Тот же день, чуть раньше

Ленинград, улица Гаванская

Было заметно, что Синти плоховато ориентируется в скрещеньях улиц Васильевского острова. Лофтин ухмыльнулся, отворачиваясь к окну «Хонды». Вот, пускай и тренируется! Разведчику, как и вору, необходимо знать все ходы и выходы, иначе не уйдешь от наблюдения, не замотаешь преследователей из русской «семерки». Если заметишь…

За окном на разрешенной скорости проползали здания по Малому проспекту.

— Куда теперь? — отрывисто спросила Фолк.

Дэниел принял задумчивый вид, и лицо девушки передернула неласковая гримаска.

— Любопытно, — хмыкнул Лофтин, — куда ты меня сейчас послала?

— Далеко, — буркнула Синтия.

— Я так и понял. Налево, налево!

«Хонда», недовольно подвывая мотором, свернула на Гаванскую.

— Можно тебя покоробить нескромным вопросом, Синти?

— Можно, — обронила Фолк.

— О, ты дозволяешь? — развлекался вице-консул.

Машина чуть дернулась, качнувшись в сторону.

— А какая разница? Все равно ж задашь!

— Да, я такой… — вздохнул Дэниел. — С кем ты спишь?

— С медвежонком Тэдди!

— Печально… — пригорюнился Лофтин, и тем же нарочитым тоном сказал: — Все внимание на подворотню тридцатого дома! Ну?!

Фолк замерла, закаменела, таращась на шестиэтажный домину.

— Буква «Эйч»! — пискнула она.

— Русская буква «Эн», — поправил ее Дэниел. — Сигнал изъятия. Молодец «Немо», быстро управился… И ты молодец, сняла сигнал.

— Так ты для этого меня выводил? — синий взгляд Синти испепелял, выдавая легкое бешенство.

— Не только, — вице-консул улыбнулся как можно лучезарней. — Еще я хотел подложить тебе в постель медвежонка Дэнни…

Фолк выжала педаль. «Хонда» рванулась вперед, бросая Лофтина на спинку сиденья. Дэн клацнул зубами.

— Ах, я такая неловкая! — водительница изобразила крайнюю степень огорчения.

— Бывает… — Лофтин озабоченно возил языком по резцам: не отбита ли эмаль?

Глаза Синти сияли.

Тот же день, позднее утро

Москва, Сретенка

Я почему-то думал, что везут меня на Лубянку. Даже интересно стало — увижу знаменитые застенки! Это я себя так подбадривал…

А «Чайка», крутанувшись по площади Дзержинского, покатила дальше. Сворачивала, ныряла в пустынные переулки, кружила по улицам, пока не выкатилась на Сретенку.

У ничем не примечательного дома мы остановились, и молодой мужчина, чуть развернувшись с переднего сиденья, сказал ровным голосом:

— Лифтом на четвертый этаж. Там вас ждут.

— Спасибо, — бросил я, выбираясь.

Похоже, и у подъезда меня тоже ждали — крепкий парнишка в меховой куртке покуривал сигаретку, щурясь на негреющем февральском солнце. Я специально не сводил с него глаз, пока шагал к дверям, но тот смотрел куда угодно, только не на меня. Школа!

Гулкий подъезд полнился тишиной. Кабина лифта открыта, ждет… Я вошел, пол чуток спружинил. Жмем кнопку «4».

Дверцы, повизгивая, сошлись, разбавляя безмолвие, и лифт потянуло вверх. Улыбка изогнула мои губы: а ведь это тоже признак волнения — замечать всякие мелочи, рассеивая внимание, лишь бы не сосредотачиваться на главном.

На четвертом этаже меня ждали — у дверей конспиративной квартиры стоял Андропов. Живая историческая личность. Он пристально оглядел все мои сто восемьдесят сантиметров, словно высматривая вторичные признаки сверхинформированности.

— Рожки пока не выросли, — вздохнул я сокрушенно, — а крылышки отвалились в раннем детстве.

Председатель КГБ улыбнулся и протянул руку.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — пожал я сухую ладонь.

— Здравствуйте… Миша. Вы позволите себя так называть?

— В Петровичи годами не вышел.

— Прошу!

Квартира выглядела нежилой — пахло свежей побелкой, парным теплом батарей, да и пылью припахивало. Андропов в интерьере выглядел немного смущенным, даже растерянным.

— Мне почему-то кажется, Юрий Владимирович, что вы хотели бы для начала убедиться, что я — это я, тот самый «Миха», он же «Хилер». Хотите, я по памяти зачитаю одно из своих последних писем? Там было о Шевченко. ЦРУ дало ему кодовое имя «Динамит»…

— Достаточно, — дернул губами председатель КГБ. — Да, признаться, чувствую странную неловкость, и… А давайте сядем! Чего мы стоим?

Я присел на диван, мой визави с удобством устроился в кресле у стола. Блеснули очки.

— Для зачина… — потянул Андропов. — Кто вы, Миша?

Мой ответ не только удовлетворил его, но, по-моему, даже обрадовал.

— Мы рассматривали такой вариант, — заговорил Юрий Владимирович оживленно. — «Гость из будущего»! Это сразу многое объясняет, хотя… Если честно, все эти ментальные переносы и темпоральные штучки-дрючки раздражали меня. Тянуло от них, знаете, — он прищелкнул пальцами, — некоей научной мистикой!

— Да уж, — хмыкнул я. — Надеюсь, я хотя бы вчерне удовлетворил ваше… м-м… первичное любопытство. Но и у меня есть вопросик: что будет дальше?

Андропов сложил ладони перед собой, словно вознося хвалу Будде.

— Здесь два вопросика, Миша, даже больше. Как сохранить все в тайне? Как обеспечить вашу безопасность?

Я осторожно заскользил по тонкому льду.

— Юрий Владимирович… Простите, что перебиваю. Может показаться, что проще всего засунуть меня на сверхсекретный объект, но это примитивно. И неэффективно. Вы же знаете, нет крепостей, из которых нельзя выйти. Ну, или войти. Смотрите. Теперь, чтобы связаться со мной, достаточно отправить сообщение по электронной почте. Оно придет мне на комп… э-э… на мою ЭВМ, и никто не сможет его перехватить. Кстати, в тех программах, которые сейчас внедряются, есть кое-что секретное. Никто не сможет перехватить или прочитать электронное письмо, кроме… КГБ. Вы сможете совершенно незаметно читать любой текст или просматривать любое фото, отправленное по «электронке».

— Годится! — довольно сказал Юрий Владимирович.

— Это я все к тому, что обеспечить секретность не так уж и сложно. Меня вычислили по очень уж явному следу — Суслов выздоровел. Так вот, больше я уже не наслежу. Успел… — гримаска отвращения передернула мое лицо. — Успел перенести рак мозга. Опухоль скушала тот участок коры или подкорки, где сидели мои сверхспособности. От этой хвори люди сгорают за неделю, а мне повезло — потух.

Я внимательно следил за визави: пробивает ли его на жалость? Вообще, осталось ли в нем что-то человеческое — или выветрилось от высоты положения?

— Представляю… — протянул Андропов, находясь под впечатлением. — Что ж, это многое упрощает, — помолчав, он решительно договорил: — Я предлагаю сотрудничество, Миша. Так сказать, взаимовыгодное. Вы поможете нам, а мы будем помогать вам. Ни о каком лишении свободы речи не идет в принципе. Конечно, я приму определенные меры безопасности, но вы их даже не заметите. Но! — кряхтя, председатель КГБ встал и одернул пиджак. — Сейчас я должен ехать в ЦК и обо всем доложить товарищу Брежневу, пока не пронюхал Пельше. Этот въедливый прибалт… Ладно, не о нем речь! Миша… помните тот свой звонок, когда вы сами предложили мне помочь спасти СССР?

— Помню, — кивнул я.

— И я помню, — с чувством сказал Юрий Владимирович. — И ценю. Поэтому… — он замешкался. — Миша, я не могу гарантировать, что Леонид Ильич не примет то самое «примитивное и неэффективное» решение. И Пельше, и Устинов наверняка поддержат его. Сделаем так. Оставайтесь здесь, холодильник в вашем полном распоряжении, — мимолетная улыбка мелькнула на лице Андропова. — Телефон в соседней комнате, он не прослушивается. Если я позвоню… Так, ладно. Не стоит трепать себе нервы заранее! Всё, я пошел. Ждите!

Председатель КГБ вышел и аккуратно прикрыл дверь за собой. Грюкнули дверцы лифта.

Я встал и, как кот, обошел всю квартиру. Шторы повсюду задернуты, полная приватность. Встреча с Андроповым стала той гирькой, что уравновесила качанье между вариантами судьбы. А теперь зыбкое спокойствие снова утратило баланс.

Верил ли я Юрию Владимировичу? И да, и нет. Года через два он наберет кое-какой политический вес, и с ним будут считаться, принимать, как соперника в борьбе за власть. Но не сейчас.