Ирина и египтолог послушно легли.

– Мой борт правый, твой левый! – выкрикнул жрец, с гудением крутанув посох.

Вэ-Вэ достал «Беретту», проверил предохранитель и убрал пистолет в карман.

С носового помоста барки к бортам вели две узкие лесенки. «Это нам на руку, – подумал Вэ-Вэ, – если, конечно, они всей бандой не навалятся на нас с обезьяножрецом». Вскоре расчёты майора подтвердились: разбойники оказались отважными, но тупыми.

Высадившись со своих тростниковых лодок, они быстро загнали надсмотрщика на корму и двумя цепочками, как муравьи, побежали к носовому помосту, где, по их мнению, были самые опасные противники – воин и жрец.

Первым со стороны спецназовца на лестницу ступил здоровенный раб с изрядной примесью кушитской крови, курчавый, со следами от верёвок на запястьях и шрамами от бича на груди. Подбадривая себя, он истошно орал и размахивал медным ножом весьма странной и неприятной формы. Вэ-Вэ как-то сразу решил, что именно такими ножами и вскрывают тела умерших.

Кушита подвёл морок, созданный богом Тотом. Разбойник видел безоружного человека в шенти и сандалиях, а вот армейские берцы были скрыты от его взгляда. Майор подтянулся на перилах, как на спортивных брусьях, и ударил носком ботинка кушита в кадык. Раздался хруст, и противник, захлёбываясь кровью, повалился вниз, увлекая своим весом других разбойников. Почти одновременно справа послышался свист и хлёсткий удар, это жрец одним ударом расправился со своим первым противником. Посох в его руках оказался грозным оружием. Похоже, за Астенну можно было не волноваться.

Второму разбойнику, кое-как выбравшемуся из кучи тел на дне барки, Вэ-Вэ полоснул ножом по глазам, и тот с воем выбыл из боя. Пока офицера спасала выучка рукопашника, он бил и лезвием ножа, и его утяжелённой рукоятью, Астенну же раскидывал своих противников посохом, от всего сердца наслаждаясь дракой.

Внезапно за спиной майора сдавленно вскрикнул Райзман. Вэ-Вэ обернулся. Оказалось, что любопытный египтолог приподнялся над бортом и получил стрелу в плечо.

– Астенну, у них луки! – крикнул майор.

– Эй, так они же сражаются не по правилам! – обиделся жрец. – Тогда, значит, и мне можно!

Он стукнул посохом о палубу и выкрикнул заклятье. Тотчас все разбойники повалились на палубу. Похоже, они внезапно умерли.

– Что ты сделал? – вытирая пот со лба, спросил майор, – а вот сразу было нельзя?!

– Я изгнал их Ка, – ответил жрец, как бы не замечая вторую половину вопроса. – Давай-ка побросаем падаль за борт, пока Ка не вернулись, и тогда наши покойнички оживут, а нам это ни к чему, да и детям Себека тоже что-то надо есть! А после их обеда Ка разбойников возвращаться будет уже некуда!

Они прошли вдоль бортов, переваливая тела в воду, и там сразу раздались удары широких хвостов, странное рычание и мокрое чавканье. Равнодушные гребцы ни на минуту не прекращали свою работу, и широкое красное пятно на воде постепенно осталось позади.

Вэ-Вэ изловчился перерезать канаты, и пустые тростниковые лодочки, крутясь на воде, тоже стали быстро отставать.

Райзман, голый по пояс, сидел, облокотившись на борт. Из плеча у него торчала стрела, вошедшая, к счастью, не глубоко, на половину наконечника. Лицо египтолога было искривлено болью и стремительно зеленело. Ирина уже вколола ему два шприц-тюбика из аптечки и нерешительно смотрела на стрелу, крутя в пальцах скальпель.

– Как это ты подвернулся, старик? – неодобрительно покачал головой подошедший Астенну. – Господин же приказал тебе не подниматься над бортом, а ты?

Райзман что-то простонал в ответ.

– Что это у тебя, стрела? Какая чепуха! – пренебрежительно сказал жрец. Он подошёл к египтологу, ухватился за древко и резко дёрнул. Стрела выскочила из тела, Райзман заорал. Астенну пошептал над наконечником и бросил стрелу в Нил, а потом дотронулся до раны навершием посоха. Кровь сразу перестала течь.

– Ну всё, всё, уже всё. Что ты орёшь, как девка, в которую первый раз вошёл мужчина?

Райзман всхлипнул и замолчал. Ирина, тоже бледная, тампоном из индивидуального пакета стирала кровь с кожи. Вэ-Вэ подошёл поближе – раны уже не было, вместо неё на коже остался маленький кривой шрам.

– Вот это медицина! – восхищённо сказал он.

– Мой господин – великий мастер целительства! – задрал нос Астенну. – Мне, ничтожному, достались лишь крохи его силы.

В последующие дни путешествие проходило уныло и однообразно.

Райзман неутомимо расспрашивал жреца обо всём, что приходило ему в голову, а тот, потягивая через соломинку финиковое вино, терпеливо отвечал. Планшет египтолога всё время был включён на запись, и Райзман думал, что Астенну не понимает назначения этого предмета, но однажды жрец спросил:

– А вот тот маленький писец, который сидит у тебя в чёрной коробочке, совсем не нуждается в еде и питье?

Райзман на миг растерялся, но потом нашёлся и ответил, зачем-то указывая на солнечные батареи:

– Он вкушает лучи, которые щедро разбрасывает податель жизни Амон-Ра!

– Удобно… – равнодушно кивнул жрец и больше к этому вопросу не возвращался. Очевидно, это чудо вполне вписывалось в его картину миросозерцания, оно было естественным и объяснимым.

Вэ-Вэ разглядывал Нил, и река не нравилась ему. Она не шла ни в какое сравнение с Волгой. Нет, Нил был рекой широкой и полноводной, но вода выглядела грязноватой, была мутной и ощутимо попахивала тиной. Берега были заболочены, заросли стеблями папируса высотой в два человеческих роста и другими водяными растениями, названий которых майор не знал. Песчаных пляжей и просто уютных берегов, на которых можно было поваляться и пожарить шашлык, не было в принципе. Ветерок, дующий вдоль реки, относил насекомых, но стоило ему стихнуть, как на людей набрасывались тучи жужжащей гадости.

Вдоль берегов преобладали красный, бордовый и коричневый цвета, зелени было на удивление мало.

Однажды барка шла вдоль густых зарослей, в которых вдруг началось топтание и шевеление. Что-то тяжёлое взбаламучивало ил, ревело, ломало стебли папируса и нагоняло волну. Астенну нахмурился и привстал.

– Кто там? – спросил Вэ-Вэ.

– Что-то не поделили гиппопотамы, и это плохо. Если эти тупые и полуслепые твари примут нашу барку за своего сородича, нам конец. Утопят и не заметят.

– А если позвать Хапи? – встревожился Райзман.

– Я же не бог… – пожал плечами Астенну. – Пока дозовусь, нас разнесут в клочья, да я и не уверен, что он мне ответит.

– Ладно, на этого Костю Сапрыкина у меня, пожалуй, найдутся методы, – непонятно сказал Вэ-Вэ и достал из своего вещмешка чёрный шар размером с кулак, поросший короткими шипами.

– Уши заткните, – посоветовал он, что-то сделал с шаром, размахнулся и метнул его в заросли папируса. Полыхнуло ослепительным светом, грохнуло, над кустами взлетел клуб белого дыма, послышалось обиженное свиное хрюканье и треск подминаемого папируса.

– Бегемотина вкусная, – облизнулся Астенну. – Спустим лодку, вдруг да хоть одного убило?

– Этим не убьёшь, только напугаешь, – покачал головой Вэ-Вэ.

– Всё равно хорошее заклятие! – одобрил жрец. – Как называется?

– Светошумовая граната «Заря-2» – усмехнулся майор.

– Не слыхал… Научишь меня?

Вэ-Вэ растерялся, но его спас Райзман.

– Это предметная магия, – объяснил он. – Такие взрывательные плоды у вас не растут, и потом, их нужно особым образом зачаровывать.

– Воистину, в каждой земле свои чудеса! – скорчил забавную обезьянью рожу Астенну. – Ну ладно, делать нечего.

Каждый вечер барка причаливала к пристани какого-нибудь селения, где Астенну с величайшим почётом встречала процессия жрецов. Пассажиров вели ночевать в храм или в особый дом, который Вэ-Вэ определил как подобие гостиницы. В храме было комфортнее и безопаснее. Единственное неудобство заключалось в том, что нужно было участвовать в обрядах в честь Амона, а их проводили с первыми лучами солнца. За зевок на богослужении могли и побить. Приходилось досыпать днём на барке.