— С непривычки камни кажутся очень холодными, холодней земли, — объяснил он оторопевшей девушке.

— А ты сам как? — спросила Ксаршей.

Уголек пожал плечами:

— Теплый костюм и привычка, а вот вы можете и заболеть. И еще, — он слегка замялся. — Я сплю как человек, долго. Придется по очереди покараулить. Сначала я или вы?

И чего он так напрягся?

— Давай сначала ты, — ответила эльфийка.

— Хорошо, — кивнул он, — устраивайтесь.

Парень погасил огонь, и мир вокруг опять стал черно-белым и таким холодным, что Ксаршей, посильней укутавшись в одеяло, с головой накрылась плащом Келафейна. От него пахло землей, плесенью и, внезапно, кисловатыми спелыми яблоками. Закрыв глаза, она погрузилась в теплый шерстяной океан. Издалека до нее донеслось:

— Я разбужу вас, когда придет время.

Мрак непроглядного транса мягко опустился на плечи как плащ Уголька. Не было ни видений, ни ласковых прикосновений родной земли, только темнота. Ксаршей была слишком далеко от своего леса, чтобы чувствовать его. Из небытия ее вывело легкое прикосновение. Открыв глаза, Ксаршей увидал замершего Уголька, тянущего руку к лежащему рядом оружию. Он смотрел куда-то на противоположный берег, и, бросив туда взгляд, девушка увидела несколько массивных фигур, застывших прямо напротив их лагеря. Огромные, плечистые, а на рожах — крупные нижние клыки, словно у кабанов. Орки! Их горные племена не часто тревожили лес друидов, но иногда спускались с гор, чтобы поохотиться у подножия.

Уголек ловко выхватил стрелу:

— Ке-ам! — и снаряд со свистом вонзился прямо в грудь первому их громил. Тот опрокинулся наземь и затих.

Не сразу сообразив, что случилось, двое его подельников, наконец, яростно зарычали. Копье со свистом воткнулось в землю, чуть не задев полуэльфа, но тот ловко ушел от него, находу выхватывая следующую стрелу и пуская следом за первой. Клыкастые юркнули за крупный валун, и снаряд Уголька не достиг цели, острый наконечник чиркнул по камню, едва не переломив древко пополам. Грязно ругнувшись, Келафейн отбежал в сторону, но поздно — орки обогнули валун и уже летели во всю свою прыть в сторону парня, обнажив огромные секиры.

Несмотря на пригвоздивший к земле ужас, Ксаршей осознала, что если не вмешаться, Келафейн погибнет. Орки огромные и сильные, словно медведи, и одно неверное движение может даже такого ловкача, как Уголек, свести в могилу. Точно, медведь… Скинув оцепенение, эльфийка рванула с места, находу обрастая буграми мышц и всклокоченным мехом. Огромный медведь с ревом обрушился на спину орка. Тот беспомощно вскрикнул, занеся секиру для удара, но звериные челюсти, словно стальной капкан, перекусили его толстую шею.

Мокрый хрип, брызги крови. Второй орк, отшатнувшись от тяжелой звериной лапы, махнул секирой в сторону полуэльфа. Тот ловко увернулся, отбросив лук и выхватив саблю. Лезвие сделало кривой росчерк на груди орка, а следом обрушилась медведица, сминая ставшее вдруг хрупким тело.

Тяжело дыша, Ксаршей отшатнулась от изувеченного трупа и посмотрела на такого же запыхавшегося Уголька. Тот, быстро успокоившись после боя, вытащил тряпицу протереть лезвие.

— Вот о чем я говорил. Бандиты! Сколько их не распугивай, все равно продолжают рыскать…

Облегченно вздохнув, Ксаршей вернула себе облик. Какой еще реакции она ожидала от следопыта? Глубочайшего душевного потрясение после созерцания ее звериного облика? Приступа тошноты при виде трупов? Даже смешно стало… Медвежье тело заботливо забрало с собой и кровь орка, и куски его плоти, прилипшие к меху, остался лишь металлический привкус во рту.

Наблюдая за тем, как Келафейн деловита оттаскивает тела в сторону от ручья, друидка осознала, что колени у нее больше не трясутся и сердце не колотится попавшей в паутину бабочкой. Пока он собирал стрелы и складывал их в колчан у спальника, девушка прислонилась спиной к камню, подложив под ноги одеяло.

— Твоя очередь отдыхать.

Его не надо было упрашивать. Коротко кивнув, парень завернулся в одеяло с головой и пробормотал оттуда:

— Но если что будите меня…

Очень скоро из тряпичного кокона послышалось спокойное сопение глубоко уснувшего человека. Надо же, прошло от силы пара минут, а он уже в отключке. Вот это талант так талант.

Время вязко тянулось в темноте, и эльфийка потеряла ему счет, вглядываясь и вслушиваясь в журчание ручья и малейший шорох камней неподалеку, и с облегчение вздохнула только тогда, когда одеяло Келафейна зашевелилось, обнажая его растрепанную голову. Парень заметно погрустнел. Разводя костер и разогревая остатки вчерашней похлебки, Ксаршей искоса поглядывала, как он печально собирал волосы в пучок. Медленно, задумчиво…

— Все в порядке? — спросила она.

— Кошмары снятся про сестру, — признался парень, совладав, наконец, с волосами. — Хочу ее найти… и боюсь одновременно, — и его руки безвольно повисли на коленях.

Ксаршей успокаивающе погладила его по плечу, и Уголек продолжил, словно оправдываясь:

— Талнисс не слабая… В магии она посильней меня и фехтует что надо, но боюсь все равно… Всего ведь не предусмотреть… Это неважно, — встрепенувшись, он продолжил сворачивать лагерь, пока эльфийка гасила огонь.

— Давай будем надеяться на лучшее, — сказала друидка, наблюдая за его бурной деятельностью. — Если бы надежды не было, ты бы не пошёл ко мне. Хотя не знаю, будет ли от меня толк… но я постараюсь, — почти шепотом добавила она, но острые уши полуэльфа все услышали.

Он с удивлением посмотрел на нее:

— Это вы меня учили ходить по лесу, читать следы… Если вы не сможете, не сможет никто, но я в вас верю. Вы очень сильная.

Было одновременно стыдно и приятно услышать такое. “Глупый мальчик, он ведь не знает, что страж из меня так себя”, - подумала Ксаршей, но на губах непроизвольно заиграла теплая улыбка.

— Ты тоже вырос сильным и умелым, — ответила она и с удивлением отметила, что Уголек сразу нагнулся за чем-то невидимым, чтобы спрятать от нее лицо. Неужели смутился?

— Пора двигаться, — отвернувшись, пробормотал он, подтверждая ее догадку.

Эльфийка решила впредь не лишать его душевного равновесия. Похвалу он, кажется, слышит не часто, если вообще слышит…

Они двинулись дальше по монотонным каменным коридорам, которые то сужались, то превращались в огромные гулкие гроты, готовые поглотить их маленькие фигурки. В одном из таких они замерли, услышав истошные крики, многократно отраженные эхом. Ксаршей готова была поклясться, что различала знакомые слова.

— Какие-то гномы, — поделилась она догадкой с полуэльфом.

— И они попали в беду, — откликнулся Уголек. — Поспешим! — и он ринулся вперед, перепрыгивая каменные обломки.

Ксаршей оставалось только бежать за ним следом, удивляясь, как легко он решил прийти на помощь совершенно незнакомым ему путникам.

Грот перешел в коридор, который вывел их в небольшую пещеру. В нос ударила вонь чего-то едкого, крики стали громче. В угол пещеры забилась гигантская ящерица, на спине которой, скорчившись, вопили две маленькие фигурки. Ксаршей сначала не поняла, в чем дело, но через мгновение увидела сумрачные ложноножки, протянутые от пола к мечущемуся в панике зверю. Какая-то странная масса перетекала по камням, оставляя мокрый едко пахнущий след. Свистнув, стрела Келафейна вонзилась в темную кляксу, заставив подобрать несколько ложноножек.

— Бегите на стену! — прокричал полуэльф на подземном, выхватывая следующий снаряд.

Фигурка на спине ящерицы что-то невнятно прокричала, натянув поводья скакуна, но поздно — вскинувшиеся щупальца впились в покрытую чешуей морду, грудь, отчаянно упирающиеся лапы… Запах паленой плоти ударил в нос, а крики боли резанули по ушам. Бедное животное! Ксаршей сплела пальцы в жесте пламени:

— Огонь, гори!

Костер на голых камнях вспыхнул особенно ярко, словно подпитываясь желанием друидки спасти ящерицу. Языки пламени обхватили бесформенную тень на полу, которая в слепящем свете окрасилась янтарным цветом. Огромная живая слизь бесшумно запузырилась в языках пламени, подтянув к себе жадные щупальца. Почувствовав ослабление захвата, ящерица кинулась к стене и полезла на потолок, чуть не опрокинув наездников. Слизь затряслась, покрывшись крупными волдырями, которые громко лопались, с шипением раскидывая янтарные брызги, и вдруг осела, словно пена на супе, безвольно растекаясь между камней. Кажется, ей пришел конец, но Ксаршей не решалась убрать костер, мало ли что.