— Отпустите меня! Не подходите! Не трогайте!
Она наконец привыкла к темноте и смогла различить слабые колыхания чёрной мантии возле одного из стволов деревьев. Лишь на мгновение блеснули в ночи глаза и снова потухли, но Гермиона теперь точно знала, где находится вампир.
— Вы в паутине.
Та судорожно всхлипнула, её захватили сумасшествие и истерика от понимания, что сбежать не удалось, и резко притянула ладони к волосам, пытаясь сбросить иллюзорно замешавшие нити, в которых она могла запутаться в лесу, пока бежала, не видя ничего перед собой, и пока она рвала волосы, сходя с ума от поступающего страха, вампир бесшумно подошёл к ней ближе.
— В моей паутине, — уточнил он, наклоняясь к Гермионе, отчего та, увидев его перед собой, спиной принялась отползать назад, чувствуя, как сердце снова пробивается в глотку, чтобы резать и разрывать её бешеными ударами.
— Прошу вас, н-не надо…
Она попыталась снова подняться на ноги, но в этот раз ей не позволил господин Риддл, схватив её за лодыжку и потянув на себя.
— Вы пренебрегли моим гостеприимством.
Та во все глаза ошеломлённо уставилась на вампира, едва ли понимая, что он ей сказал.
— Я предоставил вам лучшую комнату, мисс, — продолжил он и, наконец, показал слабую улыбку, которую Гермиона смогла различить в темноте. — Что вам в ней не понравилось, что вы сбежали?
— Вы… вы чудовище, — вкладывая всю ненависть, которая поглотила её разум за одну секунду, гортанно прошептала она и попыталась выдернуть ногу, но тот держал мёртвой хваткой, не позволяя сдвинуться с места.
— Если вы не можете самостоятельно смириться со своей участью, то позвольте я помогу вам? — сменившимся на добродушный тоном предложил господин Риддл.
— Нет! Не нужно! Отпустите!
— Вам станет легче.
— Я не хочу к вам! Я не хочу! — закричала она, снова дёргаясь, чтобы отползти, но тот, наоборот, приблизился к ней и опасно оскалился, из-за чего та не смогла сдержать слёз, ощущая всю безнадёжность, и захрипела.
— Вы захотите, — убедительно произнёс господин Риддл, и его голос начал проникать в разум, как яд, прожигая нервы и растворяя их. — Вы вернётесь со мной сейчас же назад, если не хотите продолжить свою пробежку по лесу.
Она замолчала, ощущая дурман, который насильно заставил её медленно шелохнуться, опереться ладонями о землю и попытаться встать на ноги. Господин Риддл выпрямился вместе с ней, протянул ей руку, и та отстранённо пронаблюдала, как непослушная ладонь сама потянулась к нему и коснулась прохладной кожи.
— Н-нет… нет, вы не можете меня заставить… — сдавленно прошептала она, чувствуя, как пальцы сомкнули её ладонь.
Тот издал смешок и повёл её по лесу в обратном направлении.
— Разве вы не видите, что идёте сами?
Та хотела что-то ответить, но язык не слушался, словно ему запретили двигаться, потому только в разуме кричала болезненная, изнывающая сумасшествием мысль, что ей ни за что не хочется идти назад. Она тяжело дышала, но послушно шла рядом, несколько раз оступаясь на раненой стопе, после чего господин Риддл остановился и повернулся к ней. Он стремительно обхватил её за плечи, поднял под коленками над землей, не получив никакого сопротивления, и очень быстро и бесшумно понёс её назад.
Гермионе показалось, что величественный дом, из которого она сбежала, был куда дальше, а сейчас почему-то слишком быстро они подобрались к нему. Весь путь она пыталась приложить всю свою волю на то, чтобы хоть как-то шелохнуться, и с отчаянием понимала, что не может заставить себя даже шевелить губами — лишь обжигающие слёзы текли по щекам, устремляясь к спутавшимся волосам. В голове происходили взрывы, сводящие её с ума и заставляющие произвольно подрагивать телом, — она сгорала от неумолимого стыда после того, что с ней сделали, и до острой боли в груди старалась не думать, что её может ждать впереди, только просветы разразили разум, как молнии, подписывая приговор хуже смертного.
Господин Риддл занёс её в сумеречный дом, в абсолютной темноте прошёл наверх, толкнул ногой дверь комнаты, в которой она очнулась, и, как только её ступни коснулись пола, Гермиона ощутила, что способна двигаться и говорить, потому, не теряя ни секунды, метнулась в угол и истерично громко закричала:
— Зачем вы снова привели меня сюда?!
Господин Риддл прошёл к ней, наблюдая, как та буквально вжимается в угол и медленно скатывается вниз, чтобы накрыть себя руками, больно сжать и не подпускать к себе никого. Она дёрнулась, когда он положил ей на колено руку, и со всей силы отпихнула назад, но тот даже не отстранился, а наоборот, опустил голову, чтобы посмотреть ей в испуганные глаза. Усвоив урок, что ловить взор вампиров ни в коем случае нельзя, Гермиона спряталась в волосах и свернулась комком, глухо отозвавшись:
— Не трогайте меня! Я не хочу вам подчиняться!
— Мне не нравится, когда такие красавицы, как вы, оказывают сопротивление, но последнее желание жертвы для меня закон, — на выдохе протянул господин Риддл, убрал ладонь и выпрямился во весь рост, отступая на несколько шагов назад, затем куда-то в пустоту позвал: — Антонин.
Гермиона ничего не услышала, кроме глухо продолжающей стучать крови в ушах, приоткрыла глаза и посмотрела в темноту на пол, заметив возле себя пару ног, обутых в сапоги с золотой роскошной бляшкой. Это был господин Долохов.
От новой волны ужаса она издала протяжный гортанный вскрик и сжалась сильнее, вцепившись в свои предплечья, как вдруг её коснулась чужая рука, и пальцы медленно проникли в волосы, разглаживая их к низу.
До тошнотворного безобразия это было приятным.
Она боролась с очарованием, сильнее вдавилась в стену, неистово задрожав, и больно воткнула ногти в кожу, лишь бы сбросить разносящееся по телу околдовывающее тепло, но ладонь уже опустилась к её щеке, из-за чего та, приложив всю волю, дёрнулась, тряхнув волосами, сбрасывая с себя руку, и уткнулась в колени, зажмурив глаза и убеждая себя, что ни за что не посмотрит на вампира.
Несколько мгновений стояла безмолвная тишина, как вдруг чужая ладонь снова вонзилась в волосы и резко подняла ей голову, потянув назад. Та судорожно всхлипнула и принялась отталкивать от себя нависший силуэт, забарабанив по рукам и ногам, но вампир был непреклонен — он стремительно мотанул её волосы на кулак и сильнее отдёрнул назад, чтобы та от боли открыла глаза и посмотрела на него. Лишь на миг её ресницы вздрогнули, но уже не сомкнулись, уловив мерцание завороженного взора, после чего крепкие руки обхватили её за плечи и насильно потянули вверх, а Гермиона принялась сопротивляться, забрыкавшись и душераздирающе закричав на всю комнату.
Господин Долохов больно сдавил её и поволок из угла в центр комнаты, стойко снося все попытки Гермионы вырваться из цепких рук. Она хваталась в мантию, чуть ли не разрывая её, отталкивала от себя вампира, изо всех сил размахивала руками, нанося удары куда приходилось, пыталась уцепиться за посторонние предметы, бросалась к ладоням, чтобы укусить, но тому, казалось, было абсолютно плевать на все происки Гермионы. Господин Долохов швырнул её в сторону, и та упала на занавеску, скользнувшую с петель, запуталась в ней и устремилась на кровать. Выбравшись из плена плотной ткани, она мгновенно опёрлась на локти и дёрнулась, чтобы отползти, заметив подступающего к ней господина Долохова, опасно поблёскивающего взором, и ей удалось избежать грубого захвата за лодыжку, быстрее притянув к себе ноги. Но стоило ей отползти ещё дальше, как она упёрлась макушкой в чью-то грудь, пронзительно вскрикнула и тут же обернулась назад, уловив серебристый взор, пристально смотрящий на неё. Нащупав пальцами один из цветков, она нервно сжала его, сминая до глухого хруста, и уже приготовилась подскочить, но не успела. Прохладная ладонь тут же накрыла её лицо, зажав рот, превратив крик в мычание, а руки только дёрнулись, чтобы притянуться и вырвать себя из цепких ладоней вампира, как кто-то их перехватил за запястья и прижал к белоснежному покрывалу. Она дёрнулась грудью вперёд, чтобы хотя бы соскользнуть из хватки господина Эйвери, нависшего над ней как самая страшная тень, сбросившая соломенные волосы к перепуганному лицу, концы которых невольно защекотали её, но тот держал её слишком крепко, и Гермионе стало трудно дышать из-за закрывающей её рот ладони.
