Государыня окинула быстрым взглядом уже пришедшие в движение полки и выдернула из ножен на поясе шпагу. Это был эффектный жест — серая сталь пронзает белое ночное небо и указует в сторону Петергофа. Мол, вперёд! Разгромим врага!

Но вышел конфуз. На рукоятке клинка отсутствовал темляк — шёлковая лента с кисточкой. Наверное, Като обронила его в спешке, когда одевалась.

— Темляк! Темляк! — пронеслось по полкам.

В шеренге офицеров-преображенцев никто не догадался первым подать государыне ленту. А вот Гриц всегда был тут как тут. Он ударил коня пятками в бока и раньше, чем кто-либо опомнился, подскакал к Като. Опустив шпагу, Потёмкин стряхнул свой темляк и протянул его возлюбленной на ладони. Екатерина аккуратно подцепила ленту кончиком клинка, плотный атлас заскользил по лезвию и зацепился за рукоятку.

— Благодарю, — улыбнулась она.

Ему бы отъехать в сторону, вернуться в строй. Не тут-то было. Рыжий жеребец заигрался с белой кобылой императрицы. Стал покусывать её за холку и тереться щекой о шею.

Медлить было нельзя. Передняя колонна измайловцев уже разворачивалась и покидала площадь.

— Ну что ж, господин вахмистр, — Екатерина тоже взялась за поводья. — Едемте вместе. Видно, не судьба вашему жеребцу отходить от моей кобылы.

Полки один за другим покидали город, оставляя его в объятьях хаоса. Красочного, хмельного и шипевшего весельем, как плевок на сковороде. Первыми шли измайловцы. Эта честь была оказана им за особые сегодняшние заслуги. Когда преображенцы попытались занять возле государыни место почётного эскорта, подшефные гетмана Разумовского не уступили с криками:

— Куда прёте? А где вас утром носило? Теперь все горазды себя показать! Наше место, не отступимся!

Это был опасный момент. Если бы преображенцы заспорили, то задиристые, не слишком трезвые и уже раззадоренные незаконным первенством измайловцы могли взяться за тесаки. Екатерина натянула поводья и хотела было вмешаться. Но её опередил Орлов. Незлобивый и насмешливый он всегда пользовался авторитетом у солдат.

— Уступите, братцы, — с каверзной мягкостью в голосе попросил Григорий. — Не стоит из-за этого драться. На марше мы перестроимся. Её Величество, ради безопасности, поедет в центре колонны, измайловцы вокруг неё. А вы выдвинетесь в авангард и первыми вступите в Петергоф. Значит, и разгон голштинцев, и арест императора достанутся вам. — Гришан хитро подмигнул усачам. — Обставим горлопанов. Возьмём все лавры себе.

Преображенцы погудели, как тревожный улей, но разошлись, предоставив Екатерине свободно выехать с площади. Конногвардейцы замыкали шествие, но было очевидно, что, как только полки покинут город, произойдёт перестроение. Верховые выйдут вперёд.

— Не стоит ли часть сил сразу двинуть на Ораниенбаум? — осведомился Гриц. — А часть пусть скачет к Петергофу, упреждая пехотинцев. Я готов взять пару эскадронов.

— А пару возьму я, — вступил в разговор Алексей Орлов. — Думаю, этого хватит, чтоб разогнать голштинцев.

— Делайте, как знаете, поручик, — благостно кивнула императрица. — Главное, чтоб вы успели закончить всё серьёзное до того, как в резиденцию войдут пешие полки. А с меня довольно и роли живой святыни, которую я играю дорогой. — Она обернулась к Дашковой. — Екатерина Романовна, голубушка, поезжайте вперёд вдоль полков, а потом, не спеша, в арьергард и обратно. Думаю, что добрая половина служивых не различает нас с вами и будет уверена, что это я скачу мимо них.

— К чему такой обман? — возмутилась Дашкова.

— К тому, что люди нуждаются в ободрении, — тоном, не допускающим возражений, отрезала императрица.

Княгиня была не в восторге от столь двусмысленного поручения. К тому же она предпочла бы не разлучаться с подругой. Но не выполнить приказ государыни Екатерина Романовна не могла. Она пришпорила лошадь и поскакала вдоль полков. Поначалу, надув губы и опустив голову.

Но через несколько минут княгиня воспряла духом. Гвардейцы так дружно и так яростно орали: «Ура!!!», что Дашкова с удовольствием обманывалась, приписывая их восторг себе. Она неслась верхом, купаясь в восхищенном рокоте голосов. Он прибойной волной накатывал на неё, едва не опрокидывая с седла. «Виват, Екатерина!!!», «Слава России!!!» — кричали тысячи глоток. Стоило закрыть глаза, как княгине начинало казаться, что всё это: и толпы вооружённых людей, и грозный стук их сапог по дороге, и поход на резиденцию, и даже сам переворот — совершается ради неё...

Екатерина Романовна на всём скаку обогнала авангард и какое-то время ехала одна, впереди растянувшегося по дороге войска. На марше находилось не менее тридцати тысяч человек. Ощущать себя во главе столь грозной силы много значило для Дашковой. Это чувство пьянило, ударяло в голову, шатало молодую амазонку в седле так, как если бы она залпом выпила бокал шампанского и нечаянно втянула носом пузырьки.

Справа от дороги Дашкова заметила ручей, крутивший колесо деревянной мельницы. Возле была запруда. Княгиня спрыгнула с коня и подошла к воде. Бросила повод, позволив лошади напиться. А сама наклонилась и побрызгала в разгорячённое лицо. «Остыньте, сударыня, — сказала она себе. — Этот переворот совершается не ради вас. Но он совершается вами. Вы его устроили для того, чтоб избавить Отечество от тирана и дать каждому частному человеку преимущества свободной жизни». — Дашкова слегка успокоилась и перестала ощущать себя ущемлённой от того, что она — не Екатерина.

«Мало свергнуть одного монарха и заменить его другим, — думала княгиня. — Какими бы благими намерениями не руководствовался новый самодержец, без твёрдых законов он останется деспотом. Надо подвигнуть государыню на реформы. Ободрить её, вселить мужество. А если она откажется, проявить твёрдость, даже жестокость. Понудить Екатерину исполнить обещания. От этого зависит благо Отечества».

Мерный плеск колеса мало-помалу успокоил Екатерину Романовну. Она поймала лошадь за повод, вставила ногу в стремя, ухватилась обеими руками за луку седла и взметнулась верхом. Теперь княгиня прекрасно управлялась с конём. Императрице следовало бы ею гордиться. Но Като почему-то предпочитала грубое мужское общество просвещённой беседе с подругой.

Юная амазонка выехала из кустов акации на дорогу и опять присоединилась к войскам. Теперь она оказалась рядом с угрюмыми кирасирами. В этом полку служил её муж, и Екатерину Романовну многие знали в лицо. Поэтому крики «Ура!» были менее единодушными, а одному рядовому, завопившему: «Виват, государыня!» — товарищи со смехом нахлобучили на нос кивер. Лицо княгини стало скучным. Она поискала глазами знакомых, но все они были невысоких чинов, и Дашкова сочла ниже своего достоинства обращать на них внимание. Екатерина Романовна оглянулась через плечо и увидела далеко позади императрицу, окружённую плотным кольцом конногвардейского эскорта.

Там шёл жаркий спор, кому вести разделившиеся эскадроны. Алексей Орлов, уже изрядно усталый, но раззадорившийся и азартно блестевший глазами, отстаивал право первым ворваться в Петергоф и разгромить засевших там голштинцев. Гетман Кирилл Григорьевич, вальяжно развалясь в седле, как в кресле, лениво возражал. Ему нужна была львиная доля в сегодняшнем предприятии, и с негромким рыком, похожим на сытое урчание, он требовал своего.

Оправившийся от ареста Пётр Пассек страстно желал расквитаться с обидчиками и умолял государыню разрешить кавалерийский бросок на Ораниенбаум. Он боялся, что ему откажут и от этого поминутно бледнел.

Потёмкин молчал. Видя, что и без него полно охотников вязать лавры снопами, он предпочёл придержать коня и чуть поотстать от императрицы. Сама Екатерина, отлично помнившая, в чьей голове явилась мысль разом захватить обе резиденции, время от времени оглядывалась через плечо и ловила взгляд Грица. Он не казался ей ни раздражённым, ни обиженным. Это ставило Като в тупик, пока она не догадалась, что для него главная честь и главная награда — ехать рядом с ней. «Как он, должно быть, извёлся в Кронштадте, — запоздало прозрела женщина. — Ничего, господин вахмистр, я вас больше от себя не отпущу».