Я отвлекаюсь на бесконечные разговоры Сатору. Становится легче. Сейчас его легкомысленная улыбка отличное средство от моих тяжёлых мыслей. Пусть это и не очень справедливо, ведь всё приключение я придумал, чтобы подбодрить его.

За очередным поворотом открывается зал. Сначала я невольно столбенею от красоты: из широкого разлома в своде льётся мягкий свет, который из-за воды внизу рассевается по сводам переливающейся чешуей. Мерно и гулко в озерцо льются струи водопада. Сатору, сделавший на пару шагов больше, охвачен сиянием, искрами замирающим на его плечах и голове. Брызги струй, разбивающихся о выступы крупных камней, долетают до моих губ.

Вода солёная.

Я падаю на колени, разбивая их о каменный пол. Желудок сокращается волнообразным спазмом. Перед глазами чернеет.

Боги, если вы есть, за что мне это?

Сатору молниеносно опускается рядом, хватает меня за плечо, пытается докричаться. Но я слышу лишь душераздирающий плач, вплетенный в шум водопада.

— Хоо! Что с тобой? Хоо! — кричит Годжо, пытаясь заглянуть в моё лицо.

Лучше не стоит. Оно чёрное от невозможной тоски.

Наконец Сатору понимает, в чём дело.

— Мне так жаль, Хоо…

Я сажусь, опуская бёдра на внутреннюю сторону голеней. Поднимаю глаза к тому месту, откуда вниз падают потоки воды. Мои волосы, собранные в хвост, достают до земли, от влаги на ней их концы тяжелеют. Я хватаюсь ладонями за виски, стараясь унять звучащий в голове вой.

Как? Как такое могло случиться?

У того места, где свод частично разрушен и пропускает свет солнца, на большом камне, откуда берёт своё начало водопад, сидит Кэзу. Длинные чёрные волосы собраны в прическу, которую она любила делать тысячелетие назад. На ней простенькое тёмное кимоно, тяжёлое от влаги. Вода льётся по её красивому лицу, струится с ладоней, опущенных на холодный известняк, течёт с босых ног. Всё её тело обливается слезами.

Сестрица Кэзу спит вечным сном, похожим на смерть. Но её душа — я вижу синюю нить с растрёпанными волокнами — продолжает плакать. Весь водопад, всё озеро, капельки на моём лице и руках Сатору — её слёзы.

— Ты в-видишь её? — одними губами спрашиваю у Годжо.

— Да.

Значит, это не злая шутка моего сознания. Вокруг нет ни людей, ни проклятий. Только водоёмы солёной воды.

— Ты можешь узнать, что здесь случилось?

Киваю. Это ведь не предсказание, а события прошлого.

— Уверен, что хочешь?

Сатору выглядит почти испуганным, но, в отличие от меня, он боится не правды, а того, что я попросту не выдержу этого бремени.

Да, за тысячелетие могло многое измениться. Но я так быстро влился в этот новый мир, впитал в себя кучу информации, освоил интернет и даже кофемашину, разобрался с современной речью и посмотрел культовые фильмы, что поверил, будто все важные вещи остались прежними. Но сейчас я не могу представить ничего важнее, чем место, где Сатору бы смог своими глазами увидеть, что проклятия — даже самые примитивные и озлобленные — могут жить по-другому. Это не должно было исчезнуть.

— Да, я… справлюсь, — заставляю себя улыбнуться.

— Хоо, ты не обязан этого делать.

Сатору обхватывает ладонями моё лицо и смотрит прямо в глаза.

— Я верю тебе и без доказательств. Да и нас это не касается. Захотим — сами создадим свой райский уголок, где проклятие счастливо живёт с магом. Всё будет хорошо, я не оставлю тебя, — произносит он, заглушая шум воды.

Подаюсь вперёд и благодарно трусь своим кончиком носа о его.

— Сатору, здесь что-то случилось. Мне нужно разобраться. Кэзу много сделала для меня, и я не прощу тех, кто так обошёлся с ней. Давай посмотрим вместе.

Годжо целует меня, нежно касаясь губами. Думаю, сестрица Кэзу была бы вне себя от радости, увидев это. Она всегда верила, что когда-нибудь я полностью пойму её и стану счастливым. О том, насколько неразрывно связаны две эти вещи, я узнал только сейчас.

Переношу нас с Сатору в «поглощение» и втягиваю туда обрывок нити Кэзу. Вокруг всё озаряется ярким дневным светом. Мы с Годжо стоим посреди деревни. Она такая, какой её запомнил я. Старичок на пороге дома греется на солнышке, а маленький проклятый дух лежит на его коленях, спокойный словно сытый кот. Дедушка опускает руку, и проклятие позволяет ему коснуться себя, обретая пусть невидимую, но осязаемую форму. Мурчит и подставляет под дряхлые ладони живот. Дух с двумя клыкастыми пастями кусает за пятки детишек, от чего они разбегаются по разным сторонам и беззаботно смеются.

У ворот стоит сестрица Кэзу, всматриваясь вдаль. Она такая же красавица — выбеленное лицо и сурово поджатые губы, раскосые глаза и острый подбородок. Но её поза напряжённая, а взгляд выискивает что-то на горизонте. Я тяну Сатору за руку, отрывая от разглядывания какого-то проклятия, барахтающегося в колодце. И мы вместе замечаем, что у ворот, прямо перед Кэзу, появляется Сукуна.

========== Затишье перед бурей ==========

Кэзу формально кланяется — ровно тридцать градусов наклона корпуса. Сукуна небрежно машет ей рукой, позволяя поднять голову. Но я замечаю, что она начинает движение за секунду до его жеста.

— Сукуна и с ней… дружил? — сам удивившись последнему слову, спрашивает Сатору.

— Нет, — отвечаю я, не отрывая взгляда от происходящего. — Но они знакомы.

Рёмен знал о существовании Кэзу и её деревни, но никогда не проявлял интереса. Он пренебрежительно закрывал глаза на это. В разговорах со мной всегда называл блажью и играми глупого духа. Никогда не слышал о том, чтобы он посещал поселение. С Кэзу они виделись только несколько раз в моём присутствии, и ничем хорошим эти встречи не заканчивались. Сестрица была слишком гордой, чтобы признать Сукуну своим Королём, а он беззастенчиво манипулировал её чувствами к беззащитным подопечным. В итоге я решил, что это не тот случай, когда противоположности не то что притягиваются — хотя бы могут мирно сосуществовать.

— Ах, Кэзу, Кэзу, до чего же у тебя здесь чудно! — произносит Рёмен, растягивая оскал: чёрные линии искривляются, обезображивая и без того пугающее лицо.

Он пришёл в своей человекоподобной форме. От демона у него только вторая пара глаз и метки, спускающиеся от лба к телу, скрытому тёмно-фиолетовым кимоно.

— Просто сказка.

— Рада, что ты оценил, Рёмен.

Мне хочется одёрнуть Кэзу, схватив за узкую ладонь — нельзя так разговаривать с Сукуной! Я же сотню раз говорил: он безумец!

— На колени, — произносит Король Проклятий, меняясь в лице. — Падай ниц.

Годжо крепко держит меня за руку. Кажется, сейчас он лучше, чем я, понимает, что всё происходящее — иллюзия, затерявшаяся в веках.

Кэзу исполняет приказ. Но перед этим изящным движением успевает подхватить подол своего кимоно, чтобы не испачкать его носками гэта. Она припадает к земле, выставив перед собой согнутые в локтях руки. Я слышу, как позади нас переговариваются женщины и всё ещё смеются дети.

— Такой покорной ты мне нравишься. Может, станцуешь для меня?

Рёмен хохочет, и линии снова ломаются, складываясь в морщинах на лбу и щеках.

— Точно хочешь смотреть дальше? — шепчет мне Сатору.

Он знает, чем всё закончится. Я, пожалуй, тоже. Но всё равно упрямо мотаю головой — мне нужно увидеть это своими глазами.

— Если ты того желаешь, — не поднимая головы, отвечает Кэзу.

Сукуна обходит её по кругу. Останавливается сзади, ставит ногу на спину, с силой вжимает тело женщины в землю. Я пропускаю вдох, когда подбородок Кэзу бьётся о пыльную дорогу. Её зубы сжаты так плотно, что не издают даже тихого стука. Раздаётся только глухой звук удара кости о твёрдую каменистую насыпь.

— И всё же в тебе ни капли почтения… А я ведь сам пришёл к тебе. Надеялся на радушный приём, — цокает языком Сукуна. — Мог бы прислать Ураюме. Или лучше — ах, как бы ты была рада — просто справиться о твоих делах у малыша Хоо.

Я всё-таки делаю непроизвольный рывок вперёд. Мне так хочется разбить эту чёртову стену толщиной в тысячу лет, чтобы сейчас оказаться перед Сукуной и посмотреть, как он заговорит тогда. Заставить его жрать дорожную пыль, вылизывая ноги Кэзу.