Злость кипела в ней, и, не в силах остановить эту волну, она схватила первый попавшийся предмет, что нащупали пальцы, и швырнула в дверь.
С громким стуком и странным бряканьем предмет отлетел в сторону, и… кажется, из него что-то выпало.
Элизабет моргнула пару раз, пытаясь разглядеть в полумраке, что случилось. Она заставила себя подняться и подойти ближе, лишь бы только переключиться на что-нибудь. Это оказалась старинная металлическая шкатулка, инкрустированная камнями. Кое-где металл уже поддался коррозии, камешки потускнели, а некоторые и вовсе выпали. Небольшая на первый взгляд, она содержала в себе целый ворох пергаментов и свитков.
Элизабет осторожно дотронулась до них и поднесла к глазам — бумага была такой ветхой, что должна была рассыпаться в руках, но в то же время, на ощупь оказалась очень прочной и плотной. Сохраняющие заклинания, поняла Элизабет и взглянула на желтый от времени лист. Какие-то закорючки, пара невнятных рисунков, похожих на схемы или план здания. Что это? Студенческие пособия? Древний учебник, разобранный по страницам? Она постаралась как можно аккуратнее сложить все это в шкатулку, когда заметила, что среди бумаг что-то блеснуло.
Поводив рукой по полу, Лизз нащупала небольшой предмет и вытащила на свет. Длинная блестящая цепочка с тяжелым медальоном на ней. Металл походил на золото и был таким начищенным, будто его только-только сняли и заботливо положили в шкатулку.
Элизабет изучила медальон: большой, холодный и гладкий, он уютно умещался в ладони. Немного покрутила его, затем сложила все рассыпавшиеся свитки в шкатулку и закрыла ее, так и оставив медальон в руке.
Она и сама не заметила, как потихоньку успокоилась, сидя в тишине и изучая старинную вещицу. Затем, поддавшись внезапному порыву, надела цепочку на шею, чувствуя, как холодный металл падает в вырез блузки. Он дарил ей странное душевное равновесие, словно возвращал силы и уверенность.
Посидев еще чуть-чуть в полумраке и еще иногда судорожно-нервно вздыхая, Элизабет подумала, что выплакала все, что в ней накопилось, и что слез больше не осталось.
Она медленно поднялась (голова отозвалась ноющей болью), и направилась к выходу. Должно быть, девчонки ее потеряли. Или, может, успели забыть о ней и ее «свидании» и теперь тихонько спят? Но вдруг кто-то засиделся в гостиной, читает или доделывает домашнюю работу и увидит ее в таком виде? Что, если там окажется Бен?
При этом имени что-то снова неприятно дернулось внутри. Нет, она не хочет сейчас никого видеть. И будет лучше, если она вообще проведет ночь не в башне Рейвенкло — слава Мерлину, их с Седриком потайной подоконник никто еще не обнаружил. Она уже направилась к выходу, чувствуя непривычную, но приятную тяжесть на шее от медальона, когда, словно что-то вспомнив, обернулась на полпути. Подошла к разорванным клочкам бывшего альбома, аккуратно собрала и уложила их в найденную шкатулку, а затем, подхватив ее с собой, направилась к выходу.
*
Она не знала, сколько просидела вот так, поджав колени к подбородку, на подоконнике их с Седриком окна. Она слушала ночную тишину Хогвартса, нарушаемую иногда неясными звуками и шорохами. Она просто наблюдала за собой. Сейчас уже не было слез, нервных всхлипов, приступов ярости или отчаяния. Сейчас не было ничего. Словно она лишилась возможности хоть как-то реагировать на этот мир и все чувства атрофировались. События сегодняшнего вечера казались чем-то далеким и нереальным. И теперь ее занимало только одно. Ее находка. Перебрав в шкатулке пергаменты и пытаясь разглядеть их в свете Люмоса, она опять сложила их на место — все равно ничего не было понятно, свитки были написаны на незнакомом древнем языке. Она закрыла шкатулку, так и не возвратив в нее медальон. Она вообще теперь не хотела расставаться с этой вещицей.
В тишине и покое у нее было время внимательно его изучить. Пальцы скользили по блестящей гладкой поверхности, пытаясь его открыть — но безрезультатно. Элизабет потратила добрых полчаса, прежде чем сдаться. Медальон был намертво склеен. Впрочем, он нравился ей и таким, нравилось ощущать его в ладони, нравилось его спокойствие.
Звук шагов, раздавшийся по коридору, заставил ее с сожалением оторваться от своей новой игрушки.
Элизабет вскинула голову. Она знала, кто это. Только один человек мог найти ее здесь. Вот портрет отъехал в сторону, и на пороге появился Седрик.
— Я так и думал, что ты прячешься здесь, — сказал он.
Лизз спустила ноги и привычно подвинулась на подоконнике, освобождая место для друга рядом с собой, но Седрик остался стоять на месте. Что-то было странное в его застывшей фигуре, свет факела слегка заострил черты лица, и сложилось ощущение, что весь он состоит из этих угловатых резких и напряженных линий.
— Я искал тебя за ужином, все надеялся, что ты придешь, хотя, наверное, следовало догадаться, что тебя там не будет. — И голос его был таким же резким и колючим.
Элизабет моргнула пару раз, никак не понимая, что происходит.
— О чем ты? — Удивленно спросила она, чем вызвала усмешку на его лице.
— Ты, и правда, не знаешь, Лиззи? Хэллоуин, помнишь? За ужином должны были выбирать Чемпионов Турнира… И не надо говорить, — вдруг перебил Седрик, когда она хотела что-то сказать, — что ты забыла. Ты ведь специально туда не пошла и просидела все это время здесь. Вся эта затея с Турниром тебе не по душе, так?
Элизабет лишь молчала в ответ. Она вдруг действительно вспомнила, что Дамблдор говорил что-то насчет Хэллоуина и выбора Чемпионов. Но все это вылетело из головы из-за Лазара, и записки, и комнаты… И Бена. Она хотела бы что-то чувствовать по этому поводу, но, казалось, что все ее чувства настолько исчерпали себя, что в ней не осталось места ни сожалениям, ни раскаянию.
Элизабет тяжело вздохнула. Она знала только одно: рассказывать Седрику об истинной причине ее отсутствия в Большом зале не было смысла. И сил.
— Прости, — произнесла она в затянувшейся тишине. — Я, и правда, забыла.
Он помолчал, в глазах появилось непонимание, словно он никак не хотел ей поверить.
— Меня выбрали одним из Чемпионов, — вдруг произнес Седрик без предисловий.
— Что?..
Элизабет оцепенело смотрела на него. Непонятно, почему сердце начало биться учащеннее, а внутри что-то тревожно защемило. Оказывается, на свете еще существовали вещи, которые могли ее заставить вернуться к этой жизни. Седрик — Чемпион?
— Сед… — выдохнула Элизабет. Это все, на что она была способна сейчас.
Он лишь тряхнул головой, отбрасывая с глаз челку.
— Ну что? Что теперь ты будешь говорить? Опять носиться со своими детскими страхами? Меня выбрали, Лиззи!
Она пригляделась к нему в полумраке, увидев, как глаза друга за напускной отстраненностью сияют радостью и даже эйфорией. Седрик явно ждал поздравлений, для него это уже было маленькой победой. Но Лизз никак не разделяла его энтузиазм.
— Мне очень жаль, что я это пропустила, — она пыталась подобрать слова. — У меня… были кое-какие проблемы. И я рада, что кубок выбрал твое имя, — заставила себя произнести Элизабет. — Правда. Я знаю, что у тебя есть все шансы получить выигрыш.
Седрик усмехнулся и подошел совсем близко.
— Ох, Лизз, сколько я тебя знаю, а врешь ты все так же плохо.
Он посмотрел на нее повнимательнее, словно только сейчас заметив ее расстроенный внешний вид, спутанные волосы, красные глаза.
— Что у тебя стряслось? — поинтересовался он совсем искренне, совсем как раньше. Элизабет покачала головой:
— Все нормально. Уже все хорошо. — И кинула беглый взгляд на шкатулку, что не укрылось от Седрика.
— Что это? — Он, было, потянулся к ее находке, но Лиззи машинально отодвинула ее подальше.
— Ничего. Ничего особенного, — она постаралась улыбнуться, видя, как в глазах Седрика растет недоверие.
Элизабет ненавидела подобные взгляды, но сделать ничего не могла. На секунду она представила, как рассказывает Седрику обо всем, что случилось. Он сочтет ее просто полной дурой, когда услышит, как она сглупила и поверила, что ей мог написать Лазар. Да и вообще, вся история с Лазаром сейчас казалась просто чудовищно нелепой… И ради этого она могла пропустить пир, где его выбрали Чемпионом! Пусть лучше верит, что она просидела весь вечер здесь.
