Светлые глаза Махито бегают от Гето к Сатору. Напуганный, он выглядит безумнее прежнего.
— Это всё его инициатива. Ты сам поймёшь. Он даже сейчас…
— Ты меня заебал, скучный, слизкий гад, — равнодушно качая головой в такт словам, произносит Сатору. — Если не скажешь, что ты сделал Сугуру, я выстрелю тебе в живот и оставлю умирать. А если выживешь, до конца жизни будешь и есть, и срать через трубочку.
В тишине шумно сглатывает Джого. Махито бьёт дрожь.
— Достаточно, — Гето наконец делает шаг вперёд. Кладёт ладонь на вытянутую руку Годжо и упрямо давит, пытаясь опустить. — Сатору, иди за мной.
Годжо убирает пистолет. Потом второй. Голос Гето имеет необъяснимую власть над ним.
Схватившись за живот, пытается отдышаться Махито. Джого матерится и никак не может нащупать винтовку.
Информатор разворачивается к дверям, зацепив пальцами рукав кардигана Годжо. Сатору не отстает, делает шаг почти одновременно с Гето, но почему-то ощущает: между ними раскалывается земля. Расходится пропастью. Даже движения Сугуру медленные и отрывистые, как у механической куклы. Спина прямая до сведённых друг к другу лопаток, голова неподвижно венчает шею.
Что-то не так.
Чтобы развеять сомнения, Сатору обвивает рукой торс Сугуру, притягивает к себе. Давится густым запахом парфюма. Годжо соскучился. И пусть Гето, как всегда, непонятный и совершенно неуместный. Таинственный, загадочный, колкий, как далёкая звезда. Говорят, когда видишь её летящей вниз, на деле она уже давно мертва. Сгорела дотла, продираясь через слои атмосферы. Может, Сугуру ночью отравил Сукуну. Или через своих людей без шума увёз грузовик с базы Махито. Придумал новый план. Сошёл с ума. И каким бы ни был ответ, Годжо пожимает плечами. Соглашается идти за Гето туда, куда он скажет.
— Давай я отстрелю ему ухо напоследок? — предлагает Сатору, кивком указывая на Махито.
— За мной, — заевшей пластинкой повторяет Гето.
— Мы их отпустим? — голос Джого.
— Подождём, — осторожно отвечает работорговец.
— Махито, тебе не простят, если ты вмешаешься, — чеканит Гето.
— Ну раз так… — мужчина поднимает руки к лицу, отступая на шаг в сторону. — Идите.
Наёмник теряет суть разговора. Он ждёт, что сейчас в наушнике заговорит Такума и объяснит новый план. Гето ведь наверняка связался сначала с ним. Гето точно позаботился о том, чтобы отряды Кенто и Тодо тоже ушли с базы. Гето обязательно…
Годжо останавливается. Спина Сугуру до сих пор гипнотический клубок Ариадны, убеждающий идти за ним. Но интуиция парализует ноги наёмника.
Снова, уже гораздо громче раздаётся в голове: что-то не так.
— Как ты вообще здесь?.. — начинает Сатору, но обрывает себя, потому что Гето оборачивается. Хочется попятится. Красивое лицо изуродовано решимостью: в нитку сжаты губы, сведены к переносице брови, лоб изрезан морщинами. Сугуру молчит.
И снова открывается дверь ангара.
Годжо рефлекторно хватается за пистолетную рукоять. Думает, что готов увидеть перед собой что угодно. Десяток вооружённых работорговцев. Полицейских. Военных. Да хоть пришельцев — зелёных и лупоглазых.
Но от представшего зрелища кишки скручиваются в узел.
Идеальная джентльменская укладка. Чёрные пряди, убранные от лица и закреплённые на затылке. Дреды в хвосте на макушке. Пепельная коса. Тупое белое каре-горшок. Розовые волосы и чёрные виски.
Кенто, Утахиме, Мей, Тодо, Ураюме и Сукуна.
Двуликий ведёт Нанами перед собой. Расслабленно, с лёгким наклоном вбок выцеливает дулом кольта сонную артерию за воротником безукоризненно выглаженной рубашки. Мей без своей «пилы». Ураюме держит её руки за спиной, тычет в поясницу своей пушкой. Вокруг «самураев» толпа незнакомых людей. Все вооружены. Пулемёты, винтовки, пистолеты — целый арсенал. В ангаре становится тесно.
Годжо хочет вдохнуть, но воздух не идёт дальше горла. Сзади копошатся Махито и Джого, достают своё оружие.
— Так и знал, что испортит сюрприз, — ложно-раздосадованный шёпот работорговца звенит по ангару.
Годжо не до него. Он оценивает шансы. Делает шаг к информатору, освобождает вторую руку из его хватки.
— Сугуру, — произносит наёмник очень тихо, стараясь не шевелить губами. — Когда начнётся — уходи отсюда. Беги, ползи…
— Крыса, — голос Двуликого низкий и гортанный, алые глаза останавливаются на Гето.
Сатору группируется, словно большая кошка перед прыжком. Закрывает собой красавицу.
— Твоя работа окончена. Вали. Машину найдёшь у ангара.
Сатору вздрагивает от щелчка. Это сустав пальца. Рука, стиснутая в кулак, сдавила его слишком сильно.
— Что? Ах ты!.. — Утахиме первой вскрикивает, кидается вперёд, забывает про то, что её держат. Грязная рука зажимает рот.
— Ха-ха, — вырывается у Годжо. Он поворачивает голову к Сугуру. Замирает.
Информатор не отрывает взгляда от Сукуны. Слышен тихий звук, с которым отрываются друг от друга пересохшие губы. Голос ещё тише:
— Убьёте его здесь? — Сугуру говорит с Двуликим.
Сзади хохочет Махито.
Сатору — рыбка в аквариуме. Все голоса — через слой стекла. В ушах давление, какое бывает под толщей воды. Рвутся барабанные перепонки. Трещит грудная клетка.
— Попроси хорошенько, и босс оставит тебе игруш… — далеко-далеко веселится Махито.
— Завали ебало, — Сукуна обрывает громче, стекло перед Годжо даёт трещину. Сугуру рядом вздрагивает, хотя слова брошены не ему. — Крыса, что-то не так?
Годжо близоруко щурится, чтобы разглядеть лицо наркобарона. Вместе со слухом подводит зрение. Участливый оскал на татуированном лице двоится, оправдывая прозвище Сукуны. Сатору давит ладонью на висок — вытеснить бы этот гул, он мешает, от него всё путается.
— Ты объяснил, почему его, — Двуликий небрежно указывает кольтом на Годжо, — нельзя было трогать на Сигонелле. А сейчас? Скажешь мне, — акцент на этом слове электризует воздух, — что «его нельзя убивать»?
У Годжо вспышкой чернеет перед глазами. Аквариумное стекло лопается. Осколками внутрь. Слабеют колени. Тошнит до кислого жжения в глотке. Сатору узнает слова. Вспоминает голос, который слышал на Сигонелле. Запись, прокрученную десяток раз. Там мешали помехи и стучащее сердце. Но теперь, после слов Сукуны, Годжо узнает фразу — она принадлежит Гето. Сугуру был там, на военной базе, в логове Двуликого. Сейчас он здесь, а вместе с ним Сукуна и взятые в заложники Кенто, Мей, Аой и Утахиме. Где остальные — вспыльчивая Май, страшненький Камо, девчонка с белыми хвостиками — Сатору не хочет думать.
— Хочешь сохранить своё место — вон, — не дожидаясь ответа, продолжает Сукуна. — Убирайся.
— Господин Сукуна свяжется с тобой позже, — добавляет Ураюме.
Сатору всё ещё смотрит на Сугуру. Его друзья в заложниках, у них кровь на лицах и пушки под рёбрами, а наёмник, как полнейший идиот, продолжает пялиться на Гето. Ждёт объяснений. Оправданий. Смеха над словами Сукуны.
Но Сугуру Гето кивает.
«Вот, значит, почему он тогда не схватил Ураюме», — отложено и сдавлено, будто это чужие мысли, всплывает воспоминание о беготне по улицам Таормины.
Рвано дышит Кенто, он тяжело ранен. Нанами никогда не даётся в руки врага без боя. Пособники Сукуны висят на мускулистом Тодо как гиены на льве. Мей без любимого оружия выглядит жалкой и уставшей. Белая коса перепачкана кровью.
— Ты, — со свистом втягивает воздух Годжо, обращаясь к Гето. Тот отступает на шаг назад, путаясь в широких длинных штанинах. Выставляет руки вперёд, будто может закрыться от пули.
Звук выстрела заставляет дребезжать тонкие стены ангара.
Глухо стонет Кенто. Годжо возвращает взгляд на него ровно в тот момент, когда пуля, выпущенная Сукуной, дробит плечо Нанами. Под бронежилетом тёмным мокрым пятном расползается кровь. Сатору делает неосознанный шаг вперёд. За спиной взводит курок Махито, грузно укладывает на плечо винтовку Джого. Убегает Сугуру Гето. За ним хлопает жестяная дверь ангара. Его провожают слова Махито: «Отличная работа!»