Сукуна движется так, что наёмник не успевает уследить. Дело не в скорости, а в неожиданности. Ни один мускул на лице наркобарона не дрожит, когда он молниеносно достаёт из-за пазухи пистолет. Он не меняется в лице, когда жмёт пальцем на спусковой крючок. Не задерживает дыхание, пока пуля летит к ногам Сатору. Годжо чудом успевает сделать шаг назад и спасти свою стопу. Иначе свинец бы прошёл сквозь ботинок, пробил кожу и мышцы, чтобы застрять в кости. От этого не по себе, и Сатору другими глазами смотрит на титанически спокойного Двуликого.

— Думай, с кем говоришь, — цедит тот по слогам.

Открывается ближайший к кабине фургон. Годжо слышит, как Махито заталкивает туда Гето и заставляет открыть одну из коробок.

— Всё на месте, — после сигнала кричит Джого.

— Сугуру Гето говорит, что всё на месте, — мерзким голосом добавляет Махито и хохочет.

Годжо не спускает глаз с Сукуны. Ненавидит себя за то, как дёргается, когда рука Двуликого снова тянется туда, откуда он до этого достал пушку. Но в этот раз у наркобарона ключ. Он кидает его под ноги Годжо. Очень близко к той дыре в плитке, которую оставила пуля.

— Я спешу, — татуировки на щеках Двуликого ломаются кривыми линиями от звериной ухмылки. Всё его лицо — до этого равнодушное и неподвижное — плывёт, оправдывая прозвище. Сатору мутит от гримасы. Безумная, кровожадная, уродливая рожа смотрит на него и кивком указывает на ключ. — Ищи своих друзей сам.

— Я бы поторопился, — голос Махито перебивает звук закрывающейся двери фургона. — Говорят, блондинчик уже минут сорок без сознания.

У Сатору темнеет перед глазами. Размываются фигуры Джого, Ханами и Махито с Гето, свернувших обратно ко входу. Теряет чёткость силуэт Сукуны — он демонически хохочет, схватившись за живот, и из-за алого шёлка рубашки Сатору кажется, что его руки по локоть в крови.

Нужно наклониться и поднять ключ.

Годжо сделает это, и Двуликий прыгнет за руль скании, чтобы уехать на Сигонеллу. Уедет и Махито со своими людьми, заберёт Гето — испуганного, бледного, с чёрными кругами под глазами. Но ненадолго, потому что уже сегодня Годжо вернёт Сугуру и прострелит серую башку. Сначала спасёт Кенто и остальных наёмников, потом красавицу. И чем упорнее Сатору оттягивает момент, когда придётся наклониться за ключом, тем дольше Гето будет рядом с Махито.

Но Сатору отвратительно страшно. Сукуна стоит перед ним, не скрывая пистолета в руке. А чтобы поднять ключ, наёмник должен нагнуться, опустить глаза к земле и протянуть руку.

Ему вышибут мозги.

Годжо видит это в алых глазах Двуликого, слышит в хриплых, как у гиены, выдохах Махито, нетерпеливом стуке толстых пальцев Джого по рукояти автомата.

Он — Сатору Годжо — сдохнет как пёс, бесславно и глупо, если потянется за ключом.

— Передумал? — качнув головой вбок, с улыбкой спрашивает Двуликий. В его глазах — почти сочувствие, в сложённых на груди руках — пистолет.

— А ты забавный, — отвечает Годжо. И наклоняется.

От движения темнеет перед глазами. Кровь, которую сердце за долю секунды разогнало во внутривенный шторм, бьёт по глазам и ушам. Годжо ослеплён и оглушён. Только металлический блеск ключа — ответ на вопрос, жив ли он ещё. Грёбаный кусок железки не даётся в мокрую ладонь. Выскальзывает, прыгает по земле. Сатору хватает крепче.

Наёмник видит слева белые штанины и чёрные лакированные туфли. Сукуна не стреляет, а проходит мимо.

— Живи пока, — снисходительно бросает он и хлопает рукой по согнутой спине Сатору. — Мне нравится, как ты кланяешься.

Годжо выпрямляется, пошатываясь от головокружения. Люди Махито и он сам стоят у кабины, Двуликий медленно идёт к ним. Или Сатору кажется, что медленно, потому что он, не давая себе выдохнуть, срывается с места и несётся ко входу в дом.

Позади, во дворе, остаётся Гето. И Годжо пытается не думать об этом. Крутит в голове заевшей пластинкой «Махито не убьёт Сугуру». Верит в это ровно настолько, чтобы не оглянуться назад — ни на грамм больше.

Этот страх затравленного зайца перед пастью борзой, который так ясно читался в каждом движении Гето, — открытие для наёмника. Он не ожидал. Не придумал, как помочь, и не успевает придумать сейчас. Отворачивается и оставляет Сугуру одного с чудовищем, телепатически посылая мысли о том, что обязательно вернётся и спасёт. Но сначала нужно помочь Кенто.

Помочь — ещё одно слово, в которое Годжо не верит. На деле он торопится проверить, жив ли Кенто и остальные.

Тяжёлая дверь поддаётся не сразу. Годжо влетает в неё плечом, толкает снова и снова. Потом вспоминает, что, когда выходил Сукуна, она открывалась в другую сторону. Под хохот Джого и Махито наёмник тянет ручку на себя.

Дом внутри огромный. Лестница наверх, ряд комнат справа и точно такой же слева. Сатору замирает на распутье. Голова до сих пор кружится, предметы меняют свою форму и цвет. Белый мрамор темнеет, текстурой напоминает дерево. Вместо золотых орнаментов под ногами ковры. В нос бьёт солёный запах моря. Он стоит в помещении, будто кто-то вывесил сушиться пляжные полотенца посреди гостиной. Сатору крутит головой, потому что там — да, где-то в глубине коридора справа — мелькает пушистый рюкзак. Звенят ракушки на браслете. Девичий смех.

Годжо кидается вперёд, влетает голенью в напольную вазу с цветком. Она трескается, чёрная земля расползается по полу. Сатору падает, но до жути медленно — он успевает увидеть тяжёлые и острые осколки, в которые вот-вот угодит раскрытой ладонью. Боль тоже прошибает тело с опозданием. Сначала — кровь. Красное течёт, и чтобы понять откуда, Сатору приходится привстать, растерянно усесться на грязном из-за земли полу и уставиться на свою руку. Из неё торчит осколок.

Да? Правда ведь торчит?

Годжо мотает головой.

Никакой разбитой вазы нет. Нет острых граней расколотой керамики. Это вообще чужая кровь. Она с бёдер и ключиц девочки, которую наёмник прижимает к себе, пытаясь согреть. На её глазах мутная корочка — хрупкая, как лёд на неглубокой луже. Его всего-то нужно растопить, чтобы Рико, как обычно, часто-часто заморгала, расплакалась от досады и попросилась к маме…

Сатору снова смотрит на свои руки. Большие, тёплые, покрытые кровью и грязью. В левую ладонь воткнут осколок, в правой крепко зажат ключ.

Годжо стискивает челюсти и, не выпуская ключ, достает из ладони керамический осколок. В этот раз боль отрезвляет. Перед наёмником снова белый мрамор, металлический запах крови вытесняет иллюзорный аромат моря, чутьё Сатору теперь однозначно говорит, что в коридорах дома он один.

Нужно торопиться.

Годжо, чувствуя, что остро нуждается в поддержке, твердит себе сам: «Всё получилось, скания у Сукуны, ключ у меня, Гето рядом». Но и эти мысли портит воспоминание о том, какое лицо было у Сугуру, когда Махито за волосы тащил его к фургонам грузовика.

Двери открываются одна за другой. Все они не заперты, поэтому дело идёт быстро. Сатору специально громко хлопает ручками о стены, зовёт: «Кенто! Мей! Утахиме! Тодо!». Тишина. Наёмник разворачивается и бежит в противоположный коридор. Слышит, как грузовик отъезжает от дома. Звука мотоцикла нет, значит Махито и Сугуру ещё во дворе. Значит, можно попробовать успеть — не дать длинноволосой гниде увезти Гето.

Годжо достаёт мобильный и, продолжая плечом выбивать двери, набирает номер Мегуми. Мальчишка, как его и просили вчера, сразу поднимает трубку.

— Сукуна возвращается на Сигонеллу, — хрипит Сатору. — Срочно сматывайтесь оттуда. Только не по главной трассе.

Короткое «да» — и Фушигуро бросает трубку. Это тоже успокаивает Годжо. Такая серьёзность показатель того, что пацан понимает, насколько мало у них времени. Агент прибудет на военную базу через три-четыре часа. Как раз столько ехать от Мессины до Катании…

Наконец-то запертая дверь.

Она в самом конце левого коридора, спрятана за раскидистой пальмой в горшке. Сатору едва не пропускает её, но в последний момент разворачивается и замечает, как сверкает позолота на ручке.