Ключ входит в замок легко. И ещё до того, как дверь открывается, Годжо слышит за ней шум и возню. Он торопится, пытается быстрее провернуть блядский кусок металла в замке. Ручку нервно дёргают с другой стороны. Опять волной тошноты накатывают видения: Сатору кажется, что за дверью он увидит покрытые ледяной корочкой глаза. От крови ладони скользкие, гладкая поверхность ручки никак не поддаётся.

— Отойдите, — не выдерживает Годжо и вышибает дверь пинком.

Проходит секунда прежде, чем он понимает, что крепко зажмурился. Ещё одна нужна, чтобы отважиться открыть глаза.

— Чего замер, мерзавец? — голос Утахиме.

— Уходим, — бас Тодо.

Сатору дышит часто и глубоко — от переизбытка кислорода кружится голова и плывёт перед глазами. Но наёмник видит, что все живы. Ближе всех к двери стоит Мей. Длинные волосы вместо косы собраны в небрежный пучок на затылке, лицо красное из-за свежих гематом. Дальше Тодо и тот азиат из «Самураев», они придерживают с двух сторон Кенто. Он в сознании — мысль об этом теплом расходится по телу Сатору. Рядом Утахиме — упирается плечом в стену, но стоит. Иори держит за руку ещё одну свою коллегу, уговаривая встать с узкой койки. Та сидит расставив ноги, а изо рта на пол тонкой струйкой льётся кровь.

— Идти сможете? — спрашивает Годжо, ему не терпится вернуться во двор, к Гето. Настолько, что он готов кинуть друзей в этой ужасной комнате, насквозь пропахшей кровью и затхлым потом, чтобы успеть кинуться под уезжающий мотоцикл.

— Вон из прохода, — шипит Мей и, плотно обхватив руками рёбра с правой стороны, выходит. — Иори, как Май?

— Я в норме, — глухо отвечает девушка из «Самураев» и встаёт с кровати.

— Сукуна уехал, в особняке чисто. Выходите во двор, дон Фушигуро отправит сюда машину, — говорит Сатору.

— Можешь же когда хочешь… — Годжо сначала не понимает, чей это голос, настолько он скрипучий и тихий. — Можешь быть собранным.

Сатору уже в дверях оглядывается на Нанами. Он поднимает голову и смотрит прямо на своего напарника. На месте одного глаза — бесформенное месиво, кровь чёрными корками засохла на костях.

— Вот блять, — стонет Годжо, бьёт кулаком по грёбаной мраморной стене. Из раны на ладони выдавливается сгусток крови, размазывается по пальцам. — Во двор и в больницу. Все. Срочно.

По пути к дверям Сатору ищет номер Сёко. Отправляет сообщение: «Приготовься».

Последняя сцепка отъезжающей скании виднеется вдалеке, у ворот. Неудивительно, что это происходит так медленно — для управления огромной машиной нужна привычка. Сатору смотрит на заблокированный экран телефона. Одиннадцать сорок пять.

— Сугуру! — окликает Годжо, всматриваясь в повороты на дороге к воротам, откуда может вырулить машина.

Но что-то не так.

Соображать тяжело, потому что видения болгарской виллы всё ещё мерцают перед глазами. Превращают ровную зелень ограды в большие кадки с пальмами. Мрамор — в дерево. Плитку — в песок и гравий. Гудит голова, в носу запах крови смешался с морским бризом. Сатору сходит с ума.

Первое, что он понимает: во дворе нет Махито. Взгляд Годжо выискивает всё серое: чаша фонтана, каменные фигуры у ограды, ступени лестницы. Только так — по цветам — Сатору сейчас способен различать людей и предметы.

Второе осознание: мотоцикл на месте. Две машины — седан и джип — тоже.

Они стоят там же, где были. Шлем лежит на сидении байка, ключ зажигания торчит в замке.

Мысль о том, что произошло, прибивает Сатору к земле ударом молнии.

— Блять, — выдыхает он, оглядывается в сторону ворот и повторяет: — Блять.

Достаёт мобильный и сверяется со временем — блять, блять, блять.

Из дверей дома показывается Мей. Она помогает Утахиме тащить девчонку из «Самураев».

— Возьмите машины, уезжайте, — Годжо говорит это женщинам, пока сбрасывает вниз шлем, чтобы сесть на мотоцикл.

— У нас нет ключей!

Годжо разворачивается и кидает свой телефон через весь двор. Мей вскрикивает, неловко шатается, но всё-таки успевает подставить руку и поймать мобильный.

— Тогда вызови, блять, такси, — кричит Сатору. Голос от бессильного гнева срывается, почти пропадает на последних словах.

— Ты ёбнулся? — орёт в ответ Утахиме. — Это дом наркобарона!

Годжо из-за давления крови в ушах с трудом разбирает слова. Трясущимися руками, размазывая кровь по приборной панели, он пытается завести байк. Повернуть ключ в замке, нажать на кнопку… Скользкий от красной жижи палец не попадает.

— Все уехали отсюда вместе с Сукуной, — всё-таки заставляет себя ответить Годжо. — Позвоните дону, пусть пошлёт сюда людей. Чёрт, да я и сам вернусь через пятнадцать минут…

Наконец-то мотоцикл заводится. Сатору не знает, слышали Утахиме с Мей то, что он говорил или нет. Может, он молчал вовсе и всего лишь крутил в голове эти мысли. Он с трудом отделяет реальность от вымысла. Знает только — запомнил за короткий миг просветления — что кровь на ладони настоящая и боль, связанная с раной, тоже. А ещё Сугуру сейчас едет с Сукуной в одной машине. В той самой машине.

Байк ревёт, визжат колёса. Наёмнику нужно сразу сто километров в час — с места, без разгона. И мотоцикл слушается.

***

В кабине скании за сидениями есть широкая откидная койка с мягким матрасом. На ней, закинув ногу на ногу, полулежит Сукуна, скучающе вращая в руке пистолет. Махито за рулём. Джого и Ханами в первом фургоне — где ящики с оружием.

Гето прислоняется лбом к стеклу и смотрит вниз. Кабина высокая, разметка трассы мелькает до тошноты быстро. Если открыть дверь сейчас, сгруппироваться…

Рука Махито ложится на бедро.

— Лягушонок, решишь сбежать — пришибу, — ублюдок говорит почти неслышно и смотрит на дорогу перед собой. — Так дрожишь…

Сугуру не дрожит — его колотит жуткой судорогой, от которой раскалённые иглы входят в пальцы, мороз взбирается по позвоночнику и зубы сбивают друг с друга эмаль. Гето заклинает себя думать, но мысли собираются в мерзкие комочки, будто кто-то кинул муку в холодную воду. Они плавают безжизненными шариками, и когда Сугуру пытается зацепить какую-то — она слизью растекается по пальцам. Остаётся только не давать себе терять сознание.

— Будешь хорошо себя вести, — это добавляет Сукуна. Он садится на лежанке за креслами так, что его колени оказываются между Сугуру и Махито. Дулом пистолета проводит от уха Гето к ключице, — не сдохнешь.

На секунду замолкает, чтобы затянуться сигарой, и продолжает, со словами выпуская ароматный дым:

— Или сдохнешь быстро.

Нервный смешок вырывается сам. Бандиты принимают это за внушённый ими страх и довольно улыбаются — оскал Сукуны Гето видит в отражении на блестящем стекле счётчика, а гримасу Махито ловит краем глаза.

Увидев эти мерзкие рожи — самодовольные, сальные и кривые от выдолбленных за жизнь наркотиков — Сугуру принимает окончательное решение: сидеть и не рыпаться.

Он не станет рыдать и просить остановить машину. Не скажет, что под всеми сцепками и кабиной, в каждом фургоне, даже здесь, под этой злоебучей раскладной койкой — килограммы тротила. Не скажет, что Юй и Ино потратили на настройку этого механизма минут пять, посмеявшись, что занимались таким ещё в детском саду. Бомба простая как дважды два. Ровно в двенадцать часов дня — взрыв.

Это план, который придумал Сатору Годжо, когда узнал, что в логистическом центре компании «N&M» есть ещё куча ненужных сканий r730, которые принадлежат подопечным Гето. Для успеха достаточно двух факторов: «Сукуна спешит вернуться на Сигонеллу до приезда туда американского агента» и «Сукуна доподлинно не знает о содержимом настоящего грузовика с оружием». Всё удалось. Двуликий расслаблено сидит сзади и не обращает внимания ни на что, кроме пистолета, который раскручивает на пальце. Наверняка репетирует речь для агента.

Все экраны на приборной панели грузовика засвечены и бликуют. С пассажирского сидения их почти не видно. Но Гето крутит головой и щурит глаза — от цифр там зависит его жизнь. Ладонь Махито до сих пор лежит на бедре, а значит незаметно достать телефон не выйдет.