Годжо нужно бежать. Он потерял всякое преимущество, он заяц, на которого натравили гончих, он грёбаный клоун, ему в лицо летят помидоры.

Рукав куртки мокрый от крови. Рана чуть выше локтя, по ощущениям ничего важного не задето. Перед глазами всё равно темнеет. Бежать. Следующий выстрел — последний.

— Ураюме, его нельзя не убивать.

Голос незнакомый, но Сатору не смотрит, потому что вместо него это делает тот выблядок — Ураюме.

Годжо бежит.

Позади остаётся чужой разговор на повышенных тонах, Мегуми, лежащий на полу, скания r730 без русско-китайских пушек.

Впереди — мотоцикл с ключом в замке и шанс уйти с Сигонеллы живым.

========== Глава 3, где появляется красавица ==========

— Могу йодом помазать, — говорит Сёко, рассматривая плечо Сатору. — Можешь сам помазать, — пододвигает бутылёк и марлевые спонжи. — Можешь не мазать вообще, — выдыхает кольцо сигаретного дыма прямо в рану.

Благодаря Иери Годжо знает, что первый выстрел выблядка ушиб указательный и средний пальцы, а второй прошил мягкие ткани плеча. Сатору легко отделался. Это до сих пор так только потому, что Нанами стоит за дверью и не впускает в комнату дона Фушигуро. Тот матерится по-японски, потом по-итальянски и заправляет всё вездесущим английским «блять». Он стреляет и, судя по звукам, пытается выбить дверь ногой. Ну или лбом. Удары ритмичные и глухие. Годжо готов присоединиться к Тоджи — может, если с десяток раз приложиться башкой, в ней всё встанет на места. И лучше бы это случилось до того, как дон её отстрелит.

— Ну я пошла, — закончив накладывать повязку, вздыхает Сёко и поднимается с кровати.

Чтобы выйти, нужно открыть дверь, а за ней…

«Годжо, сучий потрох, впусти меня, или ты труп!».

Сатору живет на свете три с половиной десятка лет, поэтому знает, как коварно ведёт себя союз «или» в устах мафиози, бандитов и копов. «Опусти оружие, или я выстрелю», — значит, в тебе сделают пару дыр ровно после того, как ты направишь дуло пистолета в пол. «Сдавайтесь, или мы будем стрелять», «отдай бабки, или я стреляю», «или ты уходишь, или я стреляю» — неважно, о чём речь сначала, в конце всегда стреляют. А если и есть какой-то хитрый способ избежать побоища после этих слов, то Сатору он неизвестен.

Поэтому он хватает Сёко за рукав халата и говорит, что у него кружится голова. «Полежи», — советует Иери. «Встань и открой дверь, мудила», — настаивает Фушигуро.

— Не хочешь выйти через окно? — нарочито беззаботно спрашивает Годжо, пока Иери по одному разжимает его пальцы. — Тут всего-то второй этаж.

Сёко качает головой:

— Тебе всё равно придётся с ним поговорить, — она идёт к двери и открывает её с решительностью, свойственной хирургам; а может, она соскучилась по практике и предвкушает то, из каких мелких лоскутов ей придётся собирать Сатору.

— Тогда не уходи далеко… — Годжо едва успевает договорить, как на него рушится потолок. По ощущениям. На деле это всего лишь кулак Фушигуро. От следующего удара Сатору уходит, вскочив с противоположного края кровати. Дон, очевидно, бьёт лежачих, если дело касается русско-китайских пушек, поэтому смысла валяться нет.

— Что за херня, Годжо?

Разлетается на осколки разбитое пулей окно за спиной Сатору. Он чувствует себя героем итальянской драмы, по сюжету которой ревнивый муж застаёт свою жену в объятиях любовника.

— Старина, подожди, я объясню! — вживается в роль Сатору, даже подхватывает с постели покрывало, прикрывая грудь.

Фушигуро не чувствует подвоха и продолжает выть:

— Что ты мне, блять, объяснишь? Где пушки?

Выстрел снимает краску с оконной рамы. Годжо ойкает, как и подобает неверной итальянской синьоре. Не подставляться под пули разъярённого дона оказывается легче, чем Сатору предполагал, поэтому хорошее настроение возвращается. Он хочет подразнить Тоджи ещё немного: ну а вдруг подскочивший адреналин поможет думать лучше?

— Тоджи, не будь таким! Дай мне всё объяснить! — драматично заламывает руки Годжо.

Фушигуро разбивает вазу, ломает картинную раму, оставляет пару дыр в стене. Сатору подпрыгивает, пригибается, меняет траекторию движения и с каждым новым промахом дона чувствует себя лучше и лучше. Каждая пуля, пролетающая мимо, подтверждает: случившееся на Сигонелле — случайность. Или вообще кошмарный сон. Тот выблядок, появившийся непонятно откуда и дважды попавший в Сатору. Тот грузовик…

— Годжо, — юлу, в которую он успел превратиться, останавливает усталый голос Нанами.

Фушигуро плевать хотел на интонации Кенто, но, к счастью, именно сейчас кончаются патроны в его кольте.

— Нам действительно нужно обсудить то, что произошло на Сигонелле.

Тоджи нажимает на защёлку магазина. Тянется к сменному.

Ну же, Кенто, убедительнее.

— Там нет тех пушек, которые у вас украли, дон Фушигуро.

Новый магазин падает на пол рядом с пустым. Тоджи поднимает взгляд на Нанами, застывшего в дверном проёме.

— Хочешь, чтобы я в это поверил?

Ой-ой, как всё запущенно. Дон, который злится из-за того, что его обвели вокруг пальца конкуренты, это плохо. Но дон, считающий, что за нос его водят сами наёмники из «Колледжа», — сущая катастрофа.

Выбравшись с Сигонеллы — про себя Сатору называет это чудесным спасением, потому что без божественной помощи невозможно невредимым проскочить на мотоцикле через пропускной пункт военной базы — Годжо успел поговорить с Мей и Кенто, пока они вместе ехали к дому Фушигуро. Суть диалога была максимально простой: у Сукуны есть грузовик скания r730 в ангаре, но внутри него нет ни одного патрона. Только деньги.

— Вам не нужно верить нам, дон Фушигуро, — отвечает Нанами, и Годжо становится спокойнее на душе; раз Кенто так говорит, то всё под контролем. — Вы можете сами посмотреть. В бронежилете стояла камера, которая записывала всё происходящее. Ино сейчас принесёт ноутбук.

Такума выглядывает из дверного проема и, убедившись, что никто не стреляет, заносит в комнату компьютер. Там на паузе стоит видео: ровно та секунда, когда в ангар входит выблядок с белым горшком на голове.

— Мы можем перемотать немного вперёд? — Годжо тянется к стрелкам на клавиатуре, но Кенто бьёт его по пальцам; они отзываются тупой болью. — Там же ничего интересного…

Но всем, кроме Сатору, интересно смотреть на то, как он зайцем петляет, убегая от выстрелов. Камера на жилете трясётся, размывая картинку и выдавая лихое сердцебиение Годжо.

— Я не бежал, я выигрывал время, — на всякий случай поясняет Сатору. Кенто тихо цыкает.

— Маленький ублюдок, — на лице Фушигуро мало радости от вида живого и здорового сына. Волнения, в момент когда Мегуми кидается наперерез выблядку, ещё меньше.

Кульминация: Годжо хватается за приоткрытую створку дверей фургона.

— Вот! Видите! Деньги! — радуется Сатору, пальцем закрывая всю картинку.

— Где? — в дверях показывается Мей.

Тоджи подхватывает ноутбук и подносит его к лицу, как дед без очков. Сатору тоже лезет к экрану, пытаясь поточнее указать Фушигуро на контуры полиэтиленовых пакетов внутри фургона.

— Кенто, это деньги?

— Деньги, — отвечает Нанами, и все в комнате выдыхают. У дона могут быть пьяные галлюцинации, Сатору всё ещё волнуется, не повредил ли свою светлую голову, Мей всегда и везде чудятся доллары, Такума никогда ни в чём не уверен. Но если Кенто сказал, что на видео мешки с банкнотами, а не пушки, то сомнений быть не может.

— Сукуна успел всё продать?

— Исключено, нельзя так быстро продать шестьдесят тонн оружия с иностранной маркировкой, находясь на американской базе.

— Перенёс их в другое место?

— Годжо, — Кенто вроде как поправляет очки, но на деле просто хватается за голову, — он ничего не может сделать с оружием, пока находится внутри Сигонеллы и ждёт тех, с кем должен обсудить дела.

— Почему это? — вопрос задаёт Мей, решившая задержаться в комнате. В её картине мира не существует условий, которые способны помешать продаже чего-либо.