Никогда ранее в жизни я не встречал человека так похожего и с другой стороны так сильно отличавшегося от меня. Мы смеялись над одними и теми же шутками- глупыми, как всегда говорил ты; в следующее мгновение мы могли уже обсуждать насколько огромен и бесконечен наш космос, как много в нем звёзд и непознанных планет. Я говорил, что где- то там, далеко, есть жизнь, другая, не такая, как наша, но она существует; он же придерживался мнения, что мы одиноки и обречены на вечное скитание в холодной темноте космоса.

Пусть во многом наши идеи расходились, но мысли об одних и тех же вещах одинаково заставляли кожу на руках покрываться мурашками. Нас обоих не интересовала политика и религия, но мы оба имели своё собственное мнение и слово в том или ином вопросе.

Итан говорил, что пытался заниматься йогой и чуть не вывихнул шею, а я рассказал, как сломал руку, выгуливая чужую собаку. И он и я не любили ходить в школу, когда были детьми, но, вопреки хулиганскому взбалмошному характеру, все же хорошо учились, а харизмой и острым умом зарабатывали не только хорошие оценки, но и расположение учителей, делавших нам поблажки и спуская с рук шалости.

Он любил теннис и ничего не смыслил в шахматах. Я пообещал научить его, если взамен он научит меня держать ракетку. Мы сходились во мнении, что войны и конфликты пустая трата времени, ресурсов и человеческих жизней и что страной должны править ученые, врачи и мечтатели.

Итан называл себя пацифистом с оружием в руках, ибо умел отлично стрелять из пистолета и лука, но никогда не смог бы убить кого либо. Я видел в нем себя, но более резкого и смелого, шутливого, немного грубого, но внимательного, способного признаться чужую точку зрения равной своей и за три часа, проведённых с ним, мы, казалось, обсудили все на свете.

Мы готовы были и дальше разговаривать и продолжать мысли друг друга, но бар стал заполняться людьми и шум чужих голос утопил в себе наши слова.

Я вышел на улицу. Холодный дождь, забравшись за ворот футболки, немного отрезвил. Итан придержал меня под локоть, ибо земля настойчиво пыталась выскользнуть у меня из- под ног. Он предложил вызвать такси, но я отказался.

– Прости, зонта нет. – Итан закурил и пропустил парочку, которые согнувшись под дождем, вбежали в бар.

– Ничего страшно, мне не далеко, хоть немного протрезвею. – соврал я, потому что до дома было минут двадцать быстрым шагом, но я хотел остудить возбужденную голову.

– Понимаю. Ну, приходи сюда хоть каждый день. – крикнул он мне в спину и дождь утопил его слова в своих грязных лужах.

Когда ты вернулся на следующий день, то нашёл меня простуженным. На удивление, совершенно не было похмелья, хотя я много раз видел, как солнечными утрами ты мучился после попойки со своими друзьями. Ты хриплым голосом просил воды и аспирина, задергивал шторы плотнее.

Когда ты засыпал я осторожно ложился рядом и жалел тебя, прижимался носом к твоей шее. Отчётливо помню, как запах алкоголя, сигареты и чужих поцелуев, оставленных у тебя за воротником, кружили мне голову. Кем я был для тебя? Другом? Сыном? Братом? Питомцем, готовым вечно лежать у твоих ног?

Тогда я не рассказал тебе, что до ночи пил в месте, куда ты обычно запрещаешь мне ходить и тем более, пил вместе с человеком, тип которых ты не переносишь. Свободный и эгоистичный. А ты бегал в аптеку, мерил мне температуру, заваривал горький чай с имбирём и мёдом. Ты в курсе, что мёд, попадая в горячую воду, выделяет что- то наподобие яда и его нельзя пить с кипятком? Ты пытался меня убить? Знаешь, от куда я это узнал? От Итана- он знает на удивление много разных интересных, иногда совершенно ненужных и бесполезных фактов. Затем, устав хлопотать надо мной, ты закрылся в комнате и проявлял свои пленки, а я следил за твоей тенью, мелькавшей в тонкой щели под дверью.

Я любил тебя так, как собака любит своего хозяина- верно, преданно и беспрекословно. Мое сердце всегда преисполнено уважением и благодарностью тебе, но все же, меня невероятно сильно тянуло к тому, кто давал мне ощущение свободы, поил меня жгучим ядом и выдыхал в лицо серый дым, хищно улыбаясь и громко смеясь.

И снова дождь встретил меня, как только я вышел на улицу. Он смывал с меня все сомнения. Да, я колебался, стоит ли мне возвращаться в тот прокуренный бар, но манящий змей искуситель шептал над ухом « запретный плод сладок» и я решил вдоволь насладиться им.

Знаешь, у нас с тобой всегда была проблема с зонтами – их у нас с тобой никогда не было. Нам всегда казалось, что мы неприкосновенны для холодных капель весеннего ливня, но потом, оборачиваясь на нашу с тобой жизнь, я понимаю, что в нашем мире всегда было тепло и солнечно. Мы никогда не нуждались в них. Грозовые тучи никогда не преследовали нас и не заставляли прятаться, искать защиту. А тут, надо же, второй раз за неделю я бежал по продрогшим улицам весь мокрый до ниточки. Думаю, это был знак для меня, но я, слепец, не замечал этого.

Забавно, в последнее время я как- то особо трепетно отношусь ко всякому роду знамениям и вот даже эта наша встреча состоялась благодаря им. Мне было невыносимо плохо и одиноко, я выл от удушающего чувства беспомощности, сердце рвало грудь и я физически ощущал боль брошенной собаки, как вдруг увидел завалявшийся старый журнал, а там, кто бы мог подумать, та актриса, которую ты когда- то снимал и подпись под фото- твои имя.

Это был знак, я верю. И видишь, ты откликнулся, пришёл. Ты всегда придёшь, чтобы спасти меня, не так ли? Ты – моя последняя веточка в этом водовороте моей пропащей жизни. Я знаю. Спасибо тебе. А? Что это? Ухмылка на твоих губах? Неужели смеёшься надо мной и моей исповедью? И все так же не смотришь на меня. Как жестоко. Я тебе противен? Хотя, удивлюсь, если это окажется не так. Мой кофе уже остыл. Я закажу себе ещё. Почему ты не пьёшь свой?

И снова эта дрожь по телу, как впервые, когда ступил на эту улочку. Теперь меня уже не интересовали пошлые витрины и яркие вывески модных баров, полуобнажённые зазывали борделей стали для меня безлики и неинтересны. Вся эта веретень разврата сжалась для меня до размера одной тёмной забегаловки без вывески, со скрипучей дверью и пыльными окнами, которые не пропускали дневной свет.

Перед баром, как и на всей улице, было пусто, лишь скучающие проститутки жались к грязными стенам, прячась под крышами соседних зданий. Я спрятался под навес у входа. Время работы с 22:00 до 6:00 – значилось на вывеске у меня перед носом. Я взглянул на часы- 17:00.

Я так безрассудно нёсся к моему Вергилию, спускающему меня по кругам порока, что даже не подумал, что днём эта улица, подобна ночным цветам- закрывается, прячет свои бутоны и начинает цвести только когда солнце уходит далеко за горизонт.

Тем не менее, что- то заставило меня толкнуть дверь. Она оказалась незапертой. Дневной свет, немного тусклый из-за пасмурной погоды и нависших над городом грозовых тяжёлых туч, наотрез отказался входить со мной в это забытое солнцем помещение. Хоть в баре и было темно, я все же решился пройти внутрь. Раз дверь не на замке, значит кто- то, да должен быть здесь – решил я, страстно желая встречи с Итаном. Мне хватило сделать пару шагов, чтобы в уши мне впился сладострастный стон. В нем было столько неприкрытого удовольствия и разврата, что по моему телу разлилась приятная теплота вперемешку со стыдом и опаской быть обнаруженным.

Во мраке, под одной единственной лампой над бильярдным столом, я застал то, от чего уши мои покраснели, а щеки и, признаюсь, не только щеки, налились кровью. В темноте белели ягодицы Итана и обнаженное белое тело девушки. Задница его ритмично двигалась, а стоны, вырывавшиеся сладкими волнами из девичьей груди, в такт его движениям, ударялись о высокий потолок и мой застывший от увиденного мозг.

Клянусь, он почувствовал спиной чужое присутствие и обернулся. Я был застигнут врасплох за своим постыдным подглядыванием, но ничего не мог с собой сделать. Меня сковали стыд и удивление. Итан же напротив, мало того, что ничуть не смутился меня, так ещё и хищно улыбнулся, оскалив белый ряд ровных зубов. Пара- другая резких движений и трепетавшая, пойманная в сети этого мальчишки, белоснежная птичка, изогнулась всем телом и затряслась.