Это и правда звучит рискованно: сыграть на братских чувствах и понадеяться, что мелкий поганец не приведёт за собой хвост. Но Сатору знает Мегуми — если дело касается его сестры, парень становится настолько же безрассудным, насколько решительным. И если для кого-то побег Фушигуро-младшего выглядит как юношеский максимализм с верой в любовь посреди зверств калабрийского наркокартеля, то Годжо уверен: малой сделал это для того, чтобы отец не навредил Цумики. В своих традициях наследования сицилийская мафия застряла где-то между беспросветной тупостью и феодальной Европой. Дон передаёт полномочия старшему ребёнку, и приоритет редко отдаётся сыну, если первой родилась дочь. Тоджи, который всегда предпочитал не заморачиваться нравственными дилеммами, может запросто избавиться от Цумики, чтобы ничего не помешало Мегуми возглавить «Коза Ностру». Каким способом? На выбор: отвратительно-патриархальный — выдать замуж за мерзкого старика из другой мафиозной семьи; драматичный — утопить в пруду за домом; самый маловероятный — дать денег и отправить в Японию с условием, что девчонка никогда не появится в Италии. Глупо думать, что хоть какой-то из этих вариантов устраивает Мегуми. Вот пацан и решил поиграть в Ромео, сбежав к своей Джульетте и её безумному Тибальту.

Скрипит дверь ангара. Звук пробирает до костей — это какой-то ёбаный фильм ужасов про зомби-апокалипсис, где весь персонал военной базы вместо чужих мозгов отправился жрать булки и пить вино.

— Дядя Сатору!

Вскидывая глок, Годжо цепляет взглядом глушитель. Важная штука, если хочешь пострелять рядом с парой сотен американских солдат.

— Привет, малыш. Хочешь домой?

Мегуми изменился: подрос, возмужал и… Боже, какой же кошмар у него на голове. В мыслях возникает зефирно-розовая шевелюра Сукуны, которую цепкий глаз наёмника приметил посреди кровавой бани в поезде Барселона-Калелья. Калабрийцам нужно взашей гнать своего парикмахера.

— Что вы тут делаете? — закономерный вопрос. — Где Цумики? — дважды закономерный вопрос.

— Дома, как и твой старик, — отвечает Сатору, следя за тем, чтобы бугорок целика смотрел прямо в плечо Мегуми. — Залезай в грузовик и поехали. Тебя ждут к обеду.

Мегуми — угрюмая, пресная рожа, которая глядит на пистолет так же, как на конфету, предложенную в их первую встречу — стоит неподвижно.

— Не знаю, к чему это всё, но лучше вам сейчас же уйти, — Фушигуро оглядывается; нервно крутит головой, будто что-то может волновать больше, чем дуло пистолета, направленного в плечо.

Вдруг парень резко вдыхает через нос, дёргается, о чём-то вспомнив. Понижает голос и скороговоркой кидает Сатору:

— Справа от этого ангара мотоцикл, ключ в замке. Уезжайте!

— Годжо, девять минут, — в голосе Нанами напряжение.

— Ты не понял, мы уезжаем на этой тачке, — Сатору ведёт плечом в сторону скании r730. — Её тоже нужно вернуть.

— Вернуть? — Мегуми удивлённо сводит брови к переносице.

Сатору всё это чертовски не нравится. Сопляк стоит на месте, время течёт так же ощутимо, как если бы Годжо смотрел на тонкую струйку песка внутри часов. Нужно уезжать прямо сейчас. Немедленно. Или пора гадать, что Сукуна натянет на сидение стула: прекрасное лицо Сатору или его не менее красивый зад.

— Иди сюда, не то я прострелю тебе плечо и запихну в кабину сам.

— Семь минут, — сука, Такума, лучше бы отключил их всех, только мешают.

Мегуми неуверенно делает пару шагов в сторону Годжо и грузовика. Ещё один, и Сатору схватит его за предплечье, затащит внутрь машины и уедет отсюда к чёртовой матери. К отцу, чёртовому отцу этого патлатого тормоза.

— Дядя, пожалуйста, уезжайте, — сквозь стиснутые зубы Мегуми вырывается отчаянное шипение. — У меня всё под контролем. Я сам свяжусь с доном, я…

Сатору не выдерживает и подаётся вперёд, чтобы обхватить пацана за шею, к которой крепится — очевидно, для украшения — тупая башка. Ладонь ложится на затылок, сминая торчащие жёсткие волосы.

Выстрел.

Без глушителя: в металлическом ангаре звук громкий, как звон вил, которыми черти заталкивают грешников обратно в их котлы. Сатору плюшевой игрушкой опрокидывает Мегуми на пол.

Ещё один.

Слои кевлара в лёгком бронежилете выдерживают, но Сатору всё равно чувствует, как трещат его рёбра. Блять, Кенто был прав, когда совал ему в руки тот жилет, где одна на другую накладываются защитные пластины.

— Годжо?

— Живой.

В воротах ангара стоит человек — пацан или девка, у Сатору нет времени выяснять. Главное: в руках пистолет без глушителя. Он направлен прямо в грудь Годжо и сейчас выдаст ещё одну пулю. Теперь у нежданного гостя есть время прицелиться — в голову, в чёрные линзы очков, в ногу, чтобы точно не убежал.

Сатору стреляет на опережение. Вырвавшаяся с тихим пшиком пуля застревает в тех самых слоях кевлара, которые надевают все нормальные люди, когда дело пахнет жареным. Следующий выстрел мажет по ключице и задевает незащищённую плоть. Раненый хватается за плечо, но продолжает целится. У Годжо уже не остаётся времени на выстрел в голову. Он срывается с места. Жалобно взвизгивает простреленный в сантиметре от его бедра бампер скании.

— Хватит! — это кричит Фушигуро, выскакивая наперерез стреляющей суке.

— Мегуми, откуда здесь этот мусор?

У Годжо тот же вопрос. Что это за работник месяца, решивший бдеть в сиесту ради проверки стоящего в отдалении ангара — ведь, судя по удивлённому тону Мегуми, это не он привёл хвост.

Сатору хочет запрыгнуть в кабину и раздавить колёсами наглеца — небось мама в детстве говорила ему, что нельзя пропускать обед.

Пуля бьёт прямо в ручку двери. Сатору запоздало одёргивает пальцы. Окровавленные.

— Годжо! — Мей, Нанами, Ино или все вместе; да пошли они на хер. — Четыре минуты, — дважды пошли они на хер.

Глухой звук — это Мегуми снова опрокидывают на пол. Сатору нужно бежать. Забираться в машину и заводить её поздно. Он, прижимая раненую руку к груди, скользит вдоль стен фургонов. Хочет обогнуть грузовик и выскочить через дверь ангара до того, как сучёныш успеет остановить его выстрелом в спину.

— Не смей от меня убегать, — шипит тот. Годжо почему-то думает: какого же он всё-таки пола? Причёска-горшок, длинная чёлка — ещё одно извращение калабрийского парикмахера. Мешковатая одежда. И абсолютное отсутствие сомнений. Пожалуй, просто выблядок. Выблядок, который палит в спину. На звуки сюда вот-вот сбегутся военные. Тогда со своими ставками обосрутся все члены элитного отряда «Колледжа»: Сатору не убьёт никого, его нафаршируют пулями, как индейку на Рождество, раньше, чем он успеет поднять руку.

Сатору сворачивает за последнюю сцепку грузовика. У ангара есть выход и с этой стороны, но первоначальный план лучше — обойти машину и кинуться к мотоциклу, о котором обмолвился Мегуми. Выблядок отстаёт на пару шагов. Сейчас рвануть дверь фургона, создавая ей препятствие между собой и чужим пистолетом, перейти на бег и — всё — шкура спасена.

Но Сатору, потянув приоткрытую створку, замирает как вкопанный. Как те придурки, над которыми он смеётся в кино — на них по рельсам несётся поезд, а они стоят и тупо смотрят ему промеж фар.

Фургон грузовика скании r730 — чёрной, с тремя сцепками, той, что в гараже на базе Сигонелла — открыт. Внутри лежат мешки. Прозрачные, поэтому отлично видно, что внутри. Доллары.

Такие галлюцинации в стиле Мей: смотреть на то, что можно продать, и заранее видеть купюры. Но Сатору, если только шальная пуля не отскочила ему в голову, не может так ошибаться. Внутри фургона совершенно точно нет никаких пулемётов, патронов, машин и частей вертолёта.

— Годжо, если сейчас же не уедешь, ты — мертвец.

— Вот ты где, мусор.

— Бегите!

А Сатору стоит и смотрит в тёмную пасть фургона. Живот разбирает спазмом зарождающийся смех. Здесь нет никаких пушек.

Выблядок показывается из-за угла. Стреляет.

Больно до чёртиков. Мышцы плеча пропускают пулю. А мозг всё никак не хочет принимать картинку — тугие свёртки денег в фургоне грузовика.