился внутри нее, и ей безумно хотелось вредничать.

— Я не знаю, Седрик, — жестко повторила она, усталость в ней достигла предела.– Вчера ты, действительно, обещал провести со мной весь день, а сегодня разыскал меня только затем, чтобы сунуть под нос этот клочок бумаги. И если ты помнишь, я была не в восторге от того, что ты ввязался в Турнир. Так что, почему бы тебе не подумать над заданиями самостоятельно. А у меня есть своя собственная жизнь.

Это было удовольствием — говорить с ним вот так. И не изображать радость, если не было на это сил. В конце концов, мудро рассудила она, он сделал свой выбор, когда пригласил на бал Чжоу. Какой помощи он теперь может требовать от нее?

Седрик лишь удивленно таращился в ответ. В его взгляде мелькнуло нечто похожее на разочарование.

— Очень хорошо, — медленно произнес он, и этот тон Элизабет совсем не понравился, вызывая все плохие предчувствия разом. — А зачем тогда друзья, Лизз?.. Зачем, если не помогать друг другу?

Она уставилась на мраморный пол коридора.

— Я не знаю, — тихо произнесла в ответ. — Я сейчас уже ни в чем не уверена.

— Ладно, — Седрик сложил листочек с четверостишьем и засунул его в карман. Вид у него был мрачный. — Я понимаю, у тебя, наверное, что-то типа кризиса, авитаминоза или чего–то еще… Давай поговорим позже. После каникул. Может быть, за это время тебе что–то еще придет в голову.

Седрик поднялся, и Элизабет ощутила, как в горле сжимается комок. Она вдруг подумала, что не увидит его все каникулы, и резко соскучилась по нему уже сейчас.

— Сед, прости меня, ладно… — прошептала она, стараясь банально не зареветь. — Я не понимаю, что со мной. Возможно, действительно нужно время. Может, я правильно делаю, что еду домой…

— Да, я думаю да, — сказал он уже спокойнее, но от его хорошего настроения не было и следа.

— Ты же не сердишься? Ты простишь меня? — подняла на него глаза Лизз. Сейчас ей показалось, что от его ответа зависело очень многое.

— Я должен отвечать или мы сразу перейдем к той части, где ты неделю со мной не разговариваешь? — попытался отшутиться он. Тень улыбки мелькнула на его лице и тут же исчезла. — Да ладно, не бери в голову. Я справлюсь со всем сам.

Лизз опустила глаза.

— Счастливых каникул тебе, Лиззи, — услышала она его голос.

— Да, спишемся, — кивнула она, надеясь, что вид у нее не самый жалкий, но достаточно уязвимый, чтобы он смог ее простить.

Но Седрик не ответил. Он почти не взглянул на нее, откинул привычным жестом челку со лба и пошел прочь по уже опустевшему коридору. Элизабет мрачно смотрела на удаляющуюся спину. Внутри поселилось дурацкое чувство вины, что она обидела лучшего и, возможно, единственного друга. Седрик этого не заслужил. Она поняла это, когда взглянула на загадку Седрика, и разгадала ее сразу же, едва дочитав. Точнее, не она сама, нет. Все ее гениальные открытия не относились к ней. Как и все то, что делало ее особенной. Без Ровены она так и осталась бы никем.

Но одно особенное качество все же принадлежало только ей: начиная со вчерашнего вечера, все, что бы она ни делала или говорила, причиняло людям боль. И это было отвратительное чувство.

*

Вещей было много. Невыразимо много. И половина из них совершенно ненужных.

Элизабет никак не могла заставить себя приступить к сборам. Сначала взялась за одежду, но рассеянно покрутив пару вещей в руках, просто вывалила ее всю на кровать пестрой кучей. То же было и с учебниками — не в силах решить, везти ли их домой и какие именно, она просто сбросила их на пол к уже лежавшим там пергаментам. Такая же участь постигла рисунки, краски и пару изрисованных блокнотов. Послонялась по комнате, вытащила наугад книжку из общей кучи. Полистала — это оказался какой-то сентиментальный роман, который она, кажется, брала у Доры и так и не смогла осилить. Затем обреченно оглядев устроенный ей же самой хаос, Элизабет с тяжелым вздохом упала на кровать прямо в гору платьев, блузок и школьных мантий. Стрелки на часах у кровати Мариетты неумолимо двигались к трем часам дня, а у нее еще и кентавр не валялся….

Да и как тут собраться, если в голове был полный кавардак. В висках ныло. И начинало болеть еще сильнее, стоило вспомнить все, что случилось вчера и сегодня.

Бен, отчаянно пытающийся ей помочь, Седрик и его мрачный взгляд. Ей никогда не было так стыдно за себя. Лизз поморщилась, застонала и накрыла лицо рукавом какой-то старой робы, чтобы защитить голову от лезущих в нее мыслей. Она горько усмехнулась. Рождество кончилось. Праздник не удался. И она едет домой.

— Я все делаю правильно, — произнесла Элизабет вслух, поднимаясь. — Мне действительно нужно уехать, чтобы разобраться со всем.

Она неимоверно устала за этот семестр. И ей вдруг до слез захотелось очутиться дома. Проснуться в собственной комнате под запах маминых блинчиков с утра. В покое и тишине, которые помогут вспомнить, кто она и чего хочет.

*

Элизабет спустила с лестницы заклинанием чемодан и поставила рядом с собой. В гостиной было сумрачно и непривычно тихо. В учебные будни здесь постоянно толпилась куча народа.

Она подошла к окну и открыла шторы, впуская сумрачный зимний свет в комнату. Карета до Хогсмида еще не приехала.

Снаружи доносились визги и крики играющих в заколдованные снежки студентов. Наверное, и Бен, и Седрик были среди них сейчас.

Ей вдруг представилось, как сильно ученики предвкушают каникулы в Хогвартсе с Шармбатоном и Дурмштрангом. И среди них — и Седрик с Чжоу. Это будут их первые совместные каникулы, должно быть, полные романтики. Отдаленно ей вспомнилась еще одна парочка — Лазар и Кира, и это заставило ее грустно улыбнуться. Никто из девочек даже не расстроился, что она уезжает сегодня. Да ладно, по большому счету, они никогда особо не были подругами…

— О чем задумалась? — прозвучало откуда-то из–за спинки дивана.

Лизз подскочила:

— Мерлин!

— Нет, всего лишь я, — улыбнулся Бен. — Хотя, если раздобыть седую бороду и белый балдахин я, пожалуй, сойду за Мерлина…

— Бен, — Элизабет закатила глаза, и усмехнулась, рассматривая его в сумерках. Похоже, он прикорнул на диване в гостиной. Волосы были взъерошены, а на щеке виднелся отпечаток от ладони, на которой он уснул.

Недолго поколебавшись, она все же села рядом с ним.

— Что ты здесь делал?

— Ждал тебя, — просто ответил Бен. — Я хотел подняться к тебе в спальню, но лестница бы завизжала. Думал, может, тебе нужна помощь.