– Прости, я опоздал. За окном ливень, такси не словить. Долго меня ждёшь?

– Нет, только пришёл. – лёгкая улыбка на мрачном лице, локон выбившихся волос, заправленных за ухо. – Я заказал кофе с молоком. Ты будешь?

– Да, только без молока. – мокрый зонт у спинки стула, вязанный свитер под горло. – Ты покрасил волосы, я чуть было не прошёл мимо.

– Тебе нравится? – снова ухмылка, от неё лицо ещё мрачнее. Слишком наигранно. Красные глаза и бледная кожа.

– Чёрный цвет. Почему чёрный? Всю жизнь, сколько тебя знаю, ты был блондином.

Тихая музыка, запах какао бобов и сигаретного дыма. Дождь, барабанящий по окнам, тусклое освещение и слишком низкие столики.

– Решил начать жизнь по новой. Смешно, не правда ли? Краситься в чёрный и начинать все с белого листа.

– Ваш заказ.

Пар, умирающим облаком над круглой, неприлично большой чашкой, разводы молока в печальном густоте кофе.

– Тебе идёт. – легкий жест руки, означающий «тоже самое», голос с хрипотцой. – Только без молока. Мы давно не виделись. Почти две весны… – непреодолимый страх и желание взглянуть в глаза напротив, утонуть в их стальной холодной глубине.

– Эта весна выдалась дождливой. Совсем как мое настроение.

– Тебя что- то беспокоит? Ты изменился.

– Посмотри на меня. – тонкие пальцы волнительным кольцом вокруг чашки, дрожание ресниц, тяжелый выдох. – Мне не хватает чуточку внимания со стороны. Особенно с твоей. – голова, наклонённая набок, скользнувшая с длинных волос капля дождя на стол.

– Я больше не твой опекун, мой мальчик, боюсь, я больше ничем тебе не обязан. Тем более после того, как ты поступил. – сдавленный смешок, вырванный от куда-то из глубины, немножко с привкусом боли.

– Но мне так страшно в последнее время. Как будто медленно умираю. Как цветок, спрятанный в подвале. У меня забрали последний лучик жизни. – глоток кофе, молоко на устах, ловкий язык по нижней губе. – Можно я расскажу тебе свою историю? Пусть это будет моим оправданием почему мы так долготерпения виделись. Целых две весны. А ведь они были прекрасны. Полны цветов и ароматов. А теперь… Даже весна говорит мне, что больше ничего не вернуть. Дождь смывает последние остатки радости. – снова улыбка, взгляд, устремлённый в окно, в воспоминания. – Только почему он не очистит мою память? Он ведь способен смывать всю грязь с этих улиц, но только не с меня.

Молчание, слова, застывшие в воздухе. Запах слез и бессонных ночей, тяжесть одиночества и предательства.

– Хорошо, не говори ничего. Я знаю, я виноват. Я знаю, я не слушал тебя и оступился. Я закончу свою историю ещё до того, как ты допьёшь свой кофе. А если ты решишь уйти раньше- я не буду тебя держать и продолжу рассказ чашке, к которой прикоснуться твои губы. Не смотришь на меня. Считаешь глупым. Ненавидишь меня? Не отвечай, не надо. Я знаю, что нет. Ты не можешь ненавидеть меня каким бы плохим я не был. Как никогда не мог позволить себе ненавидеть ее. Я прав? Любишь меня? Можно, я прикоснусь к твоим рукам? Всего лишь на мгновение, хочу убедиться, что это действительно ты, а не бесплотный дух, не образ моего воображения. Ты наверняка видишь, как сильно я устал. Можно? Я прикоснусь. Всего лишь на секунду. – плавное робкое движение, мимолетное соприкосновение холодных пальцев и жара горячей кожи. – Поделись со мной своим теплом. Чувствуешь, мои руки уже холодеют. Я запомню твоё тепло. Можно?

– Кофе без молока.

– Спасибо. – уставший взгляд, легкий поцелуй горячей чашки, горький привкус кофе и всего недосказанного.

– Помнишь, как мы приехали сюда впервые? Сколько лет нам тогда было? Мне семнадцать, а тебе тридцать два. Так ведь? Ты был талантливым фотографизм, а я просто пиявкой, присосавшейся к тебе. Совсем как когда- то моя мать. Я был так беспомощен. Да и сейчас такой же. Всего лишь паразит, живший за твой счёт. Ты помог мне. Действительно помог. Только сейчас постепенно я начинаю осознавать все те жертвы на которые ты пошел ради меня. Неужели это значит, что я наконец взрослею? Но не пойму одного- чем ты тогда руководствовался? Жалостью? Брошенный сын любимой женщины. Что это было? Дань любви моей матери? Тем не менее ты – тот, кто дал мне толчок, ты показал мне жизнь. – щелчок зажигалки, яркая вспышка, похожая на молодую жизнь- яркая, мимолетная. Сигаретный дым, глубоко в легкие. – Ты бросил курить? А я вот только недавно начал. Мне нравится это ощущение, когда дым заполоняет пустоту в груди. Раньше здесь, на уровне сердца было так больно, теперь же будто чего- то не хватает. Уверен, это нехватка никотина. С дымом выходят остатки чего- то непонятного, тянущего, скребущего. – тонкие пальцы хватаются за грудь, проверяя, жив ли ещё, сжимают, пытаясь удержать просунувшуюся вновь боль. – Сколько лет мне нужно курить, чтобы свести себя в могилу? Хотя мне кажется я уже там. – глоток кофе с молоком, неуверенный вдох, дым, сквозь пухлые губы. – Помнишь, мы жили вместе? В маленькой съемной квартире. Я готовил тебе завтраки, а ты проявлял пленку. Знаешь, я нашёл альбом с моими фотографиями. Как мило, ты фотографировал меня пока я спал. А вечерами приносил мне молоко и белый шоколад. Ты действительно не видел меня с чёрными волосами? Это ведь мой натуральный цвет, постоянно приходилось осветлять волосы. Боялся, что не будешь меня любить, если я перестану это делать. А теперь не боюсь. Видишь? Теперь я не так сильно похож на неё. Верно? Как цвет волос оказывается может изменить человека. И зачем я только сбежал? – нотки сожаления на краю губ, капли раскаяния в уголках глаз. – Я сам убил себя. Сбежал, оставив все свои вещи у тебя, ничего даже не взял с собой. Наверное, все же думал, что вернусь. Ты их все ещё не выкинул? Если нет, это значит, что у меня есть шанс одним дождливым вечером постучать в дверь и услышать « добро пожаловать домой»?

Ты обещал купить мне собаку. Забыл? А знаешь что было после? Я упал. Так низко, как только возможно. Я был испачкан в грязи собственных желаний, от которых ты меня так рьяно оберегал, запрещал, возводил между мной и внешним миром высокую стену. Неужели ты знал, что в итоге все так и будет? Ты боялся, что я стану таким, как моя мать и ты оказался прав в своих страхах. Я на все сто процентов ее сын. С ее глазами и чертами лица, с ее пороками и желаниями. Сейчас, спустя столько лет я это понимаю. Каждый день вижу ее в зеркальном отражении.

Скажи, Эрик, ты заботился о бедном брошенном мальчике только потому, что тебе было жалко его или потому, что он так сильно напоминал тебе о ней, о той, которую ты любишь до сих пор. Не думаешь, что заменять сбежавшую любовь ее собственным сыном немного жестоко? Если это так, тогда, думаю, мы с тобой квиты. – Сердце, пропустившее удар и кофе вдруг стал горячее.

Помнишь, это было в конце февраля. Я только что задул свечи на торте, который ты в спешке купил в магазине возле дома. Шёл снег и слабый, но цепкий мороз сжимал щеки и нос, но счастье грело наши сердца, а тёплые носки заледеневшие ноги. Я помню радость вперемешку с холодом.

Мы вышли на улицу, ловили лицом снежинки и зажигали бенгальские огни. Мы были так счастливы. Ты спросил какое желание я загадал и мне нечего было ответить, поэтому я лишь рассмеялся и напомнил, что если рассказать, то оно не сбудется. Я стеснялся признаться, что правда была в том, что не было у меня никаких желаний, Эрик. Я мечтал лишь о том, чтобы все всегда оставалось так, как есть; чтобы ты проявлял свои пленки ночами за плотно закрытой дверью и чтобы твои сигаретные окурки никогда не пропадали из нашей пепельницы.

А ты мечтал о Европе. Уехать далеко за горизонт, снимать пейзажи французских окраин, мутные воды Вены и уютные домики юга Италии. Ты хотел работать в крупных журналах и устраивать выставки по всему миру. Я помню. Я так завидовал тебе, тому, что у тебя есть мечты. Даже пытался придумать себе одну, но все как-то не шло. Теперь ты понимаешь, почему я ничего не рассказал тебе о своей? Да потому, что у меня ее не было. Стыдно было признаться.