— Ну… — Бредли немного замялся и улыбнулся. — Честно сказать, я наугад стащил все это из кухни, так что надеюсь, что там огневиски.

— Что?.. — Элизабет поперхнулась шоколадной лягушкой, которую успела вытянуть из общей массы сладостей. — Говорят, один глоток неразбавленного огневиски может убить единорога.

— Я надеялся, что это немного взбодрит тебя после обморока, — улыбнулся Бен. — Если не убьет.

— И когда ты только успел добраться до кухни? Эрни и Седрик в начале года в лепешку расшиблись, чтобы узнать туда пароль, — хихикнула Лизз и потянулась к бутылке.

С опаской заглянула внутрь, потянула носом — запах был немного резкий.

А затем, как заядлый пират, приложилась к горлышку и сделала большой глоток.

Горло вмиг обожгло настолько, что перехватило дыхание. Элизабет в отчаянье замахала руками, не в силах что-либо произнести. И схватив яблоко с тарелки, быстро надкусила, пытаясь заесть горечь спиртного.

Бен лишь рассмеялся, но последовал ее примеру, и они на пару захрустели сочными яблоками.

Лиззи облегченно выдохнула, ощущая растекающееся во всем теле тепло от огневиски. Похоже, только сейчас она смогла по–настоящему расслабиться. Она поудобнее устроилась у камина, стащила плед с дивана и завернулась в него. Было в этом что–то необычное — полуночный пикник у камина на полу. С Бредли.

Она кинула на Бена быстрый взгляд:

— Ты, наверное, теперь думаешь, что я чокнутая, ну после всего того, что узнал…

— Нет, — просто ответил он. Сделал глоток из бутылки. Лиззи восхитилась, как он может это пить.

— В детстве я тоже так делал, — продолжил Бен, глядя на огонь, — убегал ото всех. Зарывался в книги, в собственные фантазии. Но в итоге пришел к мысли, что это не помогает. Проблемы все равно остаются, сколько ни убегай. Это не выход, Лиззи.

— Советы по жизни от Бена Бредли, — усмехнулась она, — что–то из того, о чем вещают магловские проповедники — «никто тебя не полюбит, пока ты сам себя не полюбишь»?..

— Мама просто говорила: никто тебя не полюбит, — возразил Бен.

Элизабет закатила глаза:

— Просто расскажи мне о своем детстве, Бен.

Он с напускным безразличием пожал плечами:

— Да нечего рассказывать.

— Ну нет, так ты не отделаешься, — Элизабет выдернула бутылку из его рук, и под удивленным взглядом Бредли сделала еще один глоток — поменьше. На этот раз было лучше — жгло все так же, но, по крайней мере, она была готова к этому.

— Я же рассказала тебе все, — вернула она бутылку, — теперь у тебя есть, чем меня шантажировать, дай мне что–то взамен.

Раз уж они тут, неплохо было бы поболтать, подумалось ей. Мысли ее текли вязкой теплой патокой — лениво–расслабленно и приятно.

— Иногда мне кажется, что у меня было самое лучшее детство на свете, — тихо произнес Бен, улыбаясь краешком губ и задумчиво вертя в руках зеленый орешек Берти Боттс. — Наверное, так и было. У моих родителей был большой дом. Они часто устраивали вечеринки и балы. И я до сих пор люблю танцевать, — кинул он насмешливый взгляд в ее сторону. — Родители, и правда, были очень хорошими людьми. Все любили их. Мама присматривала за домом, отец работал в Министерстве. И в свое время они неплохо проявили себя в войне против Сама-Знаешь-Кого. У отца остался с тех времен старый запал, и, наверное, поэтому он увлекался охотой. Часто брал меня с собой. И поверь, каждый раз я ждал этого события с нетерпением. Там были только я и он — мужская компания, мужские разговоры, — Бен усмехнулся. — Виски, кстати, тоже он меня научил пить…

Элизабет улыбнулась. Снова воцарилось молчание.

Бен кинул Берти Боттс обратно к сладостям:

— В этом году будет ровно пять лет со дня его смерти.

— О… — Элизабет резко обернулась к нему и уставилась не моргая. — Бен… Мне очень жаль, — выдавила она.

Он лишь пожал плечом. Но Элизабет казалось, что все это задевает его куда глубже, чем он показывает. Вечер явно омрачился. Она прикусила губу, уже жалея, что вообще начала его расспрашивать. Потерять отца. Она не могла сказать наверняка, что чувствует человек, переживший это. Но ей очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы Бену стало лучше. Она нерешительно потянулась к его руке, лежащей на ковре рядом с ее, но Бен повернулся, заметив, что она на него неотрывно смотрит. Коротко улыбнулся.

— Не стоит меня жалеть.

— А я не жалею, — быстро мотнула головой Элизабет, незаметно отодвигая руку обратно. Ее слегка смущал его прямой взгляд, глаза Бена были непроницаемы — ни боли, ни грусти о прошедшем. Элизабет и подумать не могла, что он за человек и что ему пришлось пережить. Но узнав о его детстве, он стал ей ближе? Понятнее?

— Я просто стала лучше понимать, откуда все эти твои шуточки и вечная маска иронии, — высказала она мысль вслух.

— Ну да, я парень с разбитым сердцем, которое прячу за потрясающе красивой улыбкой, — сыронизировал Бен.

Лизз со знанием дела закивала:

— Ах да, конечно, твоя известная чарующая улыбка.

— Да-да, секрет моего успеха. Но никому о нем не говори, а то разрушишь мой имидж, и я перестану побеждать всех в плюй–камни.

— Может, меня научишь?

Бен усмехнулся:

— Улыбка — это просто, приподнимаешь уголки губ…

— Да нет же, я про игру! — шутливо толкнула его локтем в бок.

Бен увернулся, широко улыбаясь. У Элизабет отлегло от сердца — если она смогла его развеселить, значит, вечер еще может хорошо закончиться.

Они помолчали, думая каждый о своем. Элизабет наблюдала за языками пламени в камине, когда почувствовала на себе его взгляд. Медленно повернулась. Бен ее пристально рассматривал в полумраке. Отблески от огня танцевали на его лице. Длинные ресницы, веснушек почти не видно…

Интересно, почему она раньше не замечала, что он симпатичный?

— Ты должна мне танец, — произнес Бен в абсолютной тишине.

— Что?.. — выдохнула Лизз. Но он не ответил, без слов встал и протянул ей руку.

Элизабет лишь подняла брови:

— Ты смеешься?

Она чувствовала, что ее кровь уже разогрелась от огневиски, и тело было немного ватным. И все-таки взяла Бена за руку.

— Ну ладно, если оттопчу ноги — помни, сам напросился.

— Главное, не падай в обморок.

Она пошатнулась, но Бен ее подхватил и крепко прижал к себе, как бы поддерживая. Слишком крепко. Так, что Элизабет была вынуждена положить голову ему на плечо. Хотя, она не могла не признать, что это было даже приятно. Удивительно, непривычно, но приятно. От него пахло свежестью. И медом.

Она никогда не была так близко с кем-то из мальчиков. Дружеские объятия не в счет. Нет, было что-то на третьем курсе, когда остальные девочки начинали шушукаться о мальчиках и хихикать по углам, рассказывать, кто на скольки свиданиях был, и ей, разумеется, тоже захотелось попробовать. Так ничего особенного — пара прогулок, нелепый поцелуй, от которого ее передергивало каждый раз при воспоминаниях… Но все это было лишь из любопытства. Они даже вдоволь посмеялись над этим с Седриком, когда она ему рассказала. Потом был Лазар. Но Элизабет ничего не чувствовала к нему, даже когда сегодня вечером увидела их с Кирой вместе. В любом случае, воспоминания о нем были какими–то далекими. Она не знала, что на нее нашло тогда.

А теперь вот Бен. Кружит ее по комнате и что-то напевает в такт под нос, имитируя музыку. И она не думала, как реагировать, как себя вести, что говорить… Ей просто было приятно. И хотелось, чтобы этот волшебный вечер длился подольше. Чтобы они еще посидели у огня, он что-то тихо бы рассказывал или даже напевал — как сейчас ей на ухо. Ей так не хватало этого — этого тепла и понимания от другого человека…

Словно соглашаясь с ее мыслями, Бен инстинктивно чуть сильнее прижал ее к себе. И она ничего не имела против. Впервые ей не хотелось думать о Седрике и Чжоу.

Тело ее расслабилось, и комната немного плыла перед глазами. Цвета сливались в большие красивые пятна. Элизабет бездумно улыбнулась.

— Ты, честно, очень напугала меня сегодня, — прошептал Бен ей на ухо. — Я не знаю, что бы я сделал, если бы ты сегодня не очнулась. Каждый раз, когда я вижу тебя вот такой, я боюсь, что ты уже не откроешь глаза.