– За хорошую оплату, – улыбнулся Леня.

Маша промолчала.

За рыжими стволами показались очертания двухэтажного деревянного дома, окруженного красным железным забором. Ворота были открыты.

– Вот это замок, конечно, – протянул Леня и присвистнул, заезжая. – И посреди леса еще. Нужно иметь яйца и кучу бабок, чтобы решиться на такой дворец в лесу… Сколько Кириллу стоило снять его, интересно.

– Тебе не все равно?.. У тебя есть сигарета? Я не могу найти свои.

– О, там кто-то на крыльце стоит.

– Да, кажется, это Артем… Ты меня слышал? Есть сигарета?

– Сейчас выйдем – дам…

Леня осматривал машину. Внутри разгоралась злоба. Чертовы пидоры! Ни одного чистого места. Везде мерзкая коричневая жижа…

Он выругался.

– Дай сигарету, – оборвала его Маша. – Ничего страшного с твоей машиной не случится. Вернемся – вымоешь.

Они закурили, аккуратно опершись на бампер.

– Как тут тихо, – произнесла она.

Лишь треск соснового бора и мягкий ветер нарушали мертвую промозглую тишину. Дождь перестал, хотя трава под ногами все продолжала мерзко лосниться. Свежесть текла отовсюду. Было много воздуха, он водопадом вливался в легкие, так, что в нем… можно было задохнуться.

– Да, хорошо, – признал Леня, чувствуя то же спокойствие вокруг, что и Маша.

Сделав глубокий вдох, он повернулся к ней лицом и прижал к капоту.

– Черт, я буду вся грязная, Лень!

Он смотрел в серые глаза и наслаждался теплом ее обтянутой пальто талии. Эта близость рождала в нем вещи, противоположные тому спокойствию, что было вокруг.

– Ничего страшного, – прошептал он, улыбаясь и целуя ее. – Кто знает, когда я снова смогу быть так близко с тобой.

– А почему не сможешь?

– Вдруг это оскорбит твоих голубеньких друзей.

– Дурак, – оборвала она, отдаваясь его поцелую.

Они стояли в этом потаенном уголке всего несколько мгновений, но так хотелось насладиться жаром друг друга…

– Вон идет один, – прошептал, наконец, Леня, отодвигаясь от Маши.

– Будь дружелюбным. Прошу тебя.

Ветер усилился и сразу ударился о кроны. Стволы недовольно заскрипели и зашевелились. Их ропот был так громок, что заглушал все остальные звуки, даже голос Маши. Леня поднял голову и постарался угадать высоту здешних деревьев.

– Артем, как давно я тебя не видела! – слышал он.

Двое обнялись, обменявшись чересчур радостными улыбками. Леня постарался закатить глаза как можно незаметнее.

– А это кто? – спросил Артем.

– Это Леня, – улыбнулась Маша. – Я много раз про него рассказывала.

– Надеюсь, не со всей подноготной? – решил пошутить Леня.

– А, – выдавил Артем, по-женски приоткрыв розовый ротик. – Нет, очень многое, к сожалению, Маша не хочет со мной делить.

Он подошел к Лене и представился.

– Очень приятно, – ответил Леня, улыбаясь.

Он не успел опомниться, как оказался в объятиях. Две маленькие ладони скользнули по его лопаткам и проползли вниз, добравшись почти до самых ягодиц.

– Прости, – усмехнулся Артем, делая шаг назад. – Да ты прямо Марлон Брандо в юности.

Шокированный, Леня лишь смог натянуто улыбнуться.

– На твоем месте я бы так больше не делал, – проговорил он полушутя.

– Успокойся, больше не буду, – добродушно ответил Артем. – Хватит тут мерзнуть, все вас заждались.

Он повернулся и двинулся в сторону дома. Рассмотрев Артема, Леня отметил для себя его чрезмерную юность, действительную, либо кажущуюся. Голос отдавал нотками фальшивости. Волосы лежали неопрятно, так, как они обычно лежат у школьников, которых все не могут отправить в парикмахерскую. Тело было слишком тонко, неказисто, как у подростков. Даже в самой походке наблюдалось что-то ломанное, несформировавшееся… Недоросток.

– Все будет хорошо, – обняв его и подтолкнув вперед, прошептала Маша, – мой Марлон Брандо.

Слова Артема оказались ложью. Если кого-то и ждали, то только Машу. И то не факт. В доме была какая-то неразбериха. Кто-то возился, должно быть, на кухне, шурша всевозможными пакетами, гремя попеременно всевозможными ящиками и дверцами.

В коридоре находился всего один человек – парень с коротко стриженными то ли черными, то ли каштановыми волосами. Согнувшись над телефоном, он во что-то играл.

– Коля, Маша приехала, – окликнул парня Артем.

Тот поднял глаза на входящих, и Леня удивился их голубизне.

– О, – выдавил Коля и, убрав телефон в карман, поднялся навстречу гостям.

Обнявшись с Машей, Коля очень быстро обменялся приветствиями и рукопожатием с Леней и обратился к Артему:

– Тебя искал Кирилл.

– Зачем?

– Тебе не звонил Левушка?

– Нет. Здесь же нет связи.

– Ну, вдруг.

– А Левы нет еще? – спросила Маша.

– Нет, – безучастно ответил Коля.

Маша шагнула вперед и потянула за руку Леню.

– Пойдем познакомлю тебя с Кириллом и Димой.

Дима сидел на окне, прижавшись к раме затылком. Его темные глаза мгновенно обдали входящих недружелюбным взглядом.

– Привет, – медленно проговорил Дима, обдав Леню холодом.

– Привет, – вымолвил почти спокойно тот, растерявшись и пропустив мимо ушей приветственные фразы Маши…

Кирилл, копошившийся в куче овощей, обернулся в сторону вошедших и заговорил, будто те были здесь уже давно:

– Маш, отлично. Давай хватай морковку. Нужно ее нарезать. И побыстрее. А то от этих ублюдков нет никакой практической пользы.

Маша засмеялась и повиновалась.

– А ты что умеешь? – обратился Кирилл с суровой миной к Лене.

– Ну, я не особо с готовкой, – ответил медленно Леня, желая вложить в свой голос нотки негодования, чтобы поставить этого Кирилла на место. – Я, кстати, Леонид. Ну, так, на всякий случай…

– Супер, – бросил совершенно спокойно Кирилл. – Будешь открывать чипсы и пересыпать их в контейнеры.

***

Пахнет ветром. Дурацкий запах. В голове такая хаотичная система линий и… флексий. Почему флексий? Как мозг выбирает слова? Это же просто гениально. В разные периоды времени у каждого из нас есть постоянно вставляющееся в речь слово, выражение. Поражает!

А все-таки пахнет травой. И свежестью. И что-то гниет. Что-то только-только начинает гнить. Это запах сырости. Такой грязно-желтый, как листья в лужах… Вот чувствуется же запах кислых щей. Ну, чувствуется. Не знаю, откуда он. Что-то из головы. Оно похоже на барокко. Прогнившее барокко. Разложившаяся губка из роз. Флексия. Какое красивое слово!

Ненавижу это состояние. Так ярко ощущаются запахи. Ужасный день. Все это комично. Запахи земли, травы, сосен и щей. И деревья смотрят… Фигня. Флексия. Если связать мысли, можно получить, наверное, какой-то узор. Чем не искусство? Люблю тебя, мозг.

Вся жизнь – комедия. Гениальнейшая мысль. Водевиль. «Лисистрата». Вот оставьте мне только «Лисистрату» – это все, что нужно знать о жизни. Другое – лишь пыль, которую унесет ближайший ураган.

О каких идеалах может идти речь, когда их и в корне нет? Дунет ветер, и… флексия. Мы с разных планет. Кто поймет меня? Кто поймет его?

Для кого-то все просто, для кого-то пахнет лишь свежестью. А для других мир – это каша из дерьма и палок. Кислых щей и гнили. Хорошая мысль. Нужно ее будет записать… Как найти слово? Как понять друг друга? Понять тогда, когда нет ничего общего.

Приятно наблюдать за что-то скрывающими людьми. Они, как блохи, прыгают. Такие глупые, черненькие.

А кто виноват? Кто обманул, а кто обманут? Никто, если по-настоящему. Это из разряда «они не поняли друг друга». Кого вообще мы любим? Не себя ли? Не себя. А если не себя, то можем ли любить иных? Тяжелый крест…

Он другой. Он не чувствует, как я, не рвется, не мечется, он спокойно вмещается в границы, которые для меня давно стали малы. Кого здесь винить? Его, такого спокойного, Петра, камня? Или меня, чувствующего, словно Иоанн? Кто виноват? Кто кого душит? И кого здесь можно удержать? Все смоется и пройдет. Жизнь, так сказать, внесет свои коррективы. О да, командир! Давайте поиграем в ваш водевиль. Плясать и петь я умею. Черта с два я не станцую!..