— Какая приятная неожиданность, — пропела Зарина и, раскрыв объятия, просюсюкала: — Что ж, пупсик, иди к маме на ручки!
Глава 5. Ошибки молодости
С чистейшим оттенком я выбрала краски,
Цвет белый снежинок, порхающих в пляске,
И черный угля — цельность чувств моих в связке,
Но искренность ведь не нуждается в маске!
Черно-белому цвету я верность хранила,
Но как же я грязь в свою жизнь допустила?
Вмиг люди вокруг во мне два цвета смешали
И, похоже, в душе моей что-то сломали...
Мой черный и белый — цвет незабвенный...
Где грани конец, тот предел неизменный,
Когда тонкость линий пишется вязью,
Когда человек вдруг становится грязью?
Из крайности в крайность я слепо кидаюсь,
Ищу чисто черный, но в гнусть зарываюсь,
Ищу снежно белый, но в грязь упираюсь,
И словно в помойке день за днем я копаюсь.
Мне люди твердят: будь более зрелой,
А не это ли значит быть тусклой и серой?
Цвет грязи убрать — желаю быть смелой,
Скажите, как мне стать опять черно-белой?
Родиной Хонора Роуланда не было ни Королевство Весов, чьему правителю он прослужил три славных года, ни Королевство Водолея, чьему еще тогда не существовавшему правителю он по юношеской наивности поклялся служить до самой смерти. Ох и аукнется ему эта клятва...
Нет, в детские свои лета Хонор и подумать не мог, что его жизнь в будущем будет связана с Королевствами, которым благословение подарила стихия Воздуха. Ведь сам он родился в благословленном Землей Королевстве Девы и с детства научен был относиться к «иноземцам» — выходцам из других Королевств, главным образом, Воздуха, Воды и Огня — крайне недоверчиво. Они странные. И манеры у них чудные, и менталитет другой, и вообще лучше с ними не заговаривать.
Хонор и его родители жили в столице Королевства Девы, городе Эстер, в уютном двухэтажном домике на самой обычной улице, где можно было легко услышать шум волн Внутреннего моря, бьющихся о берег, и почувствовать рыбный запах, идущий со стороны морского порта, и где на разницу в классовом положении всем было плевать.
Хотя семья Роуланд считалась достаточно благополучной, а родители Хонора имели весьма привилегированные профессии, никто из них и не думал смотреть сверху вниз на более бедных соседей. Отец Хонора, Руперт, занимал высокий пост в Совете при тогдашнем правителе Королевства Девы, и поговаривали, что в будущем его ждет должность Старшего Советника при правителе. Мать Хонора, Агата, имея статус адвоката, работала в Королевской адвокатской конторе и входила в своем деле в тройку лучших. Одним словом, с детства Хонор Роуланд не знал нужды и вполне мог бы стать «золотым мальчиком» и гордостью семьи, если бы судьба не нанесла ему болезненный удар в спину.
Эра борьбы со злоупотреблениями была в самом разгаре, и все меньше стихийников, беспечно разгуливающих по проселочным дорогам, попадалось на глаза, а народ все неистовее возносил хвалу солдатам Святой Инквизиции, что избавляли их родные земли от «стихийной падали». Когда устроенная Святой Инквизицией и затянувшаяся на долгое время Великая Облава на стихийников медленно пошла на спад, Хонору было четыре года. Люди в то время поговаривали, что Организация поработала на славу, избавившись разом от всех стихийников, хотя сама Святая Инквизиция была иного мнения. Но именно в тот год, когда ажиотаж и сумятица вокруг полномасштабной ловли стихийников поутихли, а Организация переключилась на добычу уровнем пониже (зверолюди, заклинатели, ведьмы, распространители волшебной дребедени), четырехлетний Хонор Роуланд, ребенок одной из самых привилегированных семей в Эстере, внезапно обнаружил в себе связь со стихией Земли.
В тот день раскрасневшийся карапуз взлетел по ступенькам крыльца словно вихрь. От него поднялся ветер, и с полсотни астр, украшающих сад дома Роуландов и подходы к крыльцу, закачались в гипнотизирующем танце.
— Мама!
Агата Роуланд отвернулась от стола, где лежала стопка документов, приготовленных к ближайшему судебному процессу, и улыбнулась сыну. Свои смоляные мягкие волосы Хонор унаследовал от матери, чьи длинные волнистые локоны были всегда небрежно перехвачены алой лентой. Бледная кожа и неповторимые карие глаза создавали столь волшебный образ, когда мама, склонившись над кроваткой мальчика, рассказывала ему сказки, что кошмары никогда ему не снились, а чудовища под кроватью, имеющие в его воображении образ кровожадных гарпий, казались чем-то далеким и нелепым. Губы бантиком и задорный взгляд убирали добрый десяток из возраста Агаты, и человеку непосвященному сложно было представить эту же женщину в зале суда, погруженную в серьезнейшую работу по властвованию над человеческими судьбами.
— Мама! Волосинка!
Хонор залез на колени матери и чуть не соскользнул по ткани ее юбки обратно на пол, но Агата вовремя подхватила его.
— Что ты говоришь, милый? — Она нежно убрала длинные пряди волос сына, которые доросли до того, что лезли в глаза. Хонор походил на взбудораженного домовенка, а после игр и беготни — на вывалявшуюся в грязи лохматую собачку. Следовало его подстричь. За короткими волосами легче ухаживать.
— Моя волосинка... Упала! — Хонор взметнул вверх руки, пытаясь убедить маму в важности этого события. — И... дерево!
— Что? Дерево? — Агата все еще старалась понять смысл высказывания мальчика, когда вдруг Хонор спрыгнул с ее коленей и, схватив за руку, потащил к окну.
— Дерево! Дерево!
Агата выглянула в окно.
— Малыш, но у нас в саду нет деревьев. Только астры.
— Дерево! — Хонор упрямо мотнул головой. — Волосинка! — Мальчик, раздосадованный тем, что не может объяснить маме главного, вцепился в свою челку и, поморщившись, выдернул один волосок.
— О, Святая Земля, — удивилась Агата и схватила сына за кулачок, в котором он сжимал длинный черный волос. — Зачем ты делаешь себе больно?
— Не больно, — возразил Хонор и с важным видом отправился вглубь дома.
На окне в гостиной стоял горшок с землей. Агата давно уже приготовила его, но не могла решить, что туда посадить. Мальчик с трудом вскарабкался на стул, стоящий у окна, и сунул свой волосок в землю.
— Малыш? — Агата изумленно следила за его манипуляциями, совершенно не понимая, какую мысль хочет донести до ее разума четырехлетний сын.
— Дерево. — Хонор, насупившись, ткнул пальчиком в горшок. Агата наклонилась, рассматривая место, указанное сыном.
— Боже... — ахнула женщина через мгновение, узрев, как сквозь слой земли прорывается нечто. Зеленый росток потянулся к потолку, а затем в мгновенье ока в горшке уютно устроился кустик цветков фиалки. — Боже милостивый...
— Дерево! — торжествующе провозгласил Хонор, ужасно довольный, что его мысль вдруг приобрела материальные очертания и больше не нужно тужиться и искать слова, чтобы объяснить все матери.
— Это не дерево, — пробормотала Агата, без сил опускаясь на пол. — Это цветок.
— Не дерево? — озадачился Хонор.
— Цветок... — Женщина побледнела. — Боже, малыш. Твой волос пророс в цветок. Святая Земля!
У Хонора испуганно расширились глаза. Он не понимал, почему мама вдруг расстроилась. Что же он сделал не так?
Агата резко выдохнула и метнулась к сыну. Тот от неожиданности отшатнулся и наткнулся спиной на стул.
— Малыш, твой первый волосок. Волосинка, которая проросла в цветок. Нет, в дерево. Тот, что ты упоминал ранее, — где он?
— В саду. — Хонор скуксился и едва сдержался, чтобы не зарыдать. В отличие от остальных детей, он терпеть не мог плакать. Слезы текут, сопли размазываются по щекам — противно до жути.
— Покажи мне цветок. — Агата потянула Хонора за собой. Ее сердце лихорадочно стучало в груди. — Он похож на тот, в горшке?
Хонор кивнул. Мальчик старался идти с маминой скоростью, но все время запинался об ее длинную юбку.
