Пальцы сжимают нить. Ещё одно крошечное движение, и она разорвётся. Я уже чувствую, как трескаются отдельные волокна.
Сознание, охваченное бурей, проясняется. Я сделаю невозможное, чтобы остановить это мгновение. Пусть у меня нет бесконечности, но оставшегося кусочка души хватит на то, чтобы по своей воле оборвать одну жизнь. Но только ту, что лежит на поверхности: в руке проклятия, вытянувшего её из меня.
Если приглядеться, то в красном комке, который сжимает дух, видно то, что я до этого никогда не мог разглядеть. Мою нить судьбы. Само того не ведая, это отродье выпутало её из клубка, где раньше она всегда тянулась за мной, не позволяя себя нащупать.
Собираю все силы, оставшиеся у меня. Чувствую связь между поглощённой частью души и той, что осталась внутри.
— Быстрее, — произносит проклятие, видимо, ощутив напряжение в тёмно-алом шарике.
Хочу смеяться ему в лицо. Облегчение смывает хаос моих мыслей. Раньше я желал смерти, но сейчас она действительно единственный путь. От того счастья, что наполняет меня при мысли о том, что Сатору будет жить, я снова чувствую себя бессмертным.
Душа срастается воедино. Часть, опутанная проклятой техникой манипуляции, натягивается. Рвётся.
Смерть приходит не сразу. Эта вежливая дама позволяет для начала кускам моего «я» соединиться, одаривая последним тёплым веянием всемогущества. Годжо всё ещё смотрит в мои глаза, и я на миг забираю его бесконечность, чтобы успеть потянуть за собой нить Сукуны, которую теперь ясно чувствую в теле Итадори. Трачу на это то единственное мгновение, в которое мог бы поцеловать Сатору. Сказать ему, что люблю.
Но ты ведь и так знаешь это, да, любимейший из Годжо?
***
Проклятие, захватившее Сугуру, исчезает в лазурной вспышке, разрушившей половину смотровой площадки Токийской мэрии.
Сатору больше нечего терять.
Он видел, как сознание на миг вернулось в глаза Хоо, снова делая их тёмными и глубокими. Дальше только чувствовал: трещит нить — не та, что у Годжо в груди, а какая-то другая.
Хоо умирает на его руках. В этот раз окончательно, без надежды на чудесное спасение. Лопается тёмный шар в ладони Сугуру Гето. Закрываются глаза. Последний вдох.
— Нет-нет-нет, — твердит Сатору, перебирая это слово как чётки. — Ну же, обратная техника. Ты же можешь.
Вместо этого пропадает ещё один давящий поток проклятой силы — Хоо забирает с собой Сукуну. Вместо того, чтобы хотя бы попытаться исцелить себя.
Годжо не может ему этого простить. Ревёт и царапает пальцами светлую кожу у висков, за которой больше не слышно биения крови.
— Открывай глаза! Не смей умирать! Не оставляй меня одного!
Последние слова Сатору шепчет. От Хоо осталась только оболочка. Холодная и пустая. Слёзы, капающие с подбородка Годжо, текут по высоким скулам и теряются в пшеничном поле волос.
— Птичка, пожалуйста, не улетай от меня…
Сатору прислоняется лбом к остывающему лицу и теряет сознание.
========== Феникс ==========
— Директор Масамичи, поздравляю вас. Начальство и главы кланов очень довольны смертью Сукуны Рёмена.
Пожилой мужчина сидит перед котацу, на котором лёгким дымком исходит чашка с матово-зелёным напитком. Глаз старика не видно из-за густых бровей, чьи кончики свисают почти до подбородка. Жесты расслабленные и неспешные. Он говорит немного растягивая слова — будто дедушка хвалит своего внука.
Сидящий перед ним, напротив, заметно напряжён. Он теребит себя за короткую чёрную бороду, поставив локоть на сгиб колена под тканью, прикрывающей ноги.
— Жаль, что Годжо не пожелал присутствовать на торжественной церемонии, — голос старика меняется, в нём проскальзывают дребезжащие нотки злорадства. — Слышал, именно он внёс наиболее значимый вклад в победу… Что неудивительно.
— Гакуканджи, лучше тебе придержать язык. Зачем ты позвал меня сюда?
Масамичи смотрит в лицо старика долгим тяжёлым взглядом, который не могут спрятать тёмные очки. Ёшинобу отпивает напиток, с одобрением причмокивая губами.
— Мы все обеспокоены тем, не выйдет ли Годжо из-под контроля.
Директор школы в Токио сжимает руку, лежащую на столе, в кулак. Усмехается краем плотно сомкнутых губ.
— Он когда-то был под вашим контролем?
— Ты понимаешь, о чём я говорю, Яга. Нам не нужен ещё один маг, превратившийся в проклятие. Главы кланов хотят поговорить с ним…
Масамичи порывисто встаёт из-за стола. Ткань под котацу тяжело падает на пол, поднимая пыль, хорошо различимую в утреннем свете.
— Верхушка получила то, чего хотела. Рёмен мёртв, как и другие проклятия аномального ранга. Лучше бы никому из вас не приближаться к моей школе.
Яга тает в воздухе, оставляя на своём месте куклу-болванчика, бесконечно кивающую головой. Ёшинобу улыбается, делая ещё один глоток чая. Масамичи рассказал ему намного больше, чем думает. Скоро Сатору Годжо исчезнет с доски «игры генералов».
***
— Эй-эй, ребята, вам стоит активнее работать! Если не перестанете быть такими слабаками, то можете даже не рассчитывать на повышение ранга!
Сатору хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание тренирующихся учеников. На месте повязки — тёмные очки, по улыбке можно безошибочно пересчитать зубы. Но все замирают, опуская оружие.
Прошла всего неделя со дня смерти Хоо. Точно по договорённости, ровно через час после того, как Сильнейший и демон прибыли на крышу Токийской мэрии, школы Киото и Токио в полном составе последовали за ними. Барьер, созданный проклятиями, исчез, открывая глазам смертных разрушенную башню здания — позже в новостях это приписали террористической группировке. Никто из шаманов не ожидал увидеть то, что предстало перед ними.
Некоторые — директор Ёшинобу, Камо Наритоши и Тодо Аой — кинулись к телу Юджи, почувствовав изменение в его проклятой энергии. Другие — ученики школы в Токио и Нанами Кенто — застыли в паре метров от потерявшего сознание Сатору. Они пытались найти среди обломков Хоо, но на смотровой площадке остались только двое — Годжо и Итадори. Остальные прибывшие, не понимая, что происходит, пытались быстрее восстановить барьер и связаться с главами кланов, доложить им о произошедшем.
После прибытия в школу Сатору сразу доставили к Йери Сёко, чтобы она обратной техникой привела его в чувство. Рядом с ним остались Кенто и Нобара, обоих волновал один-единственный вопрос. Но когда Годжо открыл глаза, никто не решился его задать.
Позже Юджи рассказал то, что понял сам: Рёмен, воспользовавшись накопленной проклятой энергией, на время захватил контроль над телом, подстроил ловушку, ослабив Хоо с помощью «врат темницы», после чего некое проклятие в теле Гето Сугуру — директор и Кенто легко опознали по описанию юношеского друга Сатору — сделало из демона марионетку, приказав убить Годжо. На этом месте рассказ Итадори становился сбивчивым; большую часть битвы он провёл без сознания, поэтому помнил лишь отрывки. Но суть была ясна: Хоо убил себя и в последний момент уничтожил душу Сукуны, чтобы спасти Сатору.
Новость быстро разлетелась по школе, пока Годжо продолжал восстанавливаться при помощи обратной техники Сёко. Нанами несколько раз пытался поговорить с ней, но она молчала, закуривая сигареты одну за другой.
Нобара, Мегуми и Юджи возвращались на смотровую площадку мэрии, чтобы найти тело Хоо. Но оно исчезло. Осталась только грязь от обломков и неизвестного происхождения пепел — его быстро развеял ветер, но кое-где в уголках парапетов белело тонкое напыление.
Токийская школа погрузилась в траур. Никто не говорил о том, что будет, когда Годжо восстановится. Все молчали о смерти Хоо. Предчувствие чего-то страшного висело в воздухе, заглушая смех и громкие разговоры.
Сатору вернулся к ученикам спустя неделю. Завалил их заданиями, тренировками, шутками. Он выглядел как обычно легкомысленным и насмешливым, поддразнивая Юджи — теперь он ничем не примечательный и лучше бы ему доучиться в человеческой школе. Годжо разговаривал с Инумаки на языке «онигири», справлялся у Зенин о здоровье сестры и подкидывал в сумку Фушигуро таблетки от депрессии. В общем, вёл себя как обычно.
