– Что вы имеете в виду? – подался вперёд Александр Васильевич.

– Скажи, Саша, ты когда-нибудь был в Египте?

– Не довелось. Вы же знаете, я в контрразведке начинал.

– Жаль, это усложняет дело. Как бы тебе объяснить? Египет – это страна-кладбище, понимаешь? Шутка ли, за четыре тысячи лет сменилось тридцать династий фараонов! Не тридцать фараонов, а именно тридцать династий! Да и то, это по «Истории Египта» Манефона,[1]  которая до нас не дошла, мы о ней знаем только по цитатам из Иосифа Флавия и других авторов. Сейчас учёные считают, что династий было больше, а значит, история цивилизации ещё длиннее. Египтяне были уникальным народом, и религия у них была уникальная. Никто, кроме них, не заботился так о бытии после смерти. Понимаешь? Вся жизнь египтянина была подготовкой к переходу на Поля Иалу.[2] Если у египтянина были средства, он при жизни строил себе гробницу, а тела бедняков просто зарывали в песок и тем лишали посмертия. Для успешного путешествия в загробном мире в саркофаг умершего обязательно клали этакий путеводитель, Книгу Мёртвых. У меня есть список, показать?

– Может, потом.

– Как хочешь. Ну вот, погребальная утварь, одежда, драгоценности, те же ушебти, о которых ты мне сегодня говорил, всё это веками копилось, превращая страну в одно сплошное кладбище. Конечно, многие могилы терялись, о них просто забывали, ведь прошло столько веков! И отнюдь не все фараоны могли построить себе Великие пирамиды. Кстати, у египтян не было чувства времени в философском понимании. Они не знали истории, не вели летописей, время измеряли очень примерно, а год делили на три сезона в зависимости от разлива Нила. Месяцы имели свои названия, а вот нумерации годов не было, говорили, к примеру: третий год царствования Рамзеса или какого-нибудь другого фараона, и этого было достаточно.

Однажды мне устроили экскурсию в пирамиду, не помню уж чью. Конечно, она была разграблена много веков назад, а то, чем побрезговали воры, забрали археологи. Пирамида была пуста, как скорлупа ореха, остались только настенные росписи. Но вот ощущение от её посещения я никогда не забуду. Это невозможно передать словами. Скудное освещение, веками спрессованная темнота и тишина, а на тебя глядят десятки, сотни людей, нарисованных в странной проекции на стенах неведомо когда. В тот раз у меня случился приступ клаустрофобии, кстати, единственный за всю жизнь. Нехорошее место. Я атеист, и ни во что такое не верю, но… Нельзя жить на кладбище, понимаешь? А мы к тому же с глупым любопытством копаемся в могилах и вытаскиваем из них чужие вещи, даже мумиям нет покоя. Это не могло пройти просто так, рано или поздно что-то должно было случиться. Ну вот и случилось.

– Как вы думаете, что можно сделать? – спросил генерал, доливая коньяк в рюмки. – Вы ведь прочитали кучу папирусов, учёных трудов, отчётов об экспедициях. Может быть, где-то проскочил хотя бы намёк? Я не тороплю, подумайте. Нам сейчас важна любая, самая мелкая зацепка.

– Я уже сказал, что у древних египтян не было понятия времени в нашем понимании, поэтому упоминание о портале между эпохами в древних текстах даже искать не стоит. Египтяне ни о чём подобном просто не задумывались. Я даже не представляю, как понятие портала передать иероглифами. Вы столкнулись с чем-то совершенно особым. Думаю, что никто ничего не сможет посоветовать. Впрочем, погоди-ка… Есть один человек, точнее, был…

– Почему был? Он что, умер?

– Умер? Да нет, жив, наверное, впрочем, не знаю… Дело в том, что года три назад он угодил в психушку.

– Ну и зачем нам сумасшедший? – разочарованно спросил Александр Васильевич. – Нет, это несерьёзно, от своих дураков проходу нет…

– А ты не спеши. Понимаешь, он не то чтобы настоящий сумасшедший…

– Что, не кусается? Уже хорошо.

– Да не язви ты, – поморщился Эдуард Артемьевич, – ну что за манера? Не на допросе же… Сейчас объясню. Он человек, как бы это сказать, со странностями. Но для тех, кто изучает древний мир, это обычное дело. Не сажают же в психушку, к примеру, ролевиков, которые играют в эльфов и гномов? А Якову просто не повезло – родственники у него оказались больно ушлые, и на беду понравилась им его квартира. Ну и оформили беднягу. То ли взятку дали, то ли ещё как… В общем, теперь они в его квартире, а он в дурдоме. Так вот, Яков Исаевич разрабатывал очень интересные теории. Всего я не помню, но было у него что-то про порталы времени. Нас, коллекционеров египетских древностей, совсем мало, мы друг друга как облупленных знаем, раньше часто встречались, правда, в последнее время перестали…

– Почему?

– Боятся все, – вздохнул старик, – сейчас ведь человека убить – что сигарету выкурить. А ценностей у многих в квартирах немало. Если знать, конечно, где и что искать. Но таких как я или он грабят всегда по наводке…

– У вас хоть сигнализация есть?

– Нет.

– А почему?

– А потому что я не уверен, что эти, из вневедомственной охраны, или как она сейчас там называется, не сольют информацию обо мне за пачечку денежных знаков. Были, знаешь ли, прецеденты. Нехорошие такие прецеденты, с трупами.

– Давайте конкретную информацию, я поручу своим, займутся.

– Не стоит… Времени много прошло, и вообще не стоит.

– Ну как хотите. Вы хоть собаку заведите.

– Так с ней гулять надо… И вообще, ты обо мне не беспокойся. Десять лет прожил, дай бог, остаток дней как-нибудь протяну, у тебя вон своих дел полон рот. Ты лучше к Яше съезди.

– В какой он больнице?

– Понятия не имею, я у него не был ни разу, боюсь в глаза ему посмотреть. Как это – я уйду, а он останется? Райзман Яков Исаевич. Пусть твои поищут, не так уж много в Питере психушек…

– Да, состоит на излечении такой больной, поступил три года назад, диагноз – маниакально-депрессивный синдром, в настоящее время находится в стадии ремиссии.

– Общаться с ним можно?

– В данное время – вполне…

– Организуйте мне с ним встречу, но без свидетелей. Лучше всего – в парке. И побыстрее, у меня мало времени.

Врач не понравился генералу: слишком увёртлив и подобострастен, в глаза не смотрит, халат, наверное, месяц не стиран, одной пуговицы не хватает. На нагрудном кармане плохо застиранное пятно от протёкшей пасты шариковой авторучки. Про таких в народе говорят: «Широкоплечий в жопе».

Выйдя из кабинета, генерал подозвал офицера:

– Проверить обоснованность содержания в психиатрической лечебнице Райзмана Якова Исаевича. Проследить судьбу его квартиры и законность её переоформления. И заодно пусть посмотрят общее положение дел в этом заведении. Что-то тут того… Не того…

Опытный офицер ничего записывать не стал, только молча кивнул.

Александр Васильевич брёл по плохо расчищенной асфальтовой дорожке неуютного больничного парка, ожидая, когда к нему приведут Райзмана. Настроение у директора ФСБ было – хуже некуда.

Вскоре на дорожке появился санитар, который вёл пристёгнутого наручником больного. Оба были в солдатских ватниках, только у санитара поверх ватника был накинут белый халат, а на голове впопыхах надвинутая медицинская шапочка.

Санитар хотел что-то сказать, но взглянул на угрюмых офицеров охраны, которые беззвучно возникли за спиной шефа, и передумал. Он молча отомкнул наручник и, больше не заботясь о судьбе больного, ушёл.

Райзман был высок, сутул и болезненно худ. Его лицо производило странноватое впечатление: казалось, кожа ему досталась на пару номеров больше чем требуется, поэтому глаза, нос и губы как бы выглядывали из глубоких складок. А вот улыбка была хорошей – доброй, открытой и доверчивой.

– Здравствуйте, Яков Исаевич, – мягко сказал генерал, – жаль, что мы встречаемся в столь неуютном месте.

Райзман улыбнулся: