— Это твой выбор. Помни об этом, когда неожиданно встретишь меня на улице в инвалидном кресле.

— Уходи! Пошел вон! — Ору, не стесняясь бабушки. Смахиваю слезы тыльной стороной ладони.

Дверь тут же распахивается, без стука входит бабушка.

— Саша, что случилось?!

— Ничего, мы немного повздорили, — отвечает за меня Тим. — Извините за беспокойство, я уже ухожу.

После его ухода и пространных объяснений бабушке, я упала на свой раскладной диванчик в комнате, разглядывая потолок. Погруженная в свои неутешительные мысли. Наедине со мной моя тревога.

Я не могу потерять Яна. Не могу ему соврать. Тим прав, он все равно узнает. Вопрос времени. Но как рассказать?

Ведь, если признаться самой себе, я боюсь того, что Ян сделает с Тимой. Просто так он точно его не отпустит…

И что мне делать?

Начался новый триместр. Я ночевала то дома, то у Яна. По-настоящему наслаждаться временем, проводимым с ним, не получалось.

Надо мной, словно Дамоклов меч, висела тайна, в которую посвятил меня Тим.

Я часто нервничала, грызла ногти. Порывалась рассказать Яну, и тут же умолкала, не способная вымолвить ни слова. Тим спокойно разгуливал по универу, иногда бросая на меня многозначительные взгляды и что-то подобие улыбки. Камикадзе чертов. Специально тянет время. Сам себе могилу роет.

Ян хмурился, разглядывая меня. Потом однажды все-таки припер к стенке.

— Что случилось? — спросил меня после последней пары.

Тим как раз исчез за углом, в коридоре, предварительно подмигнув мне.

— О чем ты? Все в порядке.

— Не делай вид, будто не понимаешь. Не ври мне, пожалуйста. Ты же знаешь, как я ненавижу ложь.

От его слов я начинаю чувствовать себя еще только хуже. Он не простит меня. Я должна признаться сейчас. Хватит оттягивать неизбежное.

— Я… — сглатываю, глядя в бездонные омуты его глаз.

«— Я не могу потерять тебя!» — кричу в своей голове.

— Что случилось? — уже мягче повторяет, поглаживая меня по щеке. — Я как-то обидел тебя? Сделал что-то не так?

— Нет, что ты… Дело не в тебе…

— А в чем же? Или в ком? — взгляд его темнеет. — Саша говори, хватит ходить вокруг да около!

— Пообещай мне, что ты не станешь причинять никому вреда. Что бы ты сейчас не услышал.

Он еще больше хмурится.

— Как я могу дать тебе такое обещание?

— Прошу тебя! Умоляю тебя! — я нахожусь на грани.

— Эй, да что с тобой? — смотрит уже с тревогой. Гладит мои волосы и плечи.

— Нет, — лихорадочно отбрасываю его руки. — Сначала пообещай.

— Ладно-ладно, — сдается парень. — Выкладывай, что у тебя там?

— Ты, правда, не станешь ничего делать?

— Да нет же, говори! — его терпение вот-вот лопнет.

Меня трясет, я замолкаю, испугавшись происходящего. На меня опускается безысходность.

— Я… Я знаю, кто напал на тебя, — нервно терзаю губы. Ногтями впилась в кожу на ладонях, но боли не чувствую. Во мне слишком сильно бушует адреналин.

Мне по-настоящему страшно.

Ян замирает. Со своего места вижу, как стремительно расширяется его зрачок.

— Я недавно узнала. Прости, что сразу не сказала… — Его красивое застывшее лицо размывается из-за слез в моих глазах, искажается.

— Кто это? — изменившимся голосом спросил Ян. Но на удивление он держит себя в руках, голос тихий вкрадчивый. Это-то и пугает.

Я вдруг четко осознала, что он сейчас напоминает мне самого себя в подвале. Расчетливый, сумасшедший незнакомец. Мне его не остановить.

Тихая слеза катится по щеке. Продолжаю смотреть на него и молчать, губы дрожат.

— Кто это, Саша? — вцепляется жесткими пальцами в мои плечи. Он вглядывается в мое лицо, ищет ответ. Каким-то образом угадывает. — Твой дрочер?!

Осознание, неверие в его глазах, то, как он, открыв рот, отстраняется от меня — служат сигналом.

Ян порывается броситься в сторону, догонять виновника, но я успеваю схватить его за край толстовки.

— Не надо, прошу тебя! Ты же обещал!

— Ты вынудила меня дать это глупое обещание! Я не имел ни малейшего представления о чем шла речь!

— Не трогай его, прошу! Оставь… Забудь…

— Я лежал в больнице с порванной селезенкой! Бритоголовые братки из меня отбивную сделали! Да я, блядь, молитвы вспоминал, лишь бы мне яйца на месте оставили и не сделали ущербным овощем, потому что, боюсь даже представить, смог ли бы я жить дальше. А ты говоришь — забыть?! Ты, верно, с ума сошла!

— Я прошу тебя… — плачу, мертвой хваткой вцепившись в его одежду.

— Ты просишь о невозможном, — холодно отчеканил Ян, покачав головой.

Резко отцепил мои пальцы от себя и стремительно зашагал к выходу из универа.

Что же мне делать? Он же его с землей сравняет. Как мне спасти Тима и не потерять Яна?

Опомнившись, бегу за ним, на ходу вытирая слезы. Пусть Тим уже уедет отсюда, сбежит на край света… Пусть Ян просто не догонит его…

Но, к сожалению, этому было не суждено сбыться.

Тим стоял на парковке около наших однокурсников, о чем-то трепался с ними. Беззаботно смеялся, откинув назад голову.

В движениях Яна нет резкости или видимой агрессии, но я чувствую беду. Его напускное спокойствие не сулит ничего хорошего. Только конец. Катастрофу.

— Не надо! — кричу, что есть сил, но, оглушенный ненавистью, Ян не слышит.

Он ничего не слышит и не видит, кроме одной точки, в виде однокурсника, перед собой. Поскальзываясь на снегу, пытаюсь догнать, помешать, сделать хоть что-то, но уже поздно. С рухнувшим вниз сердцем, смотрю, как Ян подходит к побледневшему Тиму в окружении притихших однокурсников. Произносит спокойным голосом, от которого кровь в жилах стынет:

— Давай-ка, пересчитаем тебе зубы.

— Не надо! — Все-таки нахожу в себе силы подбежать. Хватаюсь за руку Яна, но он без усилий стряхивает меня, словно надоедливую букашку.

Взгляд Тима обращен не к своему палачу, а ко мне. Смотрит на меня с легкой грустью. Осуждает мой выбор.

— Это конец, — произносит одними губами, а дальше кулак Яна впечатывается ему прямо в щеку.

Как в замедленной съемке вижу перекошенное лицо Тима, как изо рта вылетают сгустки крови, вперемешку с белыми осколками. С ужасом осознаю, что это кусочки зубов.

Его кровь брызгает мне на лицо и светлый пуховик, потому что я стою слишком близко. Осколки невесомо царапают кожу. Во мне поднимается рвотный позыв, в глазах темнеет. Вмиг ослабевшие ноги не держат обмякшее тело.

Сажусь прямо в снег, невольно отмечая, что брызги крови уже и здесь, переливаются на свету, как рубины. Дальше все плывет, я только успеваю заметить склонившуюся огромную тень над лежащим в снегу человеком. Неподвижным человеком. Тень рвано дергается, повторяет одно и тоже движение. Кулаком вниз. Меня вот-вот вырвет. Спасение для меня приходит из темноты, куда я просто проваливаюсь, потеряв сознание.

…Визг машин, крики толпы.

На кулаках кровь вперемешку со снегом. Удар за ударом обрушиваешь на кровавое лицо. Хруст переломанных хрящей и кости на носу, пара выбитых зубов.

…

Мир взорвался на миг, плевать на гнилую толпу. Тебе хочется ударить в эти глупые рожи. Пусть не смотрят. Или пусть смотрят.

Пинок под ребра, кулаком в бровь. Рвется кожа. Да, ты сейчас бьешь лежачего.

Ты сейчас никого не видишь. Слепо сражаешься с самим собой.

Занесенный кулак останавливается в пяти сантиметрах от стонущего рта. Медлишь. Хочется закончить начатое. Ведь ты тоже не должен был там лежать.

Краем глаза смотришь на. Лежит на холодном снегу с закрытыми глазами. Бледные губы в чужой крови. Лицо в алых брызгах. Темные густые ресницы дрожат, потому что на них опускаются и тают снежинки.

Кровавыми пальцами поднимаешь чужие веки. Светло-карие глаза, почти как у нее, пытаются сфокусироваться. В одном лопнули капилляры, начинает заплывать.

Мычит, хочет что-то сказать. Давится своей кровью. Как ты тогда давился. Тебе не дали шанса вдохнуть воздуха. Продолжили отбивать органы. Ты мог там просто сдохнуть на грязной обочине, но оказался на редкость живучим.