— Не переживай, едем не больше шестидесяти, — посмеивается Махито, решив, что Гето интересует скорость. — Теперь я буду обращаться с тобой бережно.

Он сжимает свои цепкие пальцы с острыми ногтями. И — как всегда и делал — продолжает до тех пор, пока Сугуру не вскрикивает от боли. Рука сдавливает и сплющивает кожу, несмотря на то, что она уже собралась в плотную ноющую складку. Гето пытается сопротивляться, но садиста это только веселит — он выкручивает зажатую кожу так, словно собирается порвать её вместе с тканью брюк.

— Махито, — от одного слова Сукуны больной ублюдок убирает руку.

Наркобарон наклоняется чуть вперёд и кладёт локоть на подголовник сидения Сугуру. Тяжестью на грудь ложится пистолет.

— Ты расскажешь этой девке из Америки, что это за машина и почему она так важна для их политики, понял? — на ухо шепчет Двуликий. Но Гето не до его угроз: из-за тени, которую торс Сукуны отбрасывает на приборную панель, Сугуру наконец видит время на дисплее. Одиннадцать пятьдесят три.

Злость набатом гудит в теле. Последние семь минут жизни Гето проведёт в компании вонючих отбросов, с которыми вынужденно водился всю жизнь. Будет кривится от горячего дыхания Сукуны, который думает, что охуеть какой опасный. Сугуру готов рассмеяться: опасность — это десять килограмм тротила под тачкой, всё остальное — мелочи. Эти скользкие ручонки Махито — их Гето боялся и от них сбежал, эта самоуверенность наркобарона, которая держится только на количестве пуль в магазине его пушки, — всё это смешно.

И Сугуру открывает рот — впервые не для того, чтобы вылизать чей-то зад за деньги и информацию, а чтобы высказать как на духу всё, что думает. Послать на хуй Сукуну и отправить Махито следом. Первому сказать, что Сатору Годжо гораздо круче стреляет, второму — что Сатору Годжо куда лучше трахается. А после этой истерики сгореть в адском пламени. Гето находит под плащом и сжимает нож. До взрыва он успеет воткнуть его в глотку Махито.

От дрожи голос не слушается, приходится собираться с силами, прочищая связки. За шесть минут до смерти тело трусит так, что локоть бьётся о дверь грузовика с неправдоподобно громким звоном. Будто она вовсе не обита мягкой кожей, будто это стучат снаружи.

— Вы выйдете в Лентини, дальше я поведу сам, — Сукуна раздаёт Махито приказы, поэтому оба не слышат странного звука.

А он — звук — точно есть. Или у Сугуру галлюцинации за пять минут до смерти.

Незаметно, пользуясь тем, что Сукуна и Махито заняты друг другом, Гето поворачивается и смотрит в окно.

В голове словосочетание «ёбаный пиздец» проносится сразу на всех известных языках.

За сканией, почти касаясь мускулистым бедром колеса, на байке Махито едет Сатору Годжо. Он похож на безумного демона из-за горящих голубым огнём глаз и белых волос, которые терзает ветер. Его светлый лонгслив в крови, его лицо в крови, кровь течёт по ручке мотоцикла, каплями срывается с неё и распыляется на брызги в воздухе. Но несмотря на обилие алого, самое красное — воспалившиеся белки глаз, в которых лопнули абсолютно все сосуды. Сатору в лихорадке, в смертельной агонии. Не отводит пугающего взгляда от Гето. Совершенно не смотрит на дорогу. Отнимает ладонь от ручки — байк виляет, подпрыгивает, но одно яростное движение возвращает его на место — палец указывает вниз. Сугуру по губам читает: «Прыгай!».

На часах одиннадцать пятьдесят шесть. У Гето есть четыре минуты, чтобы заставить идиота развернуться и уехать как можно дальше от заминированного грузовика. Или чтобы открыть дверь и прыгнуть.

Годжо сошёл с ума окончательно — он сближается со сканией вплотную, привстает на мотоцикле, тянется к двери. Сугуру не может оторвать взгляда от скользких красных пальцев, которые царапают чёрную эмаль в десятке сантиметров от ручки.

Три минуты. Открыть дверь. Прыгнуть. А между этими действиями — мгновенная реакция Сукуны, который точно будет стрелять, и цепкая рука Махито — она всё ещё рядом с бедром. И Гето проще умереть, чем рискнуть и попытаться вырваться из клетки. Но как бы он ни мотал головой, как бы ни складывал брови — Сатору не разворачивается. Байк накреняется в сторону грузовика, наёмник сильнее вытягивает руку, чтобы открыть проклятую дверь.

«Не смей меня не поймать», — Гето уверен, что его мысль эхом звучит и в безумной белой башке.

Сугуру дёргает дверь. Разогретый воздух бьёт в лицо, сдувает волосы назад.

Прыгать надо в первую же секунду.

Надо было в первую же секунду.

Гето замешкался, струсил из-за мельтешащей внизу разметки.

Он всем телом подаётся вперёд. Но слишком медленно. Корни волос натягиваются, по коже головы разрядом расходится боль, на глазах выступают слёзы. Гето не поворачивается, не слышит голоса из-за шума, но знает, что Махито схватил его.

— Сугуру! — это воет Годжо. Гето нравится, когда он зовёт его по имени.

Рука сжимает нож. Махито тянет волосы назад. Есть только одна попытка. И Гето наклоняется вперёд так, чтобы пряди натянулись в струны. Наугад заводит руку с ножом назад и режет одним движением — через рёв колёс, шум мотоцикла и свист ветра слышит, как рвутся тонкие волосы под острым лезвием. Достаётся и ладони Махито. Он взвизгивает, разжимает пальцы. Следом выстрел — его Гето тоже предчувствовал. У Сукуны отменная реакция. Натяжение у корней волос исчезает вместе с болью, зато она ядовитым цветком распускается в плече. Теперь траекторию прыжка невозможно рассчитать. Но Гето смотрит вниз — в голубые глаза, которые сияют, как целых два блядских маяка, и верит, что его поймают.

Сугуру из последних сил отталкивается рукой от края кресла и переваливается вниз. В глазах темнеет.

Эпилог

— Старик, не подглядывай!

Годжо бодро прыгает на костылях. Без труда обгоняет дона Фушигуро и поправляет чёрную повязку на его глазах. Тоджи нервничает, тут же тянет её обратно вверх. Но Сатору не сдаётся. Кенто и Сугуру ждут в конце аркады, на заднем дворе. Гето то ли придерживает инвалидную коляску, в которой сидит Нанами, то ли сам опирается на неё.

— Давай-давай, вперёд! — торопит старика Фушигуро Годжо. Он же, проходя мимо Сугуру, посылает ему воздушный поцелуй. Крысенышу так хорошо с каре, что у Сатору никогда не получается сдержать чувств.

— Я знаю, что там будет грузовик с оружием и мой сын, — огрызается Тоджи. Наёмник тянет за повязку. Ткань падает с лица дона.

— А ещё его парень! — радостно восклицает Годжо и хлопает в ладоши, придерживая костыли локтями. — Знакомься, это Юджи. Он теперь будет жить с вами.

Итадори стоит рядом с Мегуми у фонтана. Сзади — огромная чёрная скания. Та самая, r730. Её несколько часов назад привезли сюда Нанако и Мимико. Годжо так и не понял, чем девушки были недовольны больше: тем, что пришлось далеко ехать на огромной машине с оружием или тем, что их любимый Гето лишился длинных волос. Но владелицы «N&M» змеями шипели на Сатору и настойчиво предлагали позаботиться о билетах домой заранее.

Юджи переминается с ноги на ногу. Машет дону Фушигуро, но тут же неуверенно сжимает ладонь. Мальчишка совершенно неиспорченный — видно, что до обморока трусит перед отцом возлюбленного.

— А-а… — тянет Тоджи и честно пытается улыбнуться в ответ пареньку. Выходит оскал разбуженного медведя.

— Привет… Папа, — отвечает той же гримасой Мегуми.

— Невероятно трогательно, — всхлипывает Сатору и скачет к кабине скании. Юджи, который стоит рядом, пытается придержать наёмника за локоть, но тот решительно убирает его руку. — Из-за того, что «Самураев» покалечил Сукуна, им дали отсрочку. Их куратор приедет сюда только через пару дней. Постарайся не просрать грузовик за это время, старина…

— Слушай, ты… — сжимает кулаки Тоджи. Итадори хохотом разряжает обстановку. Улыбается даже Кенто, откидываясь на спинку своей коляски.

— Идёмте, — перерывает веселье Мегуми. — Цумики ждёт к ужину.

— Мы с Сугуру задержимся, идите без нас, — кивает Годжо и машет рукой в сторону дверей в дом. Оборачивается к Юджи и с улыбкой просит: — Парень, помоги Кенто с коляской.