— Отпусти, — раздражение не получается сдержать, Сугуру нервно смахивает горячую руку с плеча. — Мне жарко.

Надо бы заткнуть уши, пока они не свернулись от очередной пошлой шутки.

— Жарко?

Так они все и начинаются. «Конечно, я ведь чертовски горяч», «ты плавишься рядом со мной, как пломбир, детка» и ещё сотня способов заставить Гето пожалеть, что он сегодня завтракал.

Ледяные капли иглами втыкаются в кожу. Шифон блузки легко поддаётся: сразу промокает, никак не защищает кожу от холода. Годжо набирает в свободную ладонь новую порцию солёной воды и рывком отправляет её к Сугуру. Мороз достаёт до разогретой шеи.

— Ты совсем…

Гето не успевает договорить, потому что идиот снова колотит по воде. В этом месте её до середины бедра, поэтому брызги легко взлетают к самому лбу Сугуру.

— Конченый! — рычит Гето и диагональю зачерпывает ледяную воду, посылая струи к гогочущему придурку.

Тот с готовностью подставляется под холодный фонтан. Трясёт пустой башкой, снова тянется вниз.

— Что вы устроили? — долетают слова Нанами. Обречённые нотки в них слышны как сквозь подушку, потому что капли затекают в ушные раковины.

И Гето с готовностью поворачивается на голос разума. Сугуру готов прекратить и остаток пути пройти мокрым и злобным, стараясь держаться подальше от идиота, у которого вместо мозгов желе — вроде тех медуз, что появятся у берега через пару месяцев. Гето делает шаг к Кенто, преодолевая сопротивление воды. Но другая сила — бестолковая и беспощадная — тянет его назад. Цепкая рука, схватив за плечо, заставляет обернуться, а потом и потерять равновесие. Гето летит вниз. Перед ним — ублюдская и абсолютно счастливая улыбка. Годжо спиной падает в море и тащит за собой Сугуру, крепко прижимая к себе.

Вода холодная до конвульсий. Все ёбаные пятнадцать градусов. Сердце сокращается, решив за секунду отмерить удары лет на пятьдесят вперёд. Тело прошибает дрожью, лёгкие просят воздуха, и Гето чудом избегает судорожного вдоха.

Надо срочно выныривать. Об этом трубят инстинкты, этого требуют рефлексы и банальный здравый смысл. Но перед Сугуру широко распахнутые восторженные глаза нашалившего ребёнка. Такие голубые, что по коже повторно проходит разряд мурашек. Лазурнее воды на побережье лучшего курорта Италии. Аквамариновее, блять, аквамарина.

— Вы больные. Оба, — это первое, что слышит Гето, когда Сатору выталкивает его на поверхность. Они распугали всех рыбок Утахиме.

— Пока нет. Но, кажется, будем, — у Годжо зуб на зуб не попадает, но он скалится, растягивая посиневшие губы. — Чего сидишь? Побежали!

За руку дёргает Сугуру, поднимая его с колен. Хватает покачивающиеся на волнах очки и ботинки. Тянет Гето с силой и напором паровоза, заставляя бежать к острову. Перед глазами всё плывёт. Кислорода мало, ноги заплетаются, впереди мельтешит белый затылок. Вырвать ладонь невозможно, её будто сжимают клещами.

— Ты чокнутый, — Сугуру тратит последний воздух на ругательства. — Абсолютный идиот. Придурок. Безмозглый кусок дерьма.

— Есть те, что с мозгами?

— А?

— Есть дерьмо с мозгами?

Наконец, под ногами нагретый солнцем песок. Гето тут же пользуется этим и пинает Сатору под зад. Онемевшие конечности не слушаются, Сугуру валится на землю. Пытается отдышаться.

— Нет времени лежать, раздевайся.

— Иди к чёрту, — отмахивается Гето из последних сил; пытается удержать брюки, из которых деятельная сволочь его вытряхивает. Тот вместо них принимается за верх: распускает шнурованные ленты на спине и тянет мокрый шифон.

— Ты простудишься, если не снять одежду, — не унимается ублюдок.

— Займись собой.

— У меня крепкий иммунитет. Я давно живу в Исландии, — сукин сын всё-таки стаскивает блузку и продолжает болтать, будто рассказывает сказку. — У нас там холодно. Как-нибудь слетаем. С мамой познакомлю. Она сразу тебе всучит тёплые свитера, шарф и шапку. Потому что тощий и бледный. Точно мерзляк.

Сугуру сопротивляется вяло. Мозгами он понимает, что одежду нужно снять, но остатки достоинства советуют ему биться на смерть. Задушить лентами несносного Годжо, который деловито спасает того, кого сам же чуть не утопил.

— Господи, катись к чертям, — стонет Гето.

Сатору раскладывает по груди тёплые камни. Точно как в методичке по оказанию первой помощи при переохлаждении.

— Я вчера не заметил пирсинг, — палец поддевает серёжку на соске.

— Блять, кто-нибудь, уберите его, — шепчет Гето.

Он разлепляет веки и видит нависшую над ним тварь. От асфиксии и озноба галлюцинации усиливаются: Годжо с мокрыми сосульками белых волос ангельски прекрасен. Но Сугуру эрудированный. Знает, что самым красивым ангелом был Люцифер.

Нагретые солнцем камни распространяют по телу приятное тепло. Оно быстро справляется с последствиями минутного погружения в холодную воду. Мешают только прилипшие ледяной тряпкой к ногам брюки и влажный пучок на голове. Сугуру садится на песке, распускает волосы: по плечам бьёт противная мокрая тяжесть.

— Годжо.

Кенто и Тодо с Иори добираются до берега. Тень Нанами падает прямо на торс Гето, с которого все камни сползли вниз. Грудь снова пробирает гаденький холодок.

— И синьор Сугуру.

— Всё в порядке, мы быстро высохнем на солнце, — отвечает тот самый синьор. Синьор-помидор, потому что краска вспыхивает на щеках от взгляда Кенто: сверлящего, жуткого и ледяного, как морская вода в конце апреля. Перед таким Нанами кто угодно почувствует себя нашкодившим первоклассником.

— Где флаер? — спрашивает Кенто, и в голове Гето само собой всплывет продолжение: «сука, нахуй, блять».

— Разве он не у Утахиме? — отзывается Сатору, расслабленно усевшийся на одном из валунов.

Иори, которую Аой поставил на землю, складывает руки на груди.

— Я вчера отдала его тебе, — кивает на Годжо.

— Он лежит в рюкзаке, — произносит Кенто, показывая, что первый вопрос был риторическим и требовал не ответа, а раскаяния. — Внешний карман.

Сугуру переводит взгляд на бесформенную потемневшую массу синтетики. Рюкзак валяется на берегу вздувшимся утопленником. Под ним растекается лужа морской воды, её быстро впитывает песок, но пятно всё равно выдаёт то, насколько вещь мокрая.

— Точно, — Годжо как ни в чём не бывало ногой пододвигает рюкзак к себе. Открывает замок наружного кармана, вытаскивает листовку. От влаги она волнистая и мягкая. — Вот, с ней всё отлично.

— Там на обратной стороне печать, — Сугуру очень не хочется это говорить, но по-другому не выйдет. — На катер пускают только с ней.

Сатору без колебаний переворачивает флаер. Его спокойствию можно позавидовать. Рядом с Нанами, от которого фонит гневом, как радиацией от повреждённого атомного реактора, такое присутствие духа — подвиг.

— Ну… Видно, что печать здесь была.

— Годжо.

Кенто забирает листовку.

— Что там? — приглядывается подошедшая Утахиме. Тодо с интересом смотрит из-за спины.

— Сугуру, проверьте.

На песок падают камни. Гето, поднимаясь, скручивает волосы в жгут и укладывает его себе на плечо. Пряди слипаются от морской соли, становятся жёсткими и шершавыми. Думать об этом некогда. Кенто стоит в двух шагах, протягивая листовку. Сугуру берёт её в руку и видит то, о чём снова очень не хочет говорить. Рядом тут же оказывается Сатору. Тыкается своим острым подбородком прямо в ключицу Гето, специально пригнувшись, чтобы это провернуть.

— Да всё с ней хорошо.

Сугуру сглатывает.

— Нет. Чернила печати поплыли. Нас могут не пустить.

— Серьёзно? — Иори плюхается на землю. — Эй ты! Ты правда лучший? Почему тогда вечно творишь такую дичь?

Рядом с ней на песок опускается Нанами.

— После этой миссии я уйду в отставку…

Впервые его тон мечтательный. Но почему-то это пугает только больше.

— Дружище, что будешь делать? — спрашивает Тодо, ясно обозначая, что и с мокрой листовкой, и с потенциально сорванной встречей «делать что-то» придётся именно Годжо.