— К-карен, — Света, наоборот, оттолкнула брата от себя, вытерла заплаканные глаза и решилась рассказать всё сама: — В общем.

Света, похожая своим внешним видом на неумелую пародию готки, в красках описала, кто такой Карен: Карену, какому-то отморозку из их класса, очевидно понравилась Света. Свете Карен не нравился. Карена не одобрил сам Паха, мама и бабушка. Но Карен не сдался, и продолжил терроризировать бедную Свету — плёлся по пятам до дома, стучал в окно по вечерам, обнимал в коридоре и вёл себя как полный мудак.

И однажды Света сказала: «Я расскажу всё брату».

Но Карен парировал: «А рассказывай, я расскажу всё своим братьям».

Так она оказалась на платформе, зарёванная, грустная и ужасно напуганная что своей судьбой, что судьбой брата. Слава слушал рассказ Светы молча, хоть и зверская ненависть плескалась внутри; меньше всего он ожидал, что придётся кого-то пиздить.

— Когда это случилось? — спросил Вальц.

— Сегодня, — съёжилась Света, — я только из школы пришла, сразу к Паше!

— А он чего? — продолжил свой гестаповский допрос Вальц. Было видно, что Свете тяжело вспоминать сегодняшний день. — Где твой Карен?

— Его оставили на допы.

Слава неожиданно включился в разговор:

— Так и с хрена ли мы ждём? Пошли к школе!

До школы идти от платформы не слишком далеко: через обоссанное кафе «Браво» прямо напротив, мимо дороги и ебучих торгашей с противоположной стороны улицы. Компашки бритоголовых парней в посёлке побаивались всякого рода продавцы огурцов. С наступлением осени стало полегче, но разъёбанную ночью палатку с арбузами все запомнили надолго. И арбузы впредь старались не оставлять на ночь.

На узком тротуаре Вальц оказался позади, рядом со Славой. Не идущий впереди всех, не рядом с Пахой или Чепухой, а именно около прибывшего с Мытищ Славы.

— Как ты? — тихо спросил.

Сначала были Вальц и Слава. Затем примкнул Паха. Чепуха — самый последний. Отношения у них двоих естественным образом сложились крепкие и близкие. Против жестокого мира проще идти рука об руку.

— Да нормально, — Слава смотрел себе под ноги. Вальц — только на него. — Типа… Как везде.

— Ну ты чё, Мытищи же! Успел познакомиться с кем-нибудь?

— Пока нет.

Слава тут же почувствовал себя каким-то уродом, неспособным завести нормальные связи самостоятельно. Да, Вальц общительный. Хороший стратег и рациональное звено в любой команде. Но то Дима Вальц. Слава ощущал себя голым против всего мира с тех пор, как переехал. И тусовка московских националистов его не привлекала.

Честно — он об этом даже не думал.

— Мы к тебе как-нибудь приедем, — предложил Вальц, заметив, что Чепуха с Пахой также общались на какую-то свою тему. — Или я один. Хочешь?

— Чё-б нет. Давай.

— А сегодня можно? Мать дома?

— Я хуй знает, — замялся Слава и почесал пух на затылке, — в любом случае, вдвоём она нас не выгонит.

— Отлично.

Складывалось впечатление, что видеть Славу оказался рад лишь Вальц. Даже не складывалось — укреплялось. Чепуха, и то всегда плывущий на своей волне, оказался максимально отстранён. Пахе — отвоевать честь сестры с чужой помощью да нажраться в слюни. Или вовсе свалить к своей возлюбленной Дашке; с появлением Дашки их встречи совсем потухли. Как и с переездом Славы. Работы Чепухи в проклятом «Ростиксе». Один Вальц болтался от одного к другому.

У школьного порога Карена они подловили довольно быстро. Толпу бритых парней рядом со Светой невозможно не заметить, а рот у Карена изогнулся буквой «о». Про светиного брата он слышал от своих же — описывали, что морда кирпичом и белые шнурки на «бульдогах» — однако, что в жизни он окажется крупнее, чем в мыслях, Карен никак не ожидал.

Но Карен выёбываться любил и подошёл к Свете совсем без страха.

— Что, привела своего брата, шлюха?

Паха сразу же отпихнул Карена куда подальше, загораживая сестру своей спиной. Зеваки, застывшие на крыльце, охнули.

— Шлюхой свою мать называть будешь.

— Я тебя предупреждала! — гордо выпалила Света своим писклявым голосом.

В таких ситуациях Вальц вмешивался первым, убеждая всех перенести драку на пустырь; в конце концов, на пороге школы, пусть и бывшей, месить друг друга — не вариант. Это подстава для Светы. Но Паха в этот раз остановился сам:

— На пустыре, через час. Зови своих грязных хачей и погнали.

Карен злобно посмотрел на всех собравшихся, почему-то задержав взгляд на Славе.

Слава не понял, почему.

Да и сам Карен не придал этому никакого значения — просто Слава выделялся. Его не назвать ни страшным, ни красивым. Он не выглядит зло. Он не выглядит добро. Другие — Вальц с хитрым лисьим прищуром, Паха с кирпичной нечитаемой мордой, Чепуха с шуганным длинным ебалом — читались сразу. А Слава словно не с их компании.

— Ну, я устрою вам проблемы.

========== 2/2 ==========

От деда у Пахи остались Жигули. От Жигулей текли все девушки Зелёнки. От ментов Паха успешно скрывался — права в семнадцать ему просто не могли выдать. Они дошли до Пахиного дома, забурились в подгнившую баклажановую жигу — и собрались к блядской Дашке — не прямиком на пустырь. Чепуха хотел было сесть рядом с Пахой, на пассажирское, но ему категорично указали назад.

— Да блять, Паха, — возмутился Чепуха. Слава тогда впервые за день услышал его голос так близко. — Со своей Дашей уже все мозги выеб.

Сзади места практически не было. Света, конечно, оставалась мелкой семиклассницей, но жигуль, несмотря на этот факт, вместимостью не располагал.

— Паша, — совершенно справедливо надулась она, — мы не влезем!

— Сядь к кому-нибудь на колени.

— Ты серьёзно, Паш?! Обязательно Дашу брать на стрелу?

Да, Паха совсем изменился. Слава не знал, что произошло в его отсутствие, но каждый из парней, очевидно, выбрал свой путь. Кому-то честно заработанные деньги, кому-то перспектива жениться на Даше, кому-то…

Для Вальца, как обычно, не нашлось ничего. Слава сидел рядом с ним, и его пришлось прижать к двери, а себе на колени, всё-таки, усадить Свету. Чепуха, откровенно забив болт на комфорт и безопасность, залез в перегруженную машину, громко хлопая дверью.

— Вот и порешали, — довольно резюмировал Паха.

Дашке, пока они ехали до её дома, до самого отшиба, Паха позвонил по телефону и говорил совсем нетипичные вещи: детка, твой герой снова едет зачищать Зелёнку. Не хочешь посмотреть, как отлетают зубы у гондонов, родная? Да, сейчас буду. Да-да.

Слушать смешно. Смешнее осознавать, что Паха Афтершок в кого-то влюбился.

Дашка быстро залетела в жигуль, разряженная словно на свидание, закрыла дверь, демонстративно засосала Паху. Света отвернулась, насколько ей позволяло положение, и высунула язык, отыгрывая отвращение.

На пустыре их уже ждали. Серебристая девятка, толпа абреков в спортивных костюмах — семья, знакомые семьи или знакомые самого Карена — и сам Карен, сидящий на капоте. Их больше. Это нечестная игра; Слава ссадил с колен Свету, проглотил скопившуюся во рту слюну, посмотрел на Вальца. Вальц кивнул: как-нибудь справимся.

Он знал, что в багажнике у Пахи лежит монтировка. На крайний случай. Афтершок.

Паха, расправив плечи, скинул кожаную куртку на руки Дашке и остался в майке. Со стороны Карена вышел похожий по размерам костолом, только больше жилистый, нежели мускулистый; они все с самого детства занимались борьбой — это считалось крутым, но в злой центральной России едва ли спасало от поломанных колен.

Жигуль по правую сторону. Девятка по левую. Побритый националист и заросший бородой кавказец.

Все знали, как охуенно от «бульдогов» вылетают у хачей зубы.

Все здесь знали Паху Афтершока. А приезжий Карен — лишь готовился узнать, спрятавшись за спины своих покровителей.

— Ты её брат, правильно? — с сильным акцентом захрипел кареновский борцуха.

— Да, — твёрдо ответил Паха.

— Это похвально, защищать честь сестры.

И похвально ли — её порочить.