— Эй! — звонкий женский голос слышно и через закрытые двери. — Ты что творишь?!

Гето выходит вслед за Годжо и видит, что за шлагбаумом уже ждут Нанако и Мимико.

— Ты покалечишь Сугуру! — продолжает кричать Нанако, фотографируя Сатору рядом с машиной. — Я отправлю тебя и номера в полицию!

— Все хорошо, — примирительно поднимает руки информатор. — Нам надо было приехать быстро. Я сам…

— Попросил, — подхватывает Годжо, но снова не угадывает. Там было бы «виноват».

— Это Нанако, — кивает Гето на блондинку. — И Мимико, — на брюнетку. — Владелицы «N&M».

— Эн энд эм, — задумчиво тянет Сатору. Сугуру ждёт шуток про эмемдемс, но наёмник странно серьёзен. Он поправляет очки и поворачивается к Нанако. — Вы занимаетесь поставками еды в Сигонеллу, так?

— Именно, — девушка задирает нос, пренебрежительно глядя на Годжо.

— И к вам дней десять назад приходил Нанами Кенто? Нудный тип, который любит булочки.

— Синьор Кенто, — тихо откликается Мимико. — Да, он хотел открыть свою сеть в Сицилии.

— Что? — Гето бросает вопросительный взгляд на наёмника.

— Надо же, — поджимает губы тот и запускает руки в карманы. — Вот я и нашёл то, чего ты не знаешь, крысёныш. Пусть будет секретом.

Конечно, Годжо улыбается. Но Сугуру — он удивлён этим сам — замечает, что за привычной гримасой есть что-то ещё. Озадаченность, раздражение, досада?

Сугуру сопоставляет то, что ему известно. Вряд ли Кенто ездил к Нанако и Мимико, после того, как встретился с информатором в казино. Значит, до этого. А до этого…

— Стой, ты же не хочешь сказать, что…

Сатору отворачивается, будто не слышит вопроса.

— Ты въехал на территорию Сигонеллы на скании «N&M»? — Гето говорит и сам не верит своим словам.

— Так жарко, пойдёмте внутрь, — обмахивается ладонью Годжо.

— Ты был на стоянке, да? Там пробрался в грузовик? — никак не может остановиться информатор.

— Сугуру, вы?.. — обеспокоено начинает Мимико.

— Я — замечательно, — смеётся Гето. У него колит живот и слезятся глаза. Красное лицо Сатору, которое тот старательно отворачивает, делает только хуже. Если умереть от смеха реально — Сугуру сейчас умрёт.

— Ваша Сицилия — полное говно, — безрадостно сплёвывает наёмник. — В нормальной стране такого бы не случилось.

— Но это случилось, — передразнивает Гето, обходя Сатору так, чтобы видеть его недовольнее лицо.

— Красавица, нарываешься, — Годжо разворачивается сам и разминает кулаки. Развеселившийся Сугуру рукой растирает плечо. Но с места срывается Нанако и кидается на шею Гето. Её сестра подходит тоже, закрывает обоих собой.

— Не трогай его! — нервно тараторит Нанако. — Не подходи!

Что-то есть в её голосе, отчего Сатору останавливается. Отказывается от идеи шутливой потасовки. Поднимает руки и пожимает плечами.

— Синьорины, я пошутил. Я тоже люблю эту крыску, не волнуйтесь.

Но, кажется, это беспокоит Нанако и Мимико ещё больше. Они исподлобья смотрят на двухметрового мужика, безошибочно останавливая глаза на кобуре пистолета и ноже в голенище сапога.

— Сугуру?

— Да, девочки, он правда… Говорит правду, — вздыхает Гето, высвобождаясь из объятий Нанако. — Проводите нас к машинам, нам кое-что нужно.

Сёстры подхватывают Сугуру за руки с обеих сторон. Быстрыми шагами спешат ко входу в логистический центр. Дорожка узкая, и Годжо приходится плестись следом. Гето рад этому. В ушах звенит случайно брошенное «люблю».

***

Годжо вытягивает ноги и укладывает их на низкий стеклянный столик. Отодвинутая к краю пепельница опасно качается, но подоспевший Сугуру поправляет её коленом. Ставит рядом два бокала с тонкими ножками, задумчиво смотрит на большие ступни и скрещённые лодыжки, но — это отлично читается по лицу — думает «Хрен с тобой, Сатору Годжо» и не просит убрать ноги со стола.

— Белое, красное? — Гето спрашивает, возвращаясь на кухню к высоченному винному шкафу.

— Кислятина или компот? — передразнивает Сатору. — На твой вкус.

Лоджия, на которой двухметровый наёмник, столик и два стула еле помещаются, по итальянской традиции выходит на рыжеватую стену другого дома. За ним смотровая площадка, дальше — чтобы увидеть, нужно привстать и прищуриться — изогнутая полоска береговой линии и оранжевый закат. Сатору, как страус, вытягивает шею, чтобы краем глаза зацепить ту часть неба, где голубой переходит в жёлтый и красный. От этого вида дышится легче.

— В Исландии у меня огромная крытая лоджия. Там можно в футбол играть, — будто невзначай бубнит себе под нос Сатору, когда Гето возвращается с открытой бутылкой вина.

Чтобы пройти к своему плетёному стульчику, красавице приходится вытянуться по струнке, задержать дыхание и боком протиснуться между стеной, столиком и Годжо. Зато и сидит Сугуру близко. Всё ещё тёплый от первого весеннего зноя ветерок доносит до Годжо привычный шлейф тяжёлого парфюма — бинты и сладковатый гной. Гето небрежно поправляет волосы, укладывая их поверх спинки стула, — и запах усиливается. Он мерзкий и интимный, будто позвали смотреть на вскрытие.

— Конечно, в Исландии нужна крытая веранда. Там же постоянно холодно, — отстранённо отвечает Сугуру, пока подрагивающими руками опрокидывает бутылку над бокалом.

Годжо тянется вперёд и придерживает белую ладонь — помогает непутевому хозяину не пролить вино.

— Со мной не замёрзнешь.

Чёрные глаза выдают улыбку. Растянуть её на губах уставший за день информатор уже не может. Он просто искоса, из-под опущенных ресниц, смотрит на Сатору. Свет падает на Гето неудачно, он выглядит старше и бледнее, чем обычно. Красивое лицо расчерчивают глубокие синие тени, черты кажутся острее и жёстче.

— Я куплю обогреватель. И подумаю, нельзя ли как-нибудь ускорить глобальное потепление… — болтает Сатору, пока Сугуру цедит вино.

— Волнуешься? — информатор перебивает, откидывая голову на спинку стула.

Годжо мысленно возвращается к их плану.

— Нет, — всё настолько плохо, что волноваться об этой чуши не получается. — А ты?

— Мы недооцениваем Сукуну, — тихо говорит Гето и переводит взгляд на кусочек горизонта. Оранжевый превращается в алый.

— Он обычный человек, — лениво фыркает Сатору. — Все его переоценивают.

— Будь аккуратнее завтра, — Сугуру опускает руку вниз, открытой ладонью к Годжо. Тот тянется пальцами, чтобы обхватить, сжать и унять чужую дрожь, но в последний момент останавливается. Похлопывает по ножке стула, делая вид, что не замечает того, как сильно Гето ждёт прикосновения. Закат вдалеке становится всё ярче. Он красит белые дома в рыжий, широкими мазками раскидывает по ним тени, оставляя только электрический свет в чужих окнах. Шторы у сицилийцев не в ходу. Девушка в тонкой майке открывает окно, вставляет сигарету в губы и, уложив грудь на скрещённые руки, выдыхает дым в посвежевший вечерний воздух. Она далеко — не дом напротив, а тот что правее и ближе к набережной — поэтому Годжо не видит выражения лица. Но почему-то кажется, что сицилийка счастлива. Сзади к ней подкрадывается парень, выхватывает сигарету. Сатору будто бы может слышать, как звонко девушка заряжает ладонью по голой спине вора, как смеётся, когда он разворачивает фильтр к ней и предлагает затянуться с его рук. Простое, но недоступное счастье.

Годжо вздрагивает — идиллическую картину раскалывает телефонный звонок. Постукивает себя по бёдрам, чтобы найти мобильный, делает это так неаккуратно и нервно, что ногой всё-таки сбивает пепельницу. Ждёт, что сейчас Сугуру тяжело вздохнёт и отправит его за тряпкой. Но Гето занят. Отвечает на тот самый звонок.

— Что? — он хмурится, тени ползут по лицу, делая его ещё более отталкивающим. — Подо…

Сугуру ставит бокал на столик, весь подаётся вперёд, вытирая вспотевшую ладонь о колено.

— Зачем?.. — крысёныш не договаривает ни одной фразы, на другом конце его грубо обрывают снова и снова. Годжо вслушивается, но толку — говорят-то на итальянском.

— Да, — Гето сглатывает, толкает из себя это слово, будто оно строительной пеной царапает ему горло. — Я понял.