— Нет, спасибо. Первому врачу он сказал, что нервный срыв наступил после того, как на выставке его картину изуродовали.

— И да, и нет. Мы думали, что тот полоумный исчез из нашей жизни… Но… В общем, в день выставки мне позвонил менеджер и спросил, какого чёрта с Дитмаром случилось, почему он так странно себя ведёт. А Дитмар сидел напротив меня на диване и читал книгу, он не собирался ехать в Манчестер даже. Мы кинулись в полицейский участок, а там… Этот подонок за полгода сделал себе четыре пластические операции и слепил из себя пластиковую копию Дитмара, — Вильям почувствовал, как по телу пробежал холод. Он даже боялся представить, что в тот момент произошло в голове бедного Дитмара. А мать, кривясь и качая головой продолжила. — Он подделал документы, он сделал такую же стрижку, купил такую же одежду в тех же магазинах, купил такой же автомобиль, подделал номера. Он даже себе в глаза что-то капал, чтобы хуже видеть, и чтобы ему прописали очки! Он прошёл на выставку как Дитмар Прендергаст, пронёс нож, шарахался по залу, а потом порезал картину и ранил нескольких людей… И думать не нужно, он явно желал убить Дитмара! Это такое послание! Он надеялся, что мой сын там будет, а когда не нашёл, сорвался. Дитмара из участка в больницу и увезли. Он такой чувствительный, а тут два года беспросветного кошмара, я так испугалась за него. Против того мужчины начали дело наши юристы, а у Дитмара однажды ночью случилось… Что-то. Я проснулась от его крика, мы с Алексом нашли его в камине на первом этаже, как он кричал… Он сказал, что проснулся, а этот подонок стоял прямо над ним и гладил по лицу. Он не знал, как оказался в камине, только говорил, повторял, что двойник его преследует, хочет убить… Мой знакомый поправлял здоровье после нервного срыва именно в Приюте, и я решила, что там Дитмару станет лучше…

— И ему стало лучше?

— Сначала да, но потом стало хуже, всё хуже и хуже. Врач развёл руками, сказал, что у Дитмара, скорее всего, целый воз проблем с психикой и этот инцидент сорвал плотину… — она прижала руку с сигаретой ко рту, но не затянулась, попыталась заглушить всхлип. — Бедный мой мальчик, он же такой… нежный, как с ним могло всё это произойти, мы с папой его так оберегали…

— А где тот преследователь сейчас?

— Сидит в окружной тюрьме. И выйдет нескоро, очень нескоро. Он признан вменяемым, хотя для меня это странно.

— Он может быть психопатом. Это не лечится и не корректируется, это просто уродующая черта характера, — Вильям напряжённо гонял в голове то, что он услышал. — Тот ночной инцидент… Этому было дано объяснение?

— Да, врач, который его принял впервые, сказал, что это был сонный паралич на фоне слишком сильного стресса. А то, что он оказался в камине, так это было состояние аффекта от сильнейшего испуга.

— Вы в это верите? Это не могли быть первые проявления шизофрении? — миссис Прендергаст широко распахнула глаза и удивлённо окинула его взглядом.

— Я знаю, как выглядит шизофрения, поверьте, у моей не родной сестры она самая. И это было совсем не то. Я верю тому врачу, он не выявил ничего от бредовых расстройств. А у вас есть такое предположение?

— Видите ли… Нет. Я не считаю, что у него шизофрения. Я сейчас по одному вычёркиваю, так скажем, симптомы и… Если честно, его состояние похоже на посттравматический стрессовый синдром, усугубленный рядом факторов. А спутанность сознания может быть следствием приёма некоторых медикаментов.

— То есть… У него есть шанс?

— Да. Он не клинический псих, он просто нуждается в опоре. Как только он её найдёт, он выберется. Он молодец, идёт на контакт, очень старается.

— Ах, это хорошо. Он столько врачей выгнал, он реально жаловался на них, что они его не понимают и не хотят понять. Вильям… А он говорил о вас, — Вильям попытался задавить неприятный комок в горле. — Он сказал, что вы не умеете доверять, и поэтому вам будет тяжело. Потому что друзьям нужно доверять. Я так и не поняла, к чему он это всё сказал, но, думаю, он считает вас если не другом, то приятелем точно.

— Да, он очень хорошо ко мне относится. Ну, как и я к нему. Я всегда стараюсь добиваться от пациентов взаимности.

— Доктор… — миссис Прендергаст выкинула окурок и подошла к нему. — Вы ведь… Вы поможете моему сыну? Понимаете… Отец Алекса меня бил, мне пришлось сбежать с ним, но Огастес… Дитмар это всё, что от него осталось, никаких других Прендергастов в Англии нет, он был сиротой… Когда умер бывший муж, я выдохнула и перекрестилась, а здесь…

— Я понял.

— Только бы Алекс не узнал… Я люблю их обоих, но… Вы понимаете, всегда есть более близкий ребёнок.

— Понимаю, ничего страшного в этом нет, ведь вы дали им всего поровну.

— Я старалась. Спасибо, что приехали, мне сразу как-то спокойнее стало.

Разговор закончил какой-то пожилой мужчина, приехавший на такси. Наверное, это и есть Митчел, кем бы он ни был. Попрощавшись с ними, Вильям вышел к ещё стоящему у дома такси и плюхнулся на заднее сиденье. Миссис Прендергаст, может, и стало спокойнее, а вот ему — нет. Потому что страх быть пойманным мутил до тошноты и сейчас он только усилился. Он получил, что хотел, всё, нужно ехать в Карлайл.

Когда Вильям пролезал в дыру в заборе уже сгущались декабрьские сумерки. Стараясь не думать о том, что охранникам могли завезти собак, как и обещали, и его могут словить на подлёте, не отвертится, он прошмыгнул к корпусу и прислушался. Стояла тишина, прерываемая то щелчками рации, то гулом поездов вдалеке, то шорохом колёс проезжающей по дороге машины. Подойдя к окну столовой, он принялся рассматривать тех, кто там сидит. Нет, надо как-то прошмыгнуть, а тут толпа народу. Напечатав Ликке просьбу провести тише в комнату, он прислонился к стене и принялся считать звёзды, видные сквозь ветки. Когда он дошёл до седьмого десятка, послышался щелчок открываемой защёлки и открылось узкое небольшое окошко почти в торце здания.

— Давай сюда, быстро.

Ликка огляделась, как воришка, и, дождавшись, когда он залезет в какое-то непонятное помещение, включила фонарик.

— Где мы?

— Это чёрная душевая, типа для грязных работ, мытья всякого оборудования, сюда шланги подключают, когда клумбы поливают. Давай, мой ботинки, только быстро.

Ополоснув грязные боты под краном и обтерев протянутой Ликкой тряпкой, Вильям так тихонько, насколько мог, поднялся на второй этаж. Забрав у Ликки карту, он проскользнул в комнату и плюхнулся на ковёр. Неужели смог? Под обеспокоенным взглядом Ликки он расшнуровал ботинки и снял с себя куртку, чтобы точно замести следы. Сумку затолкал под кровать и откинулся на сиденье креслица.

— Ну как, получилось? — показав Ликке знак тишины, он понизил голос до шёпота. Не к чему говорить громко, когда кто-то может подслушивать.

— Да.

— Фу, блин, отлично. А то я тут натерпелась…

— А что такое?

— Кто-то шуршал в замке, но я ж его твоей картой изнутри заперла, не смогли открыть. Я думала поседею нахрен, за дверью уже спряталась с бритвой… Я её на место положила.

— Я не удивлён. Мне уже говорили, что кто-то в комнате шарился. Ну и плевать. Я начинаю догонять убийцу. Скоро мы с ним будем нос к носу. Я это чувствую. И боюсь, он тоже. Он будет ускоряться.

— Я боюсь за вас. За пациентов, врачей… Он же нас не трогает, только вас, значит, мы… Мы не знаем того, что знаете вы, вроде как.

Вильям кивнул в ответ и поманил её к себе. Дождавшись, когда она присядет на ковёр, он протянул ей один из тех леденцов, которые она ему дала утром. Добро должно возвращаться. Он прекрасно понимал, что чувствовала Ликка. Она, судя по разговорам о призраках, ужасно мнительная, и ей в каждой тени теперь убийца мерещится. Не понятно, грозит ли опасность и ей, но наверняка, если она встанет на пути, то тоже попадёт под раздачу. Обняв её, чтобы унять лёгкий нервный тремор, Вильям улыбнулся. У него есть кое-что очень важное. Он может поставить диагноз. И, похоже, этим спасёт хоть некоторых.