Редко в баре было много посетителей, а когда приходили, он психовал, переворачивал выческу « открыто» другой стороной, отпускал бармена и официанта и мы снова оставались в одиночестве, каждый со своим, но вместе.

– Ты так ничего не заработаешь. – говорил я ему, а он лишь отмахивался.

Мы ходили на новые фильмы, ночные сеансы, смотрели их в пустых залах, домой шли молча и никогда не держались за руки.

Иногда я хотел прикоснуться к нему не так, как обычно, не хлопнуть по плечу и рассмеяться, а самым кончиком пальцев провести линию от затылка к лопаткам, запутаться руками в его непослушных волосах, обнять его и уткнуться холодным носом в крепкую шею. Я гнал эти мысли, пугаясь их, боясь смотреть в глаза Итану, словно он мог прочитать все, что творилось у меня в голове лишь взглянув на меня.

И так проходили дни, за ними тянулись недели и липкое лето незаметно спустилось на город.

Я ушёл домой раньше. Не стал дожидаться закрытия, а он настаивал на том, чтоб я шёл первым. Была пятница или суббота жаркого июля, в баре было людно и работы по горло. Итан жаловался, что зимой, весной и осенью бар набивается посетителями только по выходным, а летом приходится работать не покладая рук. Он нанял в помощники ещё пару официантов, но все равно оставался там до самого закрытия.

– Они без меня не справятся. – говорил он устало, но совершенно не злясь.

Я лежал в своей комнате и считал узоры на простыне. Уже посветлело и за окном, по подоконнику прыгали жирные воробьи, которых прикормил Итан. Я услышал, как осторожно открылась входная дверь. Итан был не один. Я услышал тихий девчачий смешок, который хищно царапнул меня по сердцу. Она сняла туфли и босыми ногами пробежала мимо моей комнаты.

– Эй, хочешь кокаин? – Итан- демон искуситель снова взялся за своё привычное дело.

– Давай.

Я лежал и слушал, как он задёрнул шторы в зале, как поставил кипятиться чайник, как достал с верхней полки чашки и открыл сахар. Он пил свой противный крепкий чай, а я- свои слёзы. Не знаю, почему мне было так больно, но я хотел зарыться головой в подушку и кричать, но вместо этого – лежал и прислушивался до тех пор, пока слёзы не попали мне в уши, приглушив мерзкие стоны.

О, через время я начну различать всех его шлюх по стонам, по тому, как они снимают обувь, по тому, как мерзко хихикают и бегают босыми ногами по холодному полу, а пока я лежал и физически ощущал, как мое сердце ломается.

Однажды одна из них спросила есть ли домашние тапочки, чтобы переобуться и на следующий день я порвал их и выкинул. И никогда, никогда я не слышал, чтоб хоть чьи-то голоса из-за стенки повторились дважды. Каждый раз у него была новая белокурая мышка на ночь. Я находил длинные и короткие белые волосы в ванной, я даже научился понимать крашеные они или нет. Определённо, он был очень падок именно на блондинок. Я сжигал эти волосы, придавая их огню из зажигалки, сидя на балконе, желая всем тем девушкам подцепить спид и умереть в сточной канаве.

– Эй, пошли в бар. – он никогда не стучался ко мне в комнату.

Мне было лень переодеваться и я пошел в пижамных штанах и большой чёрной футболке. Все моя одежда – его. Больше на пару размеров, все ещё с его запахом. Из моих вещей у меня остались только рваные кеды, да браслеты на обеих руках. Через пару недель Итан купит мне новую обувь, но я даже не поблагодарю его за это, приму как должное.

Итан крутился за баром, а я сидел за столом в углу, листая какую- то брошюру про балет. « Выбирай на какой пойдём.» – сказал Итан и ушёл.

– Привет, светлячок.

– Светлячок? – ко мне подсел худощавый парень. Узкие глаза и оскал белых зубов меж тонкими бескровными губами, татуировка змеи вокруг запястья и массивные кольца на длинных пальцах.

– Ну да. – затянулся он сигаретой. – Сидишь тут и словно светишься со своей глупой физиономией. Кокаин хочешь?

– Давай.

Клянусь, не знаю какая сила тянула меня за язык, какое мерзкое внутреннее желание овладело мною в ту секунду, но я поддался ему и, как Алиса, побежал за белым кроликом в его глубокую нору. Только мой кролик затаился в ожидании в кармане, на дне пакетика у этого человека напротив, но и он обещал скинуть меня в тёмную нору, под корягой у дерева, в дивный волшебный мир.

Я знал его. Знал этого парня с татуировками. Этот змей был другом Итана. Его карманы всегда были набиты травкой, таблетками и порошком. Он толкал эту дрянь посетителям в баре и всегда о чем- то шептался с Итаном у чёрного выхода. Они были компаньонами в своих грязных делишках, но притворялись, что не знают друг друга, опаивали девиц и угощали их таблетками.

Пока я кружился в веренице сказочных миров, к нам подсел Итан. Он пил со змеем виски и о чем- то болтал. Итан вдруг показался мне Чеширским котом, а второй- весёлым шляпником. Мне казалось, что все мы на палубе корабля, попавшего бурю. Меня качало из стороны в сторону и немного подташнивало. Я, как идиот, улыбался до боли в скулах и держался за край стола, чтобы не выпасть за борт.

Шляпник рассыпал передо мной много маленьких белых кроликов и поделил их на ровные шеренги, которые бравым строем резво запрыгнули мне в нос, атакуя мозг и нервную систему. Ослеплённый ими, через туман, я видел хищную улыбку кота Итана, который скрутился, сжался и исчез в темноте, оставив за собой лишь растянутый полумесяц белых зубов.

Признаюсь, в один момент все пошло по наклонной. Меня затянуло в чёрный, грязный водоворот синтетического фальшивого наслаждения. С того раза и я дня не мог представить себе без этого проклятого белого порошка. Я приходил с Итаном в бар и вынюхивал по несколько дорожек за ночь. Я летал в облаках и скользил по заснеженным горам, меня трясло в реактивных самолётах, отправляющихся в космос и скидывало в липкую пучину темноты. Я танцевал под громкую музыку и она проникала в каждую клетку моего тела.

Итан почти каждую ночь приводил с собой новую подружку и часами напролёт они сношались за тонкой стенкой нашего дома, а я, разбитый и брошенный, прижимался к разделяющей нас перегородке и душил себя слабыми пальцами, не имея сил заставить себя перестать слушать эти сладкие стоны и неприличные хлопки. И каждое утро повторялось заново- он выкидывал их сонных за двери и варил себе крепкий чай, затягиваясь ментоловой сигаретой, роняя пепел на столешницу и пол.

Теперь ты видишь, почему даже по прошествию стольких месяцев я не мог позволить себе вернуться к тебе? Я потерял счёт времени, я жил от одной кроличьей норы к другой. Я не о чем не думал и просто насильно убивал себя, безвольным трупом плывя по грязной реке, всецело и полностью отдавшись на волю ее течения. Мне страшно признаться тебе и, в первую очередь себе, в том, что ты покинул мои мысли, ушёл из моей памяти, был изгнан от туда этим ублюдком, который каждым стоном очередной шлюхи вбивал мне в сердце раскалённые гвозди, ещё глубже загоняя мою душу в темноту глубокой норы, ведь только там я мог спрятаться от боли и унижения.

Догадывался ли Итан тогда о моих чувствах к нему? Сомневаюсь. Да и я сам тогда даже ещё не осознавал, что моя любовь к нему, как к другу, предмету обожания и восхищения, переросла в нечто большее, вылилось в любовь совершенно иного рода. От части, поэтому я и убивал себя сам, ибо не мог объяснить себе почему я чувствовал себя таким преданным и брошенным.

Знаешь, Эрик, в этом всем есть и твоя вина. Ты не объяснил мне, что любовь бывает разная. Что двое мужчин не должны спать в одной кровати, не должны гладить друг другу волосы и прижиматься пахом во время просмотра фильма, не должны засыпать в обнимку перед погасшим телевизором.

О, как меня убивало это незнание. Тогда я даже представить себе не мог, какие неудобства доставляю Итану. Я искренне удивлялся почему он пугается моих объятий, отстраняясь от меня, как от огня. Почему он морщит лоб, когда я, как мне казалось, забочусь о нем. Только спустя столько времени я осознал, что мое поведение, мои жесты и манеры были неправильными, что один парень по отношению к другому не может себя вести так, как я вёл себя с ним. Я откровенно флиртовал с Итаном, смущая и заставлял его злиться. Я смотрел на него не как на друга, а как на объект желания и вожделения, как на того, с кем бы хотел слиться не только в объятиях, но и больше.