Элизабет села рядом с Седриком, какое–то время просто его рассматривая, а потом удовлетворенным тоном заключила:

— Ну что ж, можно сказать, из первого испытания ты вышел целым и невредимым.

— А кто–то в меня не верил, — хитро улыбнулся он.

Элизабет почувствовала легкое раскаяние.

— Сед, прости, что я была так скептически настроена, я просто переживала за тебя.

— Не парься, я все понимаю, — беззаботно произнес Седрик.

Диванчик, на котором они сидели казался тесным, и их плечи соприкасались. Глаза Седрика были так близко и странно сияли — то ли от выпитого, то ли от чего–то еще. Время замерло; и желтая гостиная, и отблески камина, что золотили волосы Седрика — все сейчас казалось уютным и милым. В таком ракурсе и освещении он вдруг показался потрясающе красивым, словно мифическим героем легенд, который вернулся после сражения. И как раньше Элизабет не замечала, что Седрик такой обаятельный? Засмущавшись своих мыслей, она опустила взгляд на собственные руки, сжимающие свитки, и подумала, что все-таки не зря пришла сюда, и что курсовая, разумеется, может подождать.

— На самом деле, хорошо, что ты пришла, — вдруг нарушил тишину Седрик, — я хотел тебе кое в чем признаться.

Его голос неожиданно стал тихим и почти интимным, таким что у Лиззи забегали по спине мурашки. Она затаила дыхание.

— Никогда раньше я не говорил никому ничего подобного, но тебе я могу это сказать. Мне кажется, я влюблен, Лизз, — почти шепотом произнес он, и внутри у Элизабет что–то сладко заныло.

Седрик наклонился ближе, так, что его челка защекотала щеку, и Лиззи бросило в жар.

— Я думаю, ты догадываешься, о ком идет речь? — заговорщески прошептал он и подмигнул, словно они были соучастниками большой тайны.

Элизабет машинально кивнула. Какое-то далекое чувство, знакомое еще с детства, вдруг разом ожило внутри.

— Мы ведь знаем друг друга сто лет, и все это время я ходил рядом и даже не замечал, какая чудесная девушка живет бок о бок со мной. Невероятно! — Седрик весело рассмеялся. И Элизабет широко улыбнулась в ответ, чувствуя, как ее переполняет беспричинная радость.

— Что ты думаешь об этом? — повернулся к ней Седрик, их лица почти соприкасались.

Элизабет сглотнула. Мысли ее разбегались, и она не могла подобрать слова.

— Это очень неожиданно, — выдохнула она.

Но Седрик словно не услышал ее ответ, все больше распаляясь:

— Она самая красивая девушка в школе, правда? Я люблю смотреть, как она наклоняет голову, когда задумывается, или покусывает перо, сидя за учебником, как улыбается… У нас ведь столько общего, взять даже квиддич — мы оба по нему с ума сходим!

— Квиддич? — еле слышно повторила Элизабет.

«О ком ты?» — хотела было продолжить она, но не стала, проследив за взглядом Седрика. Он не отрывал глаз от смеющейся в окружении друзей Чжоу Чанг.

Элизабет почувствовала, как внутри вдруг все похолодело.

Непонимающим взглядом она уставилась на Седрика, не в силах ничего произнести.

— Вы ведь вместе учитесь и еще и живете в одной комнате, ты должна меня понимать! — Седрик толкнул Элизабет плечом, но Элизабет не шелохнулась, сидя рядом, как истукан.

— Мне трудно судить, я не интересуюсь девушками, — негромко произнесла она.

Кажется, Седрик не уловил напряжения в ее голосе. Он опустил взгляд на кружку эля перед собой и какое-то время молчал, погрузившись в собственные мысли. Элизабет почувствовала странную горечь во рту. Мир рушился буквально у нее на глазах. Ей и раньше делали больно, но сейчас удар вышел особо ощутимым, словно ей дали под дых и разом перекрыли дыхание. Какая она дура! Мерлин, какая дура! И на что она надеялась! Она постоянно обманывалась в людях: сначала Лазар, теперь вот Седрик…

Лизз вдруг невесело рассмеялась, но Седрик принял это за знак поддержки и улыбнулся в ответ. Элизабет вгляделась в него, чувствуя себя просто отвратительно. Мечтательная улыбка сгладила черты его лица. Мыслями он пребывал в далекой, известной только ему стране. С самого детства у них с Седриком было взаимопонимание с полувзгляда, они ничего не скрывали и не утаивали друг от друга и всегда мечтали вместе. В этот раз он не взял ее с собой в свои грезы. И Элизабет не была уверена, что хочет знать, о чем они. Впервые в жизни он показался ей чужим человеком, который невыносимо ее раздражал. В висках начало неприятно ныть.

— Ты знаешь, — неожиданно продолжил Седрик, не придавая значения ее долгому молчанию, — наверное, я только сегодня смог понять собственные чувства. В тот самый момент, когда она подошла ко мне после испытания и сказала, что волновалась за меня. Словно я действительно был в большой опасности и мог умереть, но неожиданно оказался победителем и…

— Ну конечно, — фыркнула Элизабет, — победителем! Ты только и думаешь о своем Турнире! Наконец, дорвался до славы, Седрик?

Седрик повернулся и удивленно посмотрел на подругу. Глаза его стали большими и полными непонимания, как у маленького ребенка, которому сначала протянули руку, а потом вдруг ударили. Элизабет и сама хотела бы знать, почему так поступает, только времени думать об этом не было. Чувства кипели внутри, и она ощущала лишь глухую досаду. Все в этот момент невыносимо раздражало — особенно Седрик, не отрывающий взгляда от Чжоу. А тема турнира как нельзя лучше подвернулась под руку — забытая и до сих пор вызывающая злость.

— Ведь и я, Седрик, я тоже беспокоилась о тебе, — горячо продолжала Лиззи, — когда отговаривала от участия в этой затее. О нет, ты специально ввязался в Турнир, чтобы все носились вокруг тебя и чтобы «Пророк» писал, как ты рискуешь жизнью, чтобы ты был героем, и за тобой бегали всякие глупые девчонки…

— О чем ты, Лизз? Села на своего любимого конька?

В лицо ему вдруг бросилась краска, губы искривились в ироничную усмешку, которую, Элизабет никогда раньше не видела на его знакомом до последней черточки лице.

— Я и не надеялся, что ты поймешь, судя по твоей серой жизни. Ты-то сама что интересного делаешь, кроме как просиживаешь в библиотеке среди своих книжек и курсовых?

Элизабет сжала губы в упрямую линию и изо всех сил стараясь не дать воли слезам. Руки ее впились до боли в свитки на коленях, и Лизз вдруг кинула на них многозначительный взгляд, с горечью подумав, что Седрик до сих пор не знает ни о шкатулке, ни медальоне, ни об обнаруженных ей пергаментах.

Она подняла к нему пылающее лицо:

— У меня в жизни есть кое-что интересное. А если ты не видишь этого и не интересуешься ничем, кроме своих турниров и любовных интрижек, то это не моя вина!

Не дожидаясь ответа, Элизабет вскочила и бросилась к выходу, успев, однако, поймать потрясенный взгляд Седрика.

***

Она все еще чувствовала неприятный осадок внутри и горький привкус во рту, когда добралась до гостиной. Грудь сжимала странная и новая для нее боль, и Элизабет почти задыхалась от нее.

— Почему не стоит придавать важности сегодняшним огорчениям? — поинтересовалась птица-страж на входе.

— Завтра у тебя будут новые, — мрачно ответила Лизз, и дверь открылась.

Ее встретила пустая гостиная и тусклый свет камина, погрузивший все в полумрак. Элизабет рухнула в ближайшее кресло, но не в силах усидеть на месте, снова вскочила. Она заходила по комнате туда-сюда, сжав руки в кулаки.

Внутри бушевали злость и обида. На Седрика, и отчасти, на саму себя, что не сумела сдержаться и наговорила ему лишнего. Но больше всего она сердилась на Чжоу Чанг. Впервые Элизабет испытывала такую неприязнь к человеку! Она вспоминала ее фальшивую улыбку с садистским наслаждением, зная, что все это доставляет ей лишнюю боль. Что Седрик нашел в Чжоу? Столько лет незыблемой дружбы дали трещину лишь из-за какой-то пустой девчонки с ее курса!

Она вдруг вспомнила брошенные ей в лицо слова в гостиной Хафллпафф, и сердце забилось в груди сильнее от непонимания и досады. Да о чем она вообще? Разве Седрик все еще дорожил их отношениями? Он сам сказал, что считает ее маленькой серой мышкой, в жизни у которой не может быть ничего интересного — ни славы, ни поклонников, ни одной проклятой фотографии в «Пророке»! Она ни за что бы не сравнилась с первой красавицей школы и блестящим ловцом квиддичной команды Чжоу Чанг!